Обычные растяжения да зубы.
— А что это за прошлогодняя болезнь? — вмешался Фаруэй.
— Какая-то непонятная инфекция, — объяснил ветеринар. — Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. — Он нахмурился. — Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.
— Однако любопытно, — заметил Фаруэй.
— Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, — пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.
Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.
Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.
Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.
— Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? — спросил я. — Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.
— Я правду сказал, — защищался он.
— Не сомневаюсь.
— Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.
— В самом деле?
— Вы мне не верите? Никто мне не верит. — Его охватила жалость к самому себе. — Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.
— Конечно, — согласился я.
— А вы не такой уж плохой, — заметил он.
За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.
В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.
— Гм, — начал я, — когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.
— Что?
— Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.
— Это что, последствия сотрясения мозга?
— Да нет. Если не хотите, можете отказаться.
— Нельзя ли пояснее?
— Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?
— Я одна... и мне скучно.
— Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.
— Договорились.
Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.
Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.
Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.
Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них — черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера — черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.
— Мне очень не хочется вас просить... — начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. — Вы так дивно выглядите...
— Похоже, дело серьезное.
— Угу.
Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.
— Начнем с того, — сказал я, — что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. — Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. — Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все — оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.
— Молчать?
— Ну конечно. Если вы посадите в этот контейнер кошку, кто-нибудь может услышать, как она жалуется.
— Но зачем? Ничего не понимаю. Зачем возить животных в контейнерах?
— Чтобы конюхи, сопровождающие лошадей, ничего о них не знали. Если открыто везти в фургоне что-то необычное, полдеревни узнает об этом в пабе.
— И кто же возил этих животных тайком?
— Один из моих водителей.
— Кто именно?
— Льюис.
— О нет, Фредди, что вы. У него этот младенец.
— Можно любить своего отпрыска и быть злодеем.
— Вы не хотите сказать...
— Хочу. И мне это не нравится.
— Вы хотите сказать... не может быть... вы думаете, что Льюис умышленно пытался ввезти в Англию бешенство?
— Нет, не бешенство, слава Богу. Просто лихорадку, которой болеют лошади. И, хоть они выздоравливают, после нее они теряют скорость и никогда больше не приходят первыми.
Я сказал ей, что под мертвым крестиком Джоггер подразумевал кролика.
— Крестики — нолики — кролики. — Она вздохнула. — А как вы догадались?
— Спросил Изабель, что нашел Джоггер в смотровой яме, и она сказала мне.
— Так просто!
— Потом я просмотрел файлы в компьютере за прошлый август, когда меня не было. И нашел — десятого августа Джоггер доложил, что из фургона, которым он занимался, вывалился дохлый кролик. Это было в тот день, когда Льюис привел фургон из Франции.
Она нахмурилась.
— Но ведь все данные в компьютере пропали. Я рассказал ей о копиях на гибких дисках в моем сейфе.
— И вы никому не сказали! Вы не сказали мне. Вы мне не доверяете?
— В основном доверяю.
Она отказывалась посмотреть мне в глаза. Я сказал:
— Джоггер сообщил Изабель, что у кролика были клещи, и она сделала соответствующую запись в компьютере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— А что это за прошлогодняя болезнь? — вмешался Фаруэй.
— Какая-то непонятная инфекция, — объяснил ветеринар. — Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. — Он нахмурился. — Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.
— Однако любопытно, — заметил Фаруэй.
— Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, — пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.
Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.
Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.
Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.
— Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? — спросил я. — Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.
— Я правду сказал, — защищался он.
— Не сомневаюсь.
— Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.
— В самом деле?
— Вы мне не верите? Никто мне не верит. — Его охватила жалость к самому себе. — Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.
— Конечно, — согласился я.
— А вы не такой уж плохой, — заметил он.
За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.
В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.
— Гм, — начал я, — когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.
— Что?
— Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.
— Это что, последствия сотрясения мозга?
— Да нет. Если не хотите, можете отказаться.
— Нельзя ли пояснее?
— Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?
— Я одна... и мне скучно.
— Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.
— Договорились.
Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.
Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.
Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.
Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них — черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера — черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.
— Мне очень не хочется вас просить... — начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. — Вы так дивно выглядите...
— Похоже, дело серьезное.
— Угу.
Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.
— Начнем с того, — сказал я, — что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. — Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. — Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все — оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.
— Молчать?
— Ну конечно. Если вы посадите в этот контейнер кошку, кто-нибудь может услышать, как она жалуется.
— Но зачем? Ничего не понимаю. Зачем возить животных в контейнерах?
— Чтобы конюхи, сопровождающие лошадей, ничего о них не знали. Если открыто везти в фургоне что-то необычное, полдеревни узнает об этом в пабе.
— И кто же возил этих животных тайком?
— Один из моих водителей.
— Кто именно?
— Льюис.
— О нет, Фредди, что вы. У него этот младенец.
— Можно любить своего отпрыска и быть злодеем.
— Вы не хотите сказать...
— Хочу. И мне это не нравится.
— Вы хотите сказать... не может быть... вы думаете, что Льюис умышленно пытался ввезти в Англию бешенство?
— Нет, не бешенство, слава Богу. Просто лихорадку, которой болеют лошади. И, хоть они выздоравливают, после нее они теряют скорость и никогда больше не приходят первыми.
Я сказал ей, что под мертвым крестиком Джоггер подразумевал кролика.
— Крестики — нолики — кролики. — Она вздохнула. — А как вы догадались?
— Спросил Изабель, что нашел Джоггер в смотровой яме, и она сказала мне.
— Так просто!
— Потом я просмотрел файлы в компьютере за прошлый август, когда меня не было. И нашел — десятого августа Джоггер доложил, что из фургона, которым он занимался, вывалился дохлый кролик. Это было в тот день, когда Льюис привел фургон из Франции.
Она нахмурилась.
— Но ведь все данные в компьютере пропали. Я рассказал ей о копиях на гибких дисках в моем сейфе.
— И вы никому не сказали! Вы не сказали мне. Вы мне не доверяете?
— В основном доверяю.
Она отказывалась посмотреть мне в глаза. Я сказал:
— Джоггер сообщил Изабель, что у кролика были клещи, и она сделала соответствующую запись в компьютере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83