кусок туземного хлеба величиною с кулак, калабассу с водой, комок красной глины, измельченной в порошок и затем замешанной в тесте, и несколько сухих листьев растения, «которое здесь, по– видимому, очень ценится, так как я получил уже такие листья в дар на Сан– Сальвадоре» (табак); еще при нем оказалась корзинка туземного плетенья, в которой хранилось ожерелье из бус и две монетки, из чего Колумб заключил, что туземец этот с острова Сан-Сальвадора, где получил все эти подарки от него лично в отплату за хлопок, попугаев и копья, которые туземцы добровольно жертвовали белым богам. Стоит представить себе этого нагого туземца, изо всех сил спешащего по морю в своем валком челне на другой отдаленный остров, где у него есть друзья, чтобы поскорее показать им свои несметные сокровища и поведать о щедром божестве, одарившем его из собственных рук…
Наивные дикари вначале совсем теряли голову от счастья при виде всех этих заморских чудес, выпадавших на их долю. Даже теперь, четыреста лет спустя, до нас доносится словно из призрачного мира волшебный звон бубенчиков и колокольчиков, которыми Колумб, а за ним и все другие завоеватели очаровывали туземцев; звон идет от старых документов, относящихся к истории открытия Америки, и воскрешает память о звоне, вводившем туземцев в неменьший соблазн, чем бусы, красные тряпки и маленькие зеркальца; получая последние, туземцы тотчас же запускали лапу за волшебное стекло, в надежде поймать там своего таинственного двойника.
Бубенчики, имевшие такой успех, были не что иное, как бубенчики, прикреплявшиеся обыкновенно к лапкам охотничьих соколов, чтобы они звенели, когда соколы бросались с налету из-под облаков на цаплю, и тем радовали бы охотничьи сердца. Подобный бубенчик можно видеть на картине Гольбейна, изображающей дворянина с соколом; упряжные бубенчики того же происхождения, а маленькие бубенчики на детских игрушечных вожжах в наше время являются их последними потомками. Пристрастие средневековой Европы к звону бубенчиков, которыми одно время даже обшивали одежды, передалось затем дикарям и создало новый рынок сбыта. О, как счастлив и горд был бедный людоед, когда к его жалким украшениям, вроде кости в носу и серег в ушах, прибавился вплетенный в волосы бубенчик! Этой соблазнительной музыкой можно было подманить к себе дикарей довольно близко; они останавливались, словно вкопанные, и прислушивались: маленькое божество, блестящая штучка, так сладко пела, что рот дикаря невольно растягивался до ушей, показывая два полных ряда белых звериных зубов, и очарованного людоеда можно было связать одним волоском, когда рука его тянулась к божественной игрушке – так хотелось ему заполучить ее в полное свое владение!
И вот, белые заставили его просеивать золотоносный речной песок; проработав две недели, он тащил им целый мешок, весь сгорбясь и едва не падая под его тяжестью, получал в награду свой бубенчик и уходил. По его походке видно было, как он был счастлив! Старые закаленные к а с и к и, с седыми волосами на ногах, ковыляли издалека, чтобы послушать говор бубенцов, и были счастливы на склоне лет услыхать столь чудесные звуки. Молодежь, естественно, гонялась за новинкой, но и умудренные опытом люди не в силах оказывались устоять; ведь это был не мираж, но истинное вещественное чудо!
Такой эффект произвели бубенчики. А за ними зазвонили колокола! Недалеко было то время, когда с колоколен фундаментальных церквей над коралловыми берегами и мангровами загудел благовест, на удивление птицам, возвещая утреннюю и вечернюю зарю, как в Старом Свете…
Ну да, совсем как за несколько веков перед этим, когда первые отважные латинские миссионеры проникли в дебри Средней и Северной Европы и соблазнили диких туземцев в коровьих шкурах молитвенным колоколом. И там началось с бубенца, а кончилось огромными громогласными колоколами кафедральных соборов.
Что ж, пожалуй, эти колокола уже состарились и отжили свой век в Европе,
– вот их заблаговременно и решили выгодно сбыть за океан дикарям?
