В пепельнице на его столе возвышалась горка обгорелых деревянных спичек. Сканлон заполнил офис клубами сладкого дыма. Все свое внимание он сконцентрировал на раскуривании трубки и пыхтел, как Везувий накануне извержения.
— А кто еще? — поинтересовался он.
— Пети Бардо.
— Консильери, — бросил Сканлон.
— Любит носить коричневые костюмы, — заметил Джорджи.
— По крайней мере, был консильери при Энтони, — уточнил Сканлон.
— Мне кажется, что иерархия осталась прежней, — сказал Майкл, — только Эндрю занял место отца.
— Кого еще вы видели?
— Бригадиров со всего города. Среди них Джерри Лачиззаре, Феликс Даниелли...
— Крупная дичь, — отметил Сканлон.
— И чем дальше, тем крупнее. Бобби Триани...
— Зять Руди.
— Сэл Бонифацио по кличке Парикмахер...
— Тот самый, с которого все началось, — вставил Джорджи.
— Нет. Тот, с которого все началось, уже мертв, — поправил его Майкл.
— Господь с вами, — возвел очи горе Джорджи и преувеличенно печально перекрестился.
— И с духом твоим, — подхватил Сканлон, и оба улыбнулись чему-то понятному только католикам.
— Толстяк Никки Николетта, Фрэнки Палумбо...
— Хорошенькие приятели у парня.
— Джой Ди Лука...
— Уже достаточно, — перебил Сканлон.
— С моей точки зрения, тут так и просится статья о превентивном аресте, — заметил Майкл.
— В самом деле? — съязвил Сканлон. — Каким образом? С чего ты взял, что в лавке происходит что-то противозаконное? Может, они приходят туда как в клуб — посидеть, выпить чашечку кофе, посудачить, кто и с кем изменяет жене, какая лошадь имеет наилучшие шансы на ближайших скачках, — и ничего более. Где состав преступления?
— У нас записан на пленку разговор Фавиолы с братом о том, что дело унаследует сын, когда...
— Ну, допустим, унаследовал.
— А теперь он ни с того ни с сего зачастил в лавку портного...
— А если он любит тряпки?
— ...и туда к нему толпами ходят бригадиры со всего города, не раз засветившиеся на операциях с наркотиками, рэкете и...
— Отсюда вовсе не следует, что там они говорят именно обо всем этом.
— Думаю, они отчитываются перед ним, Чарли.
— Интуицией не заменишь состав преступления.
— Давай все-таки попробуем обратиться к судье.
— Не пройдет.
— Но рискнуть-то стоит.
— Ну, ладно, — вздохнул Сканлон. — Пиши представление, и я попрошу шефа обратиться за ордером на прослушивание. Попробуем попасть на судью посговорчивее и будем надеяться на лучшее. Вдруг нам повезет.
Он снова выпустил облако дыма, а затем спросил, кто заседает в суде на этой неделе.
* * *
На ней был черный шелковый халат с монограммой Э.Ф., вышитой красными нитками на нагрудном кармане. Она сидела на стуле в гостиной, закатав рукава и поджав под себя ноги. Он приготовил ей виски с содовой и мартини с «Бифитером» для себя. Как кошка, обживающаяся в новой обстановке, Сара исследовала сперва спальню наверху, затем кухню и столовую на втором этаже и наконец — пока он возился с бутылками — кабинет и комнату для совещаний позади гостиной в самом низу. Изнутри гостиной входная дверь ничуть не выделялась на фоне отделанных деревянными панелями стен. Ни ручки, ничего. Открывалась она одним нажатием руки, после чего срабатывал замок и дверь со щелчком распахивалась, открывая взору обитый панелями орехового дерева лестничный проем, ведущий на улицу.
— А почему здесь нет двери? — поинтересовалась она.
— Архитектор решил, что так лучше.
— Пожалуй, он прав.
— Еще по одной? — спросил он.
— Мне, похоже, достаточно, — отказалась Сара.
В халате она чувствовала себя очень уютно. Похожие ощущения она испытывала в детстве, когда надевала рубашки отца. На часах пока только пять тридцать, впереди еще несколько часов.
— Почему ты мне не позвонил? — спросила она.
— Ты же мне запретила.
— Машину посылать я тебя тоже не просила.
— Я думал, тебе так будет удобнее.
— Я все время ждала твоего звонка. Мне постоянно казалось: вот-вот кто-нибудь из учителей возьмет трубку и позовет: «Сара, тебя к телефону». Я представляла, как подойду, скажу: «Алло» — и услышу твой голос. Меня начинала бить дрожь при одной мысли о том, что со мной случится при первом же звуке твоего голоса.
