– Он просто жутко благородный, – прошептала я маме.
Я же никогда прежде не встречала никого из мужей Высокогорья, кто сбривал бы большую часть бороды, оставляя лишь маленький красивый треугольничек, такой, словно человек сам провел себе по подбородку пальцем в угольной пыли.
– А как он говорит! – Матушка улыбнулась:
– Ты еще узнаешь, что высокогорцы не такие уж дикари и говорят по-человечески, а не рычат по-звериному.
– А вот Каллан больше молчит, – пробормотала я.
– Да, он не мастер говорить… – сказала она. Но все равно улыбнулась, потому что, когда нужно, Каллан мог быть настоящим высокогорцем.
– Мадемуазель! – окликнул меня Ивайн, мало-помалу опередивший нас футов на шестьдесят. – Не может ли пони бежать немного быстрее? Ведь дамам лучше вернуться домой до темноты…
– Может-то он может! – закричала я в ответ. – А что сделаешь, если на него лень нападет?
Серый пони Дебби-Травницы мог целый день трусить, ничуть не упрямясь, но стоило поторопить его, как он начинал упрямиться. Я сжала его бока ногами, и он тут же начал раздраженно прясть ушами и взмахивать хвостом, переходя на ленивую рысь, пока мы не догнали Ивайна и его огромного Гнедого.
Пока солнце поднималось, держались направления на восток. «Хоть один раз день без дождя, тумана или хлещущего ветра», – подумала я, постепенно забывая Давина и свое дурное настроение.
Правда, Серый Дебби-Травницы не был статным сказочным красавцем, но все равно славно было скакать погожим днем навстречу чему-то не очень серьезному, особенно когда вспоминалось, что дома нынче был бы День великой стирки.
Я никогда не бывала на Хебрахской мельнице, но там явно бывала матушка, и лишь только Ивайн захотел объехать каменистую гряду на востоке, она придержала Кречета.
– Разве нам не на запад? – обогнув Кеммерский сеновал, спросила она.
– Из-за дождя и тающего снега вода на Кеммерском водопаде поднялась так высоко, – пояснил Ивайн, – что я не желаю рисковать вашей безопасностью, высокочтимые дамы! Этот путь чуть длиннее, но зато брод здесь намного лучше.
И чего он снова: «дамы, дамы»! Мужчины, верно, тоже могут утонуть? Но матушка только кивнула, предоставив ему осуществить свою волю.
Здесь было красиво. Дорога вела вдоль берега узкого блестящего озера, по обеим сторонам которого высились крутые, поросшие березками скальные откосы. Воды были так тихи, что серые скалы, светло-зеленая листва и черно-белые стволы деревьев покоились на темной глади вод, будто совершенные по своей красоте зеркальные отражения.
Мимо, оставив за собой на воде зыбкий след, скользнула лысуха, а зеркальное отражение, покачавшись, рассыпалось и исчезло, но вскоре отчетливо резко и точно возникло вновь, да так, что, быть может, трудно было увидеть разницу между картиной суши и ее отражением в воде. Пока я глядела на зеркало вод, мне внезапно почудилось, будто я вижу мелькание тени – человека или крупного животного. Когда я, вытянув шею, уставилась на откос справа от нас, я не смогла ничего разглядеть, лишь серая тень мелькнула среди деревьев.
– Там что-то есть, – сказала я. – Наверху на крутизне кто-то скрывается.
– Я хорошенько разглядел, – ответил Ивайн. – Это всего-навсего фазан!
Тут я поняла: что-то неладно. Будь там наверху что угодно, но это не фазан… И внезапно возникло ощущение того, что, пустившись в путь без Каллана, мы двигаемся совсем не туда, куда нам надобно, да еще с человеком, которого не знаем.
– А теперь, дамы, в путь! – подбадривая нас, сказал Ивайн. – Солнце встает, а похититель, укравший овец, ждет нас!
Но я придержала Серого, а матушке с Кречетом мимо нас было никак не пройти, так как тропа оказалась необычайно узкой.
– Дина, поезжай же!
– Повернем назад! – тихо сказала я матушке. – Никакой это не фазан!
Год назад она наверняка сказала бы: «Болтовня! Пустое!» – и поскакала бы дальше. Но все это осталось в прошлом. Теперь мы были настороже. Не произнеся ни слова, матущка повернула коня и помчалась галопом назад по той самой дороге, по которой мы ехали сюда. Серого не пришлось долго понукать, чтобы он последовал за Кречетом, – ведь путь лежал домой…
Я бросила быстрый взгляд через плечо как раз в ту самую минуту, когда Ивайн обернулся и обнаружил, что две послушные дамы больше его не сопровождают. Он не крикнул «Стой!», или «Подождите!», или какие-то слова, которые следовало бы ожидать. Видно было, что на миг он впал в ярость, но затем, засунув два пальца в рот, пронзительно свистнул.
В кустах на откосе что-то захрустело и заколыхалось, и раздался крик. Как хотите, но фазаны так не кричат!
– Скачи! – закричала матушка. – Скачи изо всех сил! Как можно быстрее.
Кречет послушно рванулся с места, Серый без понуканий помчался за ним, но ему было не угнаться за длинноногим жеребцом. Я уже слышала топот копыт совсем близко за спиной, и вот Гнедой нагнал моего Серого, так что пони споткнулся и я чуть не упала. Ивайн нагнулся и схватил Серого за узду. Он заставил обеих лошадей повернуться так, что они встали прямо поперек тропы, уткнувшись мордами в горный склон, а задами – к озеру.
– Остановись, Пробуждающая Совесть! – крикнул Ивайн вслед матушке. – Твоя дочь в наших руках!
Мама так круто сдержала Кречета, что он чуть не упал на колени. Повернувшись, она поглядела прямо на Ивайна… Глаза потемнели от ярости.
– Что ты за человек? – заговорила она тем самым голосом, голосом Пробуждающей, что вонзается в людскую совесть.
– Стреляй, черт побери! – закричали наверху в кустах, и внезапно что-то прозвучало в воздухе… Звук был не то свистящий, не то поющий, и матушка вдруг обессиленно рухнула на шею Кречета. Нечто длинное и черное торчало из ее плеча.
«Они подстрелили мою маму! Они подстрелили мою маму!»
Сначала я не могла думать ни о чем другом. Кречет неуверенно затрусил дальше, сделал рысью несколько шагов, но тут же остановился. Один из притаившихся в засаде, вынырнув из кустарника, скатился вниз на тропку и направился к нашему гнедому мерину.
Тогда я повернулась к Ивайну. Взгляд матушки сразил его, и он, потрясенный, по-прежнему сидел в седле. Меня осенило: надо его доконать.
– Что ты за человек, коли приносишь зло женщинам и детям! – прошипела я в ярости и страхе, и голос мой зазвучал именно так, как нужно, и он тут же съежился, выронил поводья Серого и схватился за лицо так, будто я плеснула ему в глаза уксусом. Я выхватила висевший у пояса нож и двумя быстрыми ударами рассекла узду мерина. Потом ударила его изо всех сил по морде.
Он испуганно отпрянул, ступив задней ногой за край крутого берега и борясь, чтобы не рухнуть туда. Ивайн схватил поводья, но это, увы, не помогло. В ту самую минуту, когда Гнедой снова обрел почву под ногами, я пырнула его в ляжку ножом, и этого хватило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60