Во всяком случае, намерения были самые лучшие, и такой человек, как Колумб, никогда не вздумал бы применять, для обращения темных дикарей и спасения их душ, какие-либо крутые меры.
Но конкистадоры держались других взглядов. Иначе для чего же были даны им пушки? Спасение языческих душ… Сперва надо запрячь их в хомут, а потом уже допустить к причастию! Да и сами туземцы на материке были совсем не такие безобидные, как счастливые обитатели глухих океанских островов. Первые же белые, столкнувшиеся с мексиканцами, отведали их маквауитля – меча с деревянного рукояткой и обоюдоострым клинком из обсидиана, ужасное оружие! Мексиканцы во многом оставались еще людьми каменного века, но пропороть человеческую шкуру – на это они были мастера, и их многочисленность делала их врагом, с которым считались; зато с ними очень мало церемонились при обращении их в христианство.
Мексиканцы впервые столкнулась с великими чужеземцами в лице Хуана Грихальвы, который показался у их берегов со своими кораблями. Завоевание началось с Кубы, где сел наместником Диего Веласкес, один из многочисленной семьи Диего, которые начали стекаться в Новый Свет и расселяться там. До Грихальвы в этих местах уже побывал другой гидальго Кордова, охотившийся за невольниками и высадившийся на полуострове Юкатане. Название это означает: «что такое?» и является исковерканным вопросом туземцев: «тектетан», с которым они обращались к белым, не понимая их языка. Название это сохранилось до сих пор. Кордова нашел на полуострове большие прочные постройки, не чета ветхим пальмовым шалашам островитян, и сами здешние туземцы, люди грубые, до неприличия хорошо владели оружием и без всяких церемоний снимали с белых головы. Грихальва едва не угодил в мученики у этих берегов, встретив такой отпор, что вынужден был поскорее уйти в море с остатками своей команды.
Среди его людей был Берналь Диас, который в старости, сидя в Гватемале,
написал свои воспоминания – труд несравненный. Это был замечательный человек, участник и свидетель всего завоевания Мексики, храбрый, скромный, благородный, истинный испанец, притом мастерски владевший пером; о нем рассказывали, что он даже в мирное время не мог спать иначе, как в кольчуге и на голом полу; могучий неугомонный дух принудил его, когда он сошел с арены, написать труд, объемом и силою содержания не уступающий бессмертному произведению Гомера.
Да, лишь «Илиада» может сравниться с «Историей завоевания Мексики»; только время действия гораздо ближе к нам, а действие полно того же героизма, и сами герои почти знакомы нам. В самом деле, разве мы так далеко ушли от того времени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Наивные дикари вначале совсем теряли голову от счастья при виде всех этих заморских чудес, выпадавших на их долю. Даже теперь, четыреста лет спустя, до нас доносится словно из призрачного мира волшебный звон бубенчиков и колокольчиков, которыми Колумб, а за ним и все другие завоеватели очаровывали туземцев; звон идет от старых документов, относящихся к истории открытия Америки, и воскрешает память о звоне, вводившем туземцев в неменьший соблазн, чем бусы, красные тряпки и маленькие зеркальца; получая последние, туземцы тотчас же запускали лапу за волшебное стекло, в надежде поймать там своего таинственного двойника.
Бубенчики, имевшие такой успех, были не что иное, как бубенчики, прикреплявшиеся обыкновенно к лапкам охотничьих соколов, чтобы они звенели, когда соколы бросались с налету из-под облаков на цаплю, и тем радовали бы охотничьи сердца. Подобный бубенчик можно видеть на картине Гольбейна, изображающей дворянина с соколом; упряжные бубенчики того же происхождения, а маленькие бубенчики на детских игрушечных вожжах в наше время являются их последними потомками. Пристрастие средневековой Европы к звону бубенчиков, которыми одно время даже обшивали одежды, передалось затем дикарям и создало новый рынок сбыта. О, как счастлив и горд был бедный людоед, когда к его жалким украшениям, вроде кости в носу и серег в ушах, прибавился вплетенный в волосы бубенчик! Этой соблазнительной музыкой можно было подманить к себе дикарей довольно близко; они останавливались, словно вкопанные, и прислушивались: маленькое божество, блестящая штучка, так сладко пела, что рот дикаря невольно растягивался до ушей, показывая два полных ряда белых звериных зубов, и очарованного людоеда можно было связать одним волоском, когда рука его тянулась к божественной игрушке – так хотелось ему заполучить ее в полное свое владение!
И вот, белые заставили его просеивать золотоносный речной песок; проработав две недели, он тащил им целый мешок, весь сгорбясь и едва не падая под его тяжестью, получал в награду свой бубенчик и уходил. По его походке видно было, как он был счастлив! Старые закаленные к а с и к и, с седыми волосами на ногах, ковыляли издалека, чтобы послушать говор бубенцов, и были счастливы на склоне лет услыхать столь чудесные звуки. Молодежь, естественно, гонялась за новинкой, но и умудренные опытом люди не в силах оказывались устоять; ведь это был не мираж, но истинное вещественное чудо!
Такой эффект произвели бубенчики. А за ними зазвонили колокола! Недалеко было то время, когда с колоколен фундаментальных церквей над коралловыми берегами и мангровами загудел благовест, на удивление птицам, возвещая утреннюю и вечернюю зарю, как в Старом Свете…
Ну да, совсем как за несколько веков перед этим, когда первые отважные латинские миссионеры проникли в дебри Средней и Северной Европы и соблазнили диких туземцев в коровьих шкурах молитвенным колоколом. И там началось с бубенца, а кончилось огромными громогласными колоколами кафедральных соборов.
Что ж, пожалуй, эти колокола уже состарились и отжили свой век в Европе,
– вот их заблаговременно и решили выгодно сбыть за океан дикарям?
Во всяком случае, намерения были самые лучшие, и такой человек, как Колумб, никогда не вздумал бы применять, для обращения темных дикарей и спасения их душ, какие-либо крутые меры.
Но конкистадоры держались других взглядов. Иначе для чего же были даны им пушки? Спасение языческих душ… Сперва надо запрячь их в хомут, а потом уже допустить к причастию! Да и сами туземцы на материке были совсем не такие безобидные, как счастливые обитатели глухих океанских островов. Первые же белые, столкнувшиеся с мексиканцами, отведали их маквауитля – меча с деревянного рукояткой и обоюдоострым клинком из обсидиана, ужасное оружие! Мексиканцы во многом оставались еще людьми каменного века, но пропороть человеческую шкуру – на это они были мастера, и их многочисленность делала их врагом, с которым считались; зато с ними очень мало церемонились при обращении их в христианство.
Мексиканцы впервые столкнулась с великими чужеземцами в лице Хуана Грихальвы, который показался у их берегов со своими кораблями. Завоевание началось с Кубы, где сел наместником Диего Веласкес, один из многочисленной семьи Диего, которые начали стекаться в Новый Свет и расселяться там. До Грихальвы в этих местах уже побывал другой гидальго Кордова, охотившийся за невольниками и высадившийся на полуострове Юкатане. Название это означает: «что такое?» и является исковерканным вопросом туземцев: «тектетан», с которым они обращались к белым, не понимая их языка. Название это сохранилось до сих пор. Кордова нашел на полуострове большие прочные постройки, не чета ветхим пальмовым шалашам островитян, и сами здешние туземцы, люди грубые, до неприличия хорошо владели оружием и без всяких церемоний снимали с белых головы. Грихальва едва не угодил в мученики у этих берегов, встретив такой отпор, что вынужден был поскорее уйти в море с остатками своей команды.
Среди его людей был Берналь Диас, который в старости, сидя в Гватемале,
написал свои воспоминания – труд несравненный. Это был замечательный человек, участник и свидетель всего завоевания Мексики, храбрый, скромный, благородный, истинный испанец, притом мастерски владевший пером; о нем рассказывали, что он даже в мирное время не мог спать иначе, как в кольчуге и на голом полу; могучий неугомонный дух принудил его, когда он сошел с арены, написать труд, объемом и силою содержания не уступающий бессмертному произведению Гомера.
Да, лишь «Илиада» может сравниться с «Историей завоевания Мексики»; только время действия гораздо ближе к нам, а действие полно того же героизма, и сами герои почти знакомы нам. В самом деле, разве мы так далеко ушли от того времени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40