— И что ты решила?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, сказать. Когда я позвоню.
— Ты же не позвонил.
— Потому что ты мне запретила.
— А ты, выходит, всегда меня слушаешься?
— Всегда.
— С каких же это пор?
— С этого момента.
Его слова возбуждали и пробуждали в ней искушение. Ей захотелось отбросить в сторону халат, раскинуться перед ним и приказать ему снова начать целовать ее. Да и сам халат действовал на нее возбуждающе. Носить, пусть короткое время, что-то, принадлежащее ему, рождало иллюзию, что и сам Эндрю принадлежит ей.
— Так что бы ты сказала? — настаивал он.
— Наверное, я сказала бы: «Кто у телефона?»
— А я ответил бы: «Ты отлично знаешь, кто. Когда мы увидимся?»
— А я бы сказала: «Ах, это вы, доктор Кончельскис! Я собиралась позвонить вам сегодня, только попозже. Вы примете меня в среду?»
— Твоего доктора действительно так зовут?
— Нет, я назвала первое пришедшее на ум имя.
— Кончельскис, да?
— Да, — подтвердила она и вдруг покраснела, только сейчас поняв скрытый смысл его вопроса.
Он сидел на диване напротив, тоже в халате, хотя и не таком роскошном. Интересно, понимал ли он, насколько в духе Фрейда была ее случайная оговорка про доктора Кончельскиса? Да, конечно понимал, иначе стал бы он заострять на ней внимание.
— Ты знаешь анекдот про оговорку в духе Фрейда? — хихикнула Сара. — Мужчина пришел к психиатру и пожаловался, что не далее как сегодня утром в беседе с женой он оговорился и оговорка, несомненно, была сексуально окрашена. Доктор пожелал уточнить. «Так вот, — говорит пациент, — я хотел попросить: „Солнышко, передай мне, пожалуйста, бутерброд“. Но оговорился». — «Так что же вы сказали?» — "А вместо этого я сказал: «Ах ты шалава, затраханная, да ты мне всю жизнь загубила!»
Брови Эндрю удивленно взлетели вверх, а затем он разразился смехом. Саре очень понравилось наблюдать за сменой эмоций, так ярко читавшейся у него на лице, и она тоже расхохоталась.
— Ты видела «Чемпионский сезон»? — спросил он, все еще смеясь.
— Нет, — ответила она, не понимая, какая связь между каким-то чемпионским сезоном и доктором Кончельскисом, да и профессором Фрейдом тоже.
— Есть там одна фраза, ее говорит Пол Сорвино. Знаешь? Прекрасный актер. И в «Отличных ребятах» тоже он играет. Видела?
— Ты говоришь о кино?
— Да. На самом деле «Чемпионский сезон» поставили сперва в театре, но я видел только последующую экранизацию. Я не так уж часто хожу в театр, а ты?
— Почти вообще не хожу.
Сара не стала объяснять, что Майкл находил почти все спектакли чересчур примитивными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— А кто еще? — поинтересовался он.
— Пети Бардо.
— Консильери, — бросил Сканлон.
— Любит носить коричневые костюмы, — заметил Джорджи.
— По крайней мере, был консильери при Энтони, — уточнил Сканлон.
— Мне кажется, что иерархия осталась прежней, — сказал Майкл, — только Эндрю занял место отца.
— Кого еще вы видели?
— Бригадиров со всего города. Среди них Джерри Лачиззаре, Феликс Даниелли...
— Крупная дичь, — отметил Сканлон.
— И чем дальше, тем крупнее. Бобби Триани...
— Зять Руди.
— Сэл Бонифацио по кличке Парикмахер...
— Тот самый, с которого все началось, — вставил Джорджи.
— Нет. Тот, с которого все началось, уже мертв, — поправил его Майкл.
— Господь с вами, — возвел очи горе Джорджи и преувеличенно печально перекрестился.
— И с духом твоим, — подхватил Сканлон, и оба улыбнулись чему-то понятному только католикам.
— Толстяк Никки Николетта, Фрэнки Палумбо...
— Хорошенькие приятели у парня.
— Джой Ди Лука...
— Уже достаточно, — перебил Сканлон.
— С моей точки зрения, тут так и просится статья о превентивном аресте, — заметил Майкл.
— В самом деле? — съязвил Сканлон. — Каким образом? С чего ты взял, что в лавке происходит что-то противозаконное? Может, они приходят туда как в клуб — посидеть, выпить чашечку кофе, посудачить, кто и с кем изменяет жене, какая лошадь имеет наилучшие шансы на ближайших скачках, — и ничего более. Где состав преступления?
— У нас записан на пленку разговор Фавиолы с братом о том, что дело унаследует сын, когда...
— Ну, допустим, унаследовал.
— А теперь он ни с того ни с сего зачастил в лавку портного...
— А если он любит тряпки?
— ...и туда к нему толпами ходят бригадиры со всего города, не раз засветившиеся на операциях с наркотиками, рэкете и...
— Отсюда вовсе не следует, что там они говорят именно обо всем этом.
— Думаю, они отчитываются перед ним, Чарли.
— Интуицией не заменишь состав преступления.
— Давай все-таки попробуем обратиться к судье.
— Не пройдет.
— Но рискнуть-то стоит.
— Ну, ладно, — вздохнул Сканлон. — Пиши представление, и я попрошу шефа обратиться за ордером на прослушивание. Попробуем попасть на судью посговорчивее и будем надеяться на лучшее. Вдруг нам повезет.
Он снова выпустил облако дыма, а затем спросил, кто заседает в суде на этой неделе.
* * *
На ней был черный шелковый халат с монограммой Э.Ф., вышитой красными нитками на нагрудном кармане. Она сидела на стуле в гостиной, закатав рукава и поджав под себя ноги. Он приготовил ей виски с содовой и мартини с «Бифитером» для себя. Как кошка, обживающаяся в новой обстановке, Сара исследовала сперва спальню наверху, затем кухню и столовую на втором этаже и наконец — пока он возился с бутылками — кабинет и комнату для совещаний позади гостиной в самом низу. Изнутри гостиной входная дверь ничуть не выделялась на фоне отделанных деревянными панелями стен. Ни ручки, ничего. Открывалась она одним нажатием руки, после чего срабатывал замок и дверь со щелчком распахивалась, открывая взору обитый панелями орехового дерева лестничный проем, ведущий на улицу.
— А почему здесь нет двери? — поинтересовалась она.
— Архитектор решил, что так лучше.
— Пожалуй, он прав.
— Еще по одной? — спросил он.
— Мне, похоже, достаточно, — отказалась Сара.
В халате она чувствовала себя очень уютно. Похожие ощущения она испытывала в детстве, когда надевала рубашки отца. На часах пока только пять тридцать, впереди еще несколько часов.
— Почему ты мне не позвонил? — спросила она.
— Ты же мне запретила.
— Машину посылать я тебя тоже не просила.
— Я думал, тебе так будет удобнее.
— Я все время ждала твоего звонка. Мне постоянно казалось: вот-вот кто-нибудь из учителей возьмет трубку и позовет: «Сара, тебя к телефону». Я представляла, как подойду, скажу: «Алло» — и услышу твой голос. Меня начинала бить дрожь при одной мысли о том, что со мной случится при первом же звуке твоего голоса.
— И что ты решила?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, сказать. Когда я позвоню.
— Ты же не позвонил.
— Потому что ты мне запретила.
— А ты, выходит, всегда меня слушаешься?
— Всегда.
— С каких же это пор?
— С этого момента.
Его слова возбуждали и пробуждали в ней искушение. Ей захотелось отбросить в сторону халат, раскинуться перед ним и приказать ему снова начать целовать ее. Да и сам халат действовал на нее возбуждающе. Носить, пусть короткое время, что-то, принадлежащее ему, рождало иллюзию, что и сам Эндрю принадлежит ей.
— Так что бы ты сказала? — настаивал он.
— Наверное, я сказала бы: «Кто у телефона?»
— А я ответил бы: «Ты отлично знаешь, кто. Когда мы увидимся?»
— А я бы сказала: «Ах, это вы, доктор Кончельскис! Я собиралась позвонить вам сегодня, только попозже. Вы примете меня в среду?»
— Твоего доктора действительно так зовут?
— Нет, я назвала первое пришедшее на ум имя.
— Кончельскис, да?
— Да, — подтвердила она и вдруг покраснела, только сейчас поняв скрытый смысл его вопроса.
Он сидел на диване напротив, тоже в халате, хотя и не таком роскошном. Интересно, понимал ли он, насколько в духе Фрейда была ее случайная оговорка про доктора Кончельскиса? Да, конечно понимал, иначе стал бы он заострять на ней внимание.
— Ты знаешь анекдот про оговорку в духе Фрейда? — хихикнула Сара. — Мужчина пