Остался лишь Карел. Стражник подошел к нему, не опуская меча, разглядел белый воротник, кивнул и отступил. Карел склонил голову в ответ и взял Хормана за плечи, чтобы поднять на ноги. Того шатало – белоглазый «дух» был ростом с Изака, но значительно шире в плечах, от удара его кулака у Хормана кружилась голова, он весь дрожал.
Хорман поднес палец к губам и посмотрел на оставшуюся на пальце кровь. Потом стряхнул с плеч руки Карела и свирепо глянул на Изака.
– Замечательно. Больше никогда не возвращайся. Ты для меня мертв.
Изак ненавидел отца всей душой, но эти слова больно ранили его. Он ничего не ответил. Хорман сплюнул и развернулся, отшвыривая руку Карела, который хотел было его остановить.
Карел повернулся к Изаку и пожал плечами.
– Вспомни меня, когда станешь генералом, Изак. Карел отвернулся, пошел прочь, и Изак открыл рот, чтобы окликнуть и вернуть его, но голос не слушался. Закрыв рот, он опустил глаза и увидел, что руки его в крови.
Кто-то обхватил его за плечи и поднял на ноги. Белоглазый стражник пристально всмотрелся в него, но Изак уже не чувствовал ни страха, ни волнения.
– Ты сможешь идти? – хмуро спросил второй стражник. Изак кивнул, осторожно поставив ногу на землю, прежде чем перенести на нее весь свой вес.
– То был и вправду твой отец? Он снова лишь кивнул.
– Ты знаешь, зачем тебя позвали?
На этот раз Изак пожал плечами. Он не смотрел на стражников, его глаза следили за отцом, уходящим в ночь.
– Кто велел тебе прийти?
– Никто. Они гнались за мной от самой конюшни. И я не знаю почему. Я просто подумал, что, если доберусь до стражи, отец не забьет меня до смерти. А здесь легче найти гвардейцев.
– Ты действительно убил человека? Изак показал свою порезанную руку.
– Да, убил, но он пытался перерезать мне горло кинжалом.
– И никто не посылал тебя во дворец? Изак подозрительно посмотрел на него.
– Конечно нет. Почему вы об этом спрашиваете? Кто мог меня послать?
Стражник перестал задавать вопросы, разочарованно щелкнул языком и повернулся в сторону караульного помещения, приглашая Изака войти. Его товарищ медлил, в замешательстве глядя Изаку в глаза. Но когда Изак выпрямился и с вызовом посмотрел на белоглазого, стражник, как ни удивительно, вздрогнул и отвернулся.
Второй стражник, на добрых пять дюймов ниже своего белоглазого товарища, снова дал знак мальчику войти в караулку. На этот раз Изак послушался и шагнул туда, где мерцал огонь и было тепло. Он прошел мимо двух копий с короткими древками, прислоненными к стене, и направился прямо к очагу. Посреди караулки стоял стол, на нем валялось какое-то тряпье рядом с пустой тарелкой. Изак порылся в засаленных тряпках, отыскивая ту, что почище, выбрал одну и плотно перевязал раненую руку.
Белоглазый тоже вошел внутрь и закрыл за собой дверь из толстого дуба с массивным металлическим запором. Дверь казалась совсем маленькой в сравнении с огромной гранитной плитой на железных полозьях – видимо, ее здесь держали на случай осады. Позаботившись о том, чтобы сюда никто больше не вошел, стражник повернулся к Изаку и стал внимательно рассматривать его. Мальчик так и не понял, что выражало лицо гвардейца – враждебность или озадаченность, но подумал, что слишком устал и проголодался, чтобы беспокоиться об этом.
Второй стражник прошел в дальний конец комнаты, где виднелась другая плита, потянул за цепь, свисающую из дыры в потолке, и свистнул. Откуда-то сверху на свист отозвался резкий звук: это на одной из стен появилась и стала расти темная трещина.
Изак ощутил через подошвы босых ног вибрацию при трении камня о камень.
Стражник вынул из подставки у стены факел и нырнул в образовавшееся отверстие.
– Пойдем, – бросил он.
Они прошли по коридору тридцать ярдов и оказались перед обитой железом перекосившейся дверью. Стражник распахнул ее и пропустил Изака вперед.
Спустившись по стоптанным ступеням, мальчик оказался в огромном шумном зале. Прямо перед ним жарко полыхал огонь, над которым висели капающие жиром окорока, две девушки присматривали за жарящимся мясом. В комнате было несколько длинных столов, и по строгим одеждам сидевших за ними людей Изак догадался, что это тоже гвардейцы. Все посмотрели на него, но потом быстро вернулись к еде. На балках высокого потолка висели знамена, стены были украшены драпировками, щитами, мечами и флагами со сломанными древками – явно военными трофеями. В воздухе витали соблазнительные запахи табачного дыма, разогретого жира, свежего хлеба и ароматной подливки.
