Вы можете спросить, как же его звали до того, как он перенес Христа через реку. Но его никак не звали, поскольку это апокриф, а апокриф – тоже ложь.
Мать говорила, что Кристофер – чудесное имя, потому что оно обозначает историю о том, как быть добрым и помогать другим. Но я не хочу, чтобы мое имя обозначало историю о том, как быть добрым и помогать другим. Я хочу, чтобы мое имя обозначало меня.

31
Было 1.12 ночи, когда отец приехал в полицейский участок. Я не видел его до 1.28, но я знал, что он там, потому что слышал его голос.
Он кричал: «Я желаю видеть своего сына!» И еще: «Какого дьявола вы его заперли?» И еще: «Да, я чертовски зол».
В 1.28 полицейский открыл дверь камеры и сказал, что ко мне пришли.
Я вышел. Отец стоял в коридоре. Он поднял правую руку и развел пальцы в стороны. Я поднял левую руку и тоже растопырил пальцы. И мы соприкоснулись подушечками. Мы так делаем, потому что иногда отец хочет меня обнять, но я не люблю, когда меня трогают, поэтому мы немножко касаемся друг друга, и это обозначает, что отец меня любит.
Потом полицейский велел нам пройти по коридору в другую комнату. Там стоял стол и три стула. Он сказал, чтобы мы сели с дальней стороны, а сам сел напротив. На столе лежал диктофон, и я спросил, значит ли это, что он будет допрашивать меня и записывать показания.
Он ответил:
– Думаю, в этом нет необходимости.
Он был инспектором. Я это понял, потому что он не носил униформы. И у него было очень много волос в носу. Казалось, будто у него в ноздрях прячутся две маленькие мышки
.
Он сказал:
– Я поговорил с твоим отцом, и он утверждает, что ты не нарочно ударил полицейского.
Я ничего не ответил, потому что это не было вопросом.
Инспектор спросил:
– Ты намеренно ударил полицейского?
Я сказал:
– Да.
Он скривил лицо и сказал:
– Но ты не хотел причинить полицейскому вред?
Я подумал и ответил:
– Нет. Я не хотел причинять ему вред. Я просто хотел, чтобы он перестал меня трогать.
Тогда он сказал:
– Ты знаешь, что нельзя бить полицейских, не так ли?
Я сказал:
– Да.
Он помолчал две секунды, а потом спросил:
– Это ты убил собаку, Кристофер?
Я сказал:
– Я не убивал собаку.
Он спросил:
– Ты знаешь, что нельзя лгать полицейскому, а если ты станешь это делать, то у тебя будут очень серьезные проблемы?
Я сказал:
– Да.
А он спросил:
– Может быть, ты знаешь, кто убил собаку?
Я сказал:
– Нет.
Он сказал:
– Ты говоришь правду?
Я ответил:
– Да. Я всегда говорю правду.
И он сказал:
– Ладно. Я собираюсь вынести тебе предупреждение.
Я спросил:
– Оно будет написано на листке бумаги и я смогу носить его с собой?
Он ответил:
– Нет, предупреждение означает, что мы запишем все, что произошло: что ты ударил полицейского, но это была случайность и ты не собирался причинять ему вред.
Я сказал:
– Но это не было случайностью.
А отец сказал:
– Кристофер, я тебя умоляю.
Инспектор закрыл рот, громко подышал через нос и сказал:
– Если ты опять попадешься, мы извлечем эту запись и увидим, что тебе уже было сделано предупреждение. И тогда у тебя будут гораздо более серьезные неприятности. Ты меня понимаешь?
Я ответил, что все понимаю.
Потом он сказал, что мы можем идти, и открыл дверь.
Мы вышли в коридор и вернулись к первому столу, где я оставил мой армейский нож, кусок веревки, деталь деревянной головоломки, и 3 шарика крысиной еды для Тоби, и мои 1,47 фунта, и ключ от входной двери. И все это было уложено в пластиковый пакет. Потом мы вышли на улицу, сели в машину отца, которая была припаркована снаружи, и поехали домой.

37
Я никогда не лгу. Мать говорила, это потому, что я хороший человек. Но это вовсе не потому, что я хороший человек. Я просто не могу лгать.
Мать была невысокой, и от нее очень приятно пахло. Она иногда носила шерстяную кофту с молнией впереди. Кофта была розовой, а на левой стороне груди у нее находился маленький лейбл с надписью:
«Berghaus».
Ложь – это когда ты говоришь, что было что-то такое, чего на самом деле не было. Но речь идет только об одной вещи, которая происходит конкретном месте в конкретное время. А ведь есть неопределенное число вещей, которые не случились в этом месте и в это время. И если я думаю о чем-то, чего не случилось, я начинаю думать и об остальных вещах, которые тоже не случились.
Например, сегодня утром я съел готовый завтрак и выпил немного малинового молочного коктейля. Но если я скажу, что на завтрак у меня были шоколадные подушечки и чашка чаю
то начну думать о кукурузных хлопьях, и о лимонаде, и о картошке, и о «Докторе Пеппере», которых тоже не было. Потом я подумаю о том, что я не завтракал в Египте, и в комнате не было носорогов, и отец не носит водолазный костюм, и так далее. И даже один только факт, что я сейчас это все пишу, пугает меня так, что я начинаю дрожать. Это так, будто я нахожусь на вершине очень высокого здания, а внизу, подо мной, – тысячи домов, и машин, и людей. Я вижу это все разом, и это переполняет мою голову, и оттого я боюсь, что позабуду стоять прямо и держаться за перила. А тогда я упаду вниз и погибну.
И это еще одна причина, почему я не люблю вымышленных романов. Они рассказывают о вещах, которых никогда не происходило, и от этого мне делается страшно, и я начинаю дрожать.
Вот почему все, что я здесь написал, – правда.

41
Когда мы ехали домой, небо было затянуто облаками, и потому я не видел Млечного Пути.
Я сказал: «Извини меня», – потому что отцу пришлось ехать в полицейский участок и это было очень плохо.
Он ответил:
– Все в порядке.
Я сказал:
– Я не убивал собаку.
А он сказал:
– Я знаю.
Потом он еще сказал:
– Кристофер, ты не должен влипать в неприятности, понимаешь?
Я ответил:
– Я не знал, что попаду в неприятности. Я люблю Веллингтона и пришел с ним поздороваться. Я не знал, что его кто-то убил.
Отец сказал:
– Просто не суйся в чужие дела.
Я подумал об этом немного и сказал:
– Я собираюсь выяснить, кто убил Веллингтона.
А отец сказал:
– Ты слышал, что я тебе велел, Кристофер?
Я ответил: – Да, я слышал, что ты мне велел, но, когда кого-то убивают, надо выяснить, кто это сделал, и наказать его.
А он сказал:
– Это всего лишь собака, Кристофер. Всего лишь собака, черт побери!
Я ответил:
– Собаки тоже важны.
Он сказал:
– Оставь.
А я сказал:
– Я хочу знать, выяснит ли полиция, кто его убил, чтобы наказать этого человека.
Тогда отец ударил кулаком по рулю, и машина от этого вильнула и заехала на разделительную линию. А отец закричал:
– Я сказал, оставь это! Бога ради.
Поскольку отец кричал, я понял, что он сердится. А я не хотел его злить и поэтому ничего больше не сказал до самого дома.
Когда мы вернулись в дом, я прошел на кухню и взял морковку для Тоби. Потом я поднялся наверх, закрыл дверь своей комнаты, выпустил Тоби и дал ему морковку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47