Там, в Эфесе, существовал культ Дианы, именно это меня вдохновило. Если вы помните Деяния апостолов, думаю, я смогу найти это место…
Она принялась лихорадочно листать страницы, а ритмичные аплодисменты становились громче. Вскоре хлопали почти все. Паулина окончательно запуталась, но тут отец Катберт харизматично поднялся и подсказал:
– Глава девятнадцать.
– Деяния апостолов, глава девятнадцать, – торопливо произнесла Паулина, перелистывая страницы. Побежденного Хьюберта, вынужденного держать руку у нее на плече, опалила жгучая ненависть.
– Читайте, – приказал он, и иезуиты обменялись радостными взглядами.
– Он на удивление веротерпим, правда? – шепнул отец Катберт.
Аплодисменты начали стихать, и часть собрания принялась раскачиваться. Паулина приободрилась и стала читать, водя пальцем по строкам:
– «Ибо некто серебряник, именем Димитрий, делавший серебряные храмы Артемиды и доставляющий художникам немалую прибыль, собрав их и других подобных ремесленников, сказал: друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше»…
– Piano, piano! – взмолился Массимо. – Мисс, читайте медленнее, я за вами не успеваю.
Паулина принялась менять ритм, сбиваться и поправляться. Это продолжалось, пока она не навострилась читать ровно в два раза медленнее.
– Смелее! – рявкнул Хьюберт. – Читайте до конца!
– …«Между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и ниспровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная. Выслушав это, они наполнились ярости и стали кричать, говоря: велика Артемида Ефесская!»
– Хватит, хватит, – сказал Хьюберт, забирая микрофон.
Массимо окончательно запутался, впрочем, как и большинство присутствовавших. Он пропустил все, что не успел перевести, и закончил:
– Basta, basta! Evviva la Artemis d'Efeso!
Хьюберт обернулся к Паулине, которая перестала понимать, что он задумал, и ритуально расцеловал ее в обе щеки. Затем он жестом показал, что она может идти, и под громогласные аплодисменты Паулина спустилась в публику, которая уже взгромоздилась на скамейки.
– И я говорю вам, – проникновенно произнес Хьюберт, – что Артемида Эфесская пришла в Неми и здесь стала нашей покровительницей! Велика Диана Немийская!
– Диана Немийская! – крикнул кто-то из толпы, что вдохновило Вальтера ударить по струнам гитары. Вскоре все запели: «Диана Немийская! Диана Немийская!» Скамейки опустели, собравшиеся в исступлении кричали, танцевали, хлопали в ладоши. Хьюберт наблюдал за хаосом с мрачным удовлетворением, довольный тем, что никто, похоже, не понял истинного смысла цитаты. Он улыбался. Наконец Мэлиндейн опустился на трон, все еще улыбаясь. Паулина танцевала и пела вместе со всеми, в экстазе думая, что снова в милости у Хьюберта, и даже не поняв, что он обратил ее предательство себе на пользу.
– Я прошу слова!
Хьюберт очнулся и обнаружил перед микрофоном худенькую девушку. Он видел ее прежде. Это была Нэнси Коуэн, бывшая учительница Петиции и Пьетро, которая до сих пор жила с ними, ожидая, что в свое время Эмилио на ней женится. Хьюберт поднялся, не зная, что делать дальше. От слов Нэнси все, кто, будто в припадке безумия, скакал по саду, замерли в ожидании, а Вальтер, проклятый кретин, перестал бренчать на гитаре.
– Я хочу сказать, – заявила Нэнси, – что цитата, которую вы привели, – это осуждение языческой богини Дианы. В нем говорится, что культ Дианы – всего лишь ремесло серебряников и прибыльное дело. Христианство должно было положить этому конец, но не смогло. Это…
– Прекрасно сказано! – прогремел Хьюберт. Он захватил микрофон, оттеснил Нэнси и сейчас держал руку на ее плече. – Наша сестра Нэнси хочет сказать, что Диану Эфесскую предали. Да, христианство было предано, и теперь она снова с нами, великая мать природы, лесная Диана, Диана Немийская! Велика Диана Немийская!
Массимо, который незадолго до этого смешался с толпой, вернулся на место, чтобы перевести эти слова, но пока он пробирался к микрофону, торжественности встречи был нанесен заметный урон. Нэнси сбросила руку Хьюберта со плеча и попыталась сорвать с Мэлиндейна облачение.
Все захлопали и столпились у алтаря, не желая пропустить любопытное зрелище, очень похожее на драку. Озадаченное собрание превратилось в сборище обычной публики. Вальтер, решив, что это тоже часть плана, закричал: «Слава Диане Немийской!» Нэнси оказалась довольно сильной, но Хьюберту удалось ухватить ее за волосы. Его рукав был наполовину оторван. Летиция решила не отставать от Нэнси и радостно устремилась на подмогу, не желая находиться в стороне от событий. Вероятнее всего, она бросилась в драку от противоречивости чувств: девушка недолюбливала Хьюберта, но культ Дианы приводил ее в восторг. Второй раунд драки собравшиеся приветствовали аплодисментами. Летиция потеряла голову, и когда ей удалось длинными ногтями поцарапать Хьюберта до крови, в припадке исступления она сорвала блузку, под которой больше ничего не было. Однако это ее не остановило. Тем временем Нэнси старалась изорвать балахон Хьюберта на как можно более мелкие клочки.
Поднялся такой шум, словно наступил конец света. Иезуиты стояли неподалеку от поля битвы и выдавали совет за советом. Отец Катберт рискнул подойти слишком близко и получил случайную оплеуху, от которой повалился на землю. Вскоре одежды были сорваны и с иезуитов, а затем и все собравшиеся оказались втянутыми в неожиданное буйство.
Тем временем мистер Стивесент и его молодой друг Джордж Фальк осматривали дом. Они в изумлении постояли перед великолепно подделанным Гогеном, но затем пошли дальше, ни к чему не прикасаясь и едва дыша. Им приглянулись несколько неплохих вещей и отсутствие сигнализации. «Искусствоведы» не могли знать, что дом опустеет прежде, чем они передадут результаты наблюдений сообщникам.
Они с серьезным видом прошли мимо разбушевавшегося Братства, сели в машину и уехали.
Беспорядки в саду прекратились постепенно. Марино Весперелли, психиатр, увивавшийся за Легацией вот уже три года, лежал под шелковицей, голый и толстый, и повторял обрывки фраз, глядя на сверкающее синее небо в прорехах листвы.
– Утомление. Групповая терапия, – твердил он. – Летиция. Группа.
Тем временем Летиция лежала сверху, поперек него, глядя на ветви, откуда почему-то свисал искореженный остов гитары Вальтера. Посмотрев на свою голую грудь, девушка обернулась, чтобы утешить необъятного ухажера.
Паулина бродила по когда-то заросшему, а теперь изуродованному саду и безуспешно разыскивала треуголку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Она принялась лихорадочно листать страницы, а ритмичные аплодисменты становились громче. Вскоре хлопали почти все. Паулина окончательно запуталась, но тут отец Катберт харизматично поднялся и подсказал:
– Глава девятнадцать.
– Деяния апостолов, глава девятнадцать, – торопливо произнесла Паулина, перелистывая страницы. Побежденного Хьюберта, вынужденного держать руку у нее на плече, опалила жгучая ненависть.
– Читайте, – приказал он, и иезуиты обменялись радостными взглядами.
– Он на удивление веротерпим, правда? – шепнул отец Катберт.
Аплодисменты начали стихать, и часть собрания принялась раскачиваться. Паулина приободрилась и стала читать, водя пальцем по строкам:
– «Ибо некто серебряник, именем Димитрий, делавший серебряные храмы Артемиды и доставляющий художникам немалую прибыль, собрав их и других подобных ремесленников, сказал: друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше»…
– Piano, piano! – взмолился Массимо. – Мисс, читайте медленнее, я за вами не успеваю.
Паулина принялась менять ритм, сбиваться и поправляться. Это продолжалось, пока она не навострилась читать ровно в два раза медленнее.
– Смелее! – рявкнул Хьюберт. – Читайте до конца!
– …«Между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и ниспровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная. Выслушав это, они наполнились ярости и стали кричать, говоря: велика Артемида Ефесская!»
– Хватит, хватит, – сказал Хьюберт, забирая микрофон.
Массимо окончательно запутался, впрочем, как и большинство присутствовавших. Он пропустил все, что не успел перевести, и закончил:
– Basta, basta! Evviva la Artemis d'Efeso!
Хьюберт обернулся к Паулине, которая перестала понимать, что он задумал, и ритуально расцеловал ее в обе щеки. Затем он жестом показал, что она может идти, и под громогласные аплодисменты Паулина спустилась в публику, которая уже взгромоздилась на скамейки.
– И я говорю вам, – проникновенно произнес Хьюберт, – что Артемида Эфесская пришла в Неми и здесь стала нашей покровительницей! Велика Диана Немийская!
– Диана Немийская! – крикнул кто-то из толпы, что вдохновило Вальтера ударить по струнам гитары. Вскоре все запели: «Диана Немийская! Диана Немийская!» Скамейки опустели, собравшиеся в исступлении кричали, танцевали, хлопали в ладоши. Хьюберт наблюдал за хаосом с мрачным удовлетворением, довольный тем, что никто, похоже, не понял истинного смысла цитаты. Он улыбался. Наконец Мэлиндейн опустился на трон, все еще улыбаясь. Паулина танцевала и пела вместе со всеми, в экстазе думая, что снова в милости у Хьюберта, и даже не поняв, что он обратил ее предательство себе на пользу.
– Я прошу слова!
Хьюберт очнулся и обнаружил перед микрофоном худенькую девушку. Он видел ее прежде. Это была Нэнси Коуэн, бывшая учительница Петиции и Пьетро, которая до сих пор жила с ними, ожидая, что в свое время Эмилио на ней женится. Хьюберт поднялся, не зная, что делать дальше. От слов Нэнси все, кто, будто в припадке безумия, скакал по саду, замерли в ожидании, а Вальтер, проклятый кретин, перестал бренчать на гитаре.
– Я хочу сказать, – заявила Нэнси, – что цитата, которую вы привели, – это осуждение языческой богини Дианы. В нем говорится, что культ Дианы – всего лишь ремесло серебряников и прибыльное дело. Христианство должно было положить этому конец, но не смогло. Это…
– Прекрасно сказано! – прогремел Хьюберт. Он захватил микрофон, оттеснил Нэнси и сейчас держал руку на ее плече. – Наша сестра Нэнси хочет сказать, что Диану Эфесскую предали. Да, христианство было предано, и теперь она снова с нами, великая мать природы, лесная Диана, Диана Немийская! Велика Диана Немийская!
Массимо, который незадолго до этого смешался с толпой, вернулся на место, чтобы перевести эти слова, но пока он пробирался к микрофону, торжественности встречи был нанесен заметный урон. Нэнси сбросила руку Хьюберта со плеча и попыталась сорвать с Мэлиндейна облачение.
Все захлопали и столпились у алтаря, не желая пропустить любопытное зрелище, очень похожее на драку. Озадаченное собрание превратилось в сборище обычной публики. Вальтер, решив, что это тоже часть плана, закричал: «Слава Диане Немийской!» Нэнси оказалась довольно сильной, но Хьюберту удалось ухватить ее за волосы. Его рукав был наполовину оторван. Летиция решила не отставать от Нэнси и радостно устремилась на подмогу, не желая находиться в стороне от событий. Вероятнее всего, она бросилась в драку от противоречивости чувств: девушка недолюбливала Хьюберта, но культ Дианы приводил ее в восторг. Второй раунд драки собравшиеся приветствовали аплодисментами. Летиция потеряла голову, и когда ей удалось длинными ногтями поцарапать Хьюберта до крови, в припадке исступления она сорвала блузку, под которой больше ничего не было. Однако это ее не остановило. Тем временем Нэнси старалась изорвать балахон Хьюберта на как можно более мелкие клочки.
Поднялся такой шум, словно наступил конец света. Иезуиты стояли неподалеку от поля битвы и выдавали совет за советом. Отец Катберт рискнул подойти слишком близко и получил случайную оплеуху, от которой повалился на землю. Вскоре одежды были сорваны и с иезуитов, а затем и все собравшиеся оказались втянутыми в неожиданное буйство.
Тем временем мистер Стивесент и его молодой друг Джордж Фальк осматривали дом. Они в изумлении постояли перед великолепно подделанным Гогеном, но затем пошли дальше, ни к чему не прикасаясь и едва дыша. Им приглянулись несколько неплохих вещей и отсутствие сигнализации. «Искусствоведы» не могли знать, что дом опустеет прежде, чем они передадут результаты наблюдений сообщникам.
Они с серьезным видом прошли мимо разбушевавшегося Братства, сели в машину и уехали.
Беспорядки в саду прекратились постепенно. Марино Весперелли, психиатр, увивавшийся за Легацией вот уже три года, лежал под шелковицей, голый и толстый, и повторял обрывки фраз, глядя на сверкающее синее небо в прорехах листвы.
– Утомление. Групповая терапия, – твердил он. – Летиция. Группа.
Тем временем Летиция лежала сверху, поперек него, глядя на ветви, откуда почему-то свисал искореженный остов гитары Вальтера. Посмотрев на свою голую грудь, девушка обернулась, чтобы утешить необъятного ухажера.
Паулина бродила по когда-то заросшему, а теперь изуродованному саду и безуспешно разыскивала треуголку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53