Изак оглядывался, рассматривая украшения на стенах, он знал некоторые гербы по своим путешествиям. Видимо, трофеи завоевали в битвах, запечатленных на драпировках. И, хотя гобелены выцвели и покрылись копотью, Изак сумел разглядеть ряды войск и вражеские полки. Он повернулся к стражнику, с которым пришел, а тот указал на одного из слуг, после чего отступил к двери и скрылся за ней.
Изак смотрел ему вслед: здесь явно никого не заботило, что он убил человека, и это было трудно понять. Правда, все, что происходило этой ночью, было непонятно, и Изак решил не плакать по пролитой крови. Что сделано, то сделано.
Слуга носил традиционный костюм фарланов: широкие, просторные штаны до пят и обычную толстую рубаху, аккуратно перетянутую ремнем шириной в руку. Можно было подумать, что он направляется в храм на богослужение, только на пряжке ремня виднелось не изображение бога, а эмблема повелителя Бахля.
Слуга сердито посмотрел на Изака, но молча указал ему на стол и вскоре принес миску дымящегося оленьего жаркого, поверх которого лежал кусок хлеба. Изак с жадностью набросился на еду. Он поглощал жаркое очень быстро из опасения, что все это ошибка, что у него вот-вот отберут миску. Он едва начал вычищать хлебом соус, как миску у него отобрали и поставили другую, на этот раз еще и с бутылью пива. Теперь Изак ел не так быстро, но, поскольку был крупным мальчиком целых шести футов ростом и еще продолжал расти, ему понадобилась и третья порция, чтобы насытиться.
Наконец он откинулся на скамье, вытер с губ остатки жира и осмотрелся. Только сейчас он увидел по-настоящему, где находится. Да, на гобеленах, и вправду, изображались сцены знаменитых сражений, названия которых были вытканы по-разному: на одном – в кроне дерева на заднем плане, на другом – на знамени генерала. Изак вспомнил рассказы Карела обо всех этих событиях. На большинстве гобеленов присутствовал повелитель Бахль, всегда впереди – или на своем драконе, или на вздыбленном коне, – а вокруг него валялись убитые и раненые.
Гобелены висели по всему периметру комнаты в хронологическом порядке. Самый старый, с изображением событий двухсотлетней давности, – над главным столом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Хорман поднес палец к губам и посмотрел на оставшуюся на пальце кровь. Потом стряхнул с плеч руки Карела и свирепо глянул на Изака.
– Замечательно. Больше никогда не возвращайся. Ты для меня мертв.
Изак ненавидел отца всей душой, но эти слова больно ранили его. Он ничего не ответил. Хорман сплюнул и развернулся, отшвыривая руку Карела, который хотел было его остановить.
Карел повернулся к Изаку и пожал плечами.
– Вспомни меня, когда станешь генералом, Изак. Карел отвернулся, пошел прочь, и Изак открыл рот, чтобы окликнуть и вернуть его, но голос не слушался. Закрыв рот, он опустил глаза и увидел, что руки его в крови.
Кто-то обхватил его за плечи и поднял на ноги. Белоглазый стражник пристально всмотрелся в него, но Изак уже не чувствовал ни страха, ни волнения.
– Ты сможешь идти? – хмуро спросил второй стражник. Изак кивнул, осторожно поставив ногу на землю, прежде чем перенести на нее весь свой вес.
– То был и вправду твой отец? Он снова лишь кивнул.
– Ты знаешь, зачем тебя позвали?
На этот раз Изак пожал плечами. Он не смотрел на стражников, его глаза следили за отцом, уходящим в ночь.
– Кто велел тебе прийти?
– Никто. Они гнались за мной от самой конюшни. И я не знаю почему. Я просто подумал, что, если доберусь до стражи, отец не забьет меня до смерти. А здесь легче найти гвардейцев.
– Ты действительно убил человека? Изак показал свою порезанную руку.
– Да, убил, но он пытался перерезать мне горло кинжалом.
– И никто не посылал тебя во дворец? Изак подозрительно посмотрел на него.
– Конечно нет. Почему вы об этом спрашиваете? Кто мог меня послать?
Стражник перестал задавать вопросы, разочарованно щелкнул языком и повернулся в сторону караульного помещения, приглашая Изака войти. Его товарищ медлил, в замешательстве глядя Изаку в глаза. Но когда Изак выпрямился и с вызовом посмотрел на белоглазого, стражник, как ни удивительно, вздрогнул и отвернулся.
