ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Я чувствовала, что новое тысячелетие принесет мне немало радостей. Фильм по моему сценарию готовился к запуску в производство. Мой вариант статьи «Любить толстушку» вышел в ноябрьском номере вместо рубрики Брюса. Ответственный секретарь сообщила мне, что такой лавины откликов они никогда не получали. Все женщины, которые ощущали себя слишком толстыми, слишком маленькими, слишком страшными или странными, чтобы соответствовать господствующим в обществе стандартам, хвалили мое мужество, порицали эгоизм Б., делились собственными историями о том, каково быть нестандартной женщиной в Америке, и слали наилучшие пожелания крошке Джой.
– Это что-то невероятное, – говорила ответственный секретарь, описывая мешки почты, а также детские одеяла, детские книжки, плюшевых медвежат, иконы и счастливые талисманы, которые присылали в «Мокси». – А вы не думали о том, чтобы писать нам постоянно? – Она уже все спланировала, им нужны ежемесячные донесения с фронта, который держит мать-одиночка, события в моей жизни и жизни Джой. – Я хочу, чтобы вы писали нам, каково это – жить в вашем теле: работать, ходить на свидания, сочетать встречи с друзьями с материнскими обязанностями.
– А как насчет Брюса? – спросила я. Я пришла в восторг от предложения сотрудничать с «Мокси» (и восторг этот только увеличился, когда мне сказали, сколько будут платить), но мысль о том, что мои статьи каждый месяц будут появляться рядом со статьями Брюса, в которых он будет делиться с читательницами подробностями своей сексуальной жизни, а я – рассказывать о смене подгузников и примерке купальника, не радовала.
– Контракт с Брюсом на следующий год не продлен, – отчеканила она. Меня это более чем порадовало, и я тут же согласилась на все ее условия.
Декабрь я провела, обустраиваясь в новой квартире и в новой жизни. Не напрягалась. Проснувшись утром, одевалась сама, одевала ребенка, брала Нифкина на поводок сажала Джой в коляску и шла в парк, сидела на солнышке. Нифкин играл с теннисным мячом, соседи любовались Джой. Потом я встречалась с Самантой, чтобы выпить кофе, привыкала быть на публике, среди автомобилей, автобусов, незнакомцев, всего того, чего научилась бояться, когда Джой очень уж резво ворвалась в этот мир.
Попутно я нашла себе психотерапевта: милую женщину в возрасте моей матери, располагающую к себе, с неисчерпаемыми запасами бумажных салфеток, которая совершенно не обеспокоилась тем, что первые две сессии я плакала без остановки, а на третьей рассказала, как отец любил меня и как я обиделась на него за то, что он нас бросил, вместо того чтобы вести речь о более насущных проблемах.
Я позвонила Бетси, моему редактору, и мы договорились о том, что я буду принимать участие в некоторых больших проектах, работая в основном дома. Я позвонила матери, и мы четко условились: я и Джой приезжаем на обед каждую пятницу, ночуем дома, а утром идем плавать в Еврейский центр. Джой совершенно не боялась воды, плескалась, словно маленькая уточка.
– Я ничего подобного не видела, – скрипела Таня, глядя, как Джой молотит ручонками по воде, в очаровательном розовом купальнике с оборочками на попке. – Она будет плавать как рыба.
Я позвонила Одри и извинилась... ну, насколько смогла, в коротких промежутках между ее извинениями. Она извинялась за поведение Брюса, за то, что он не поддержал меня, а больше всего – за свое неведение, потому что иначе она заставила бы его вести себя как должно. В чем, конечно же, не преуспела бы. Нельзя заставить взрослого человека делать то, что он не хочет делать. Но этого я ей не сказала.
Зато сказала, что буду горда, если она сыграет свою роль в жизни Джой. Она спросила, очень нервно, не собираюсь ли я позволить Брюсу принять участие в судьбе Джой. Я ответила, что нет, но добавила, что жизнь не стоит на месте и многое меняется. Годом раньше я не представляла себя с ребенком на руках. Так что кто знает? Может, через год Брюс придет на бранч или на велосипедную прогулку и Джой будет звать его папой. Все возможно, не так ли?
Брюсу я не позвонила. Думала и думала насчет этого, обсасывала со всех сторон и в конце концов решила, что не могу. Я по-прежнему слишком сильно злилась на него. Поэтому оставалось лишь надеяться, что со временем злость эта поутихнет.
– Так ты с ним вообще не говорила? – спросил Питер, шагая рядом со мной. Коляску Джой мы катили вместе.
– Ни разу.
– И ничего о нем не слышала?
– Да нет... что-то слышала. Система очень сложная. Одри говорит матери, мать – Тане, Таня – всем остальным, в том числе и Люси, которая обычно и вводит меня в курс дела.
– И что ты об этом думаешь?
Я улыбнулась ему под потемневшим от туч небом.
– Вопросы у тебя, как у психоаналитика. – Я глубоко вдохнула и выдохнула облачко серебристого пара. – Поначалу было ужасно, да и сейчас больно, если я иногда вспоминаю о нем.
– Но только иногда? – Голос Питера звучал очень мягко. Я вновь улыбнулась:
– Все реже и реже. – Я положила ладонь на его руку, он сжал мне пальцы. – Все меняется, знаешь ли. Это главный урок, почерпнутый мной из психотерапии. А то, что произошло, вернуть уже невозможно. Повторов не бывает, в одну реку нельзя войти дважды. И тебе остается только тоже меняться. И волноваться можно лишь об одном – как ты позволишь этим изменениям воздействовать на тебя.
– И как ты собираешься отреагировать на эти перемены? Я искоса посмотрела на него.
– Ты очень настойчив.
– На то у меня есть важные причины.
– О?
Питер откашлялся.
– Я задаюсь вопросом, а не могла бы ты... рассмотреть мою кандидатуру?
Я вскинула голову.
– На должность домашнего диетолога?
– На должность кого-то домашнего, – пробормотал он.
– А сколько тебе, кстати, лет? – поддела его я. Этой темы мы никогда не касались во время наших походов по книжным магазинам, на побережье, в парк.
– А сколько бы ты мне дала?
Я честно ответила себе на этот вопрос, потом сбросила пять лет.
– Сорок? Он вздохнул:
– Тридцать семь.
Я так изумилась, что даже не смогла этого скрыть.
– Правда?
Его голос, обычно такой густой, такой уверенный, дрогнул.
– Наверное, дело в том, что я очень высокий... и волосы у меня начали седеть в восемнадцать... и, знаешь, профессора всегда кажутся старше...
– Тебе тридцать семь?
– Хочешь взглянуть на мое водительское удостоверение?
– Нет-нет, я тебе верю.
– Я знаю, – он вздохнул, – знаю, что все равно для тебя староват и, наверное, не очень-то тебе подхожу.
– Не говори глупостей...
– Я не красавец и не слишком шустрый, – он посмотрел себе под ноги, – скорее медлительный.
– Особенно теперь, с «расколотой голенью», – пробормотала я.
– И я... хочу сказать, я действительно...
– Мы перешли к эмоциональной части презентации?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104