Второй стражник, на добрых пять дюймов ниже своего белоглазого товарища, снова дал знак мальчику войти в караулку. На этот раз Изак послушался и шагнул туда, где мерцал огонь и было тепло. Он прошел мимо двух копий с короткими древками, прислоненными к стене, и направился прямо к очагу. Посреди караулки стоял стол, на нем валялось какое-то тряпье рядом с пустой тарелкой. Изак порылся в засаленных тряпках, отыскивая ту, что почище, выбрал одну и плотно перевязал раненую руку.
Белоглазый тоже вошел внутрь и закрыл за собой дверь из толстого дуба с массивным металлическим запором. Дверь казалась совсем маленькой в сравнении с огромной гранитной плитой на железных полозьях – видимо, ее здесь держали на случай осады. Позаботившись о том, чтобы сюда никто больше не вошел, стражник повернулся к Изаку и стал внимательно рассматривать его. Мальчик так и не понял, что выражало лицо гвардейца – враждебность или озадаченность, но подумал, что слишком устал и проголодался, чтобы беспокоиться об этом.
Второй стражник прошел в дальний конец комнаты, где виднелась другая плита, потянул за цепь, свисающую из дыры в потолке, и свистнул. Откуда-то сверху на свист отозвался резкий звук: это на одной из стен появилась и стала расти темная трещина.
Изак ощутил через подошвы босых ног вибрацию при трении камня о камень.
Стражник вынул из подставки у стены факел и нырнул в образовавшееся отверстие.
– Пойдем, – бросил он.
Они прошли по коридору тридцать ярдов и оказались перед обитой железом перекосившейся дверью. Стражник распахнул ее и пропустил Изака вперед.
Спустившись по стоптанным ступеням, мальчик оказался в огромном шумном зале. Прямо перед ним жарко полыхал огонь, над которым висели капающие жиром окорока, две девушки присматривали за жарящимся мясом. В комнате было несколько длинных столов, и по строгим одеждам сидевших за ними людей Изак догадался, что это тоже гвардейцы. Все посмотрели на него, но потом быстро вернулись к еде. На балках высокого потолка висели знамена, стены были украшены драпировками, щитами, мечами и флагами со сломанными древками – явно военными трофеями. В воздухе витали соблазнительные запахи табачного дыма, разогретого жира, свежего хлеба и ароматной подливки.
Изак оглядывался, рассматривая украшения на стенах, он знал некоторые гербы по своим путешествиям. Видимо, трофеи завоевали в битвах, запечатленных на драпировках. И, хотя гобелены выцвели и покрылись копотью, Изак сумел разглядеть ряды войск и вражеские полки. Он повернулся к стражнику, с которым пришел, а тот указал на одного из слуг, после чего отступил к двери и скрылся за ней.
Изак смотрел ему вслед: здесь явно никого не заботило, что он убил человека, и это было трудно понять. Правда, все, что происходило этой ночью, было непонятно, и Изак решил не плакать по пролитой крови. Что сделано, то сделано.
Слуга носил традиционный костюм фарланов: широкие, просторные штаны до пят и обычную толстую рубаху, аккуратно перетянутую ремнем шириной в руку. Можно было подумать, что он направляется в храм на богослужение, только на пряжке ремня виднелось не изображение бога, а эмблема повелителя Бахля.
Слуга сердито посмотрел на Изака, но молча указал ему на стол и вскоре принес миску дымящегося оленьего жаркого, поверх которого лежал кусок хлеба. Изак с жадностью набросился на еду. Он поглощал жаркое очень быстро из опасения, что все это ошибка, что у него вот-вот отберут миску. Он едва начал вычищать хлебом соус, как миску у него отобрали и поставили другую, на этот раз еще и с бутылью пива. Теперь Изак ел не так быстро, но, поскольку был крупным мальчиком целых шести футов ростом и еще продолжал расти, ему понадобилась и третья порция, чтобы насытиться.
Наконец он откинулся на скамье, вытер с губ остатки жира и осмотрелся. Только сейчас он увидел по-настоящему, где находится. Да, на гобеленах, и вправду, изображались сцены знаменитых сражений, названия которых были вытканы по-разному: на одном – в кроне дерева на заднем плане, на другом – на знамени генерала. Изак вспомнил рассказы Карела обо всех этих событиях. На большинстве гобеленов присутствовал повелитель Бахль, всегда впереди – или на своем драконе, или на вздыбленном коне, – а вокруг него валялись убитые и раненые.
Гобелены висели по всему периметру комнаты в хронологическом порядке. Самый старый, с изображением событий двухсотлетней давности, – над главным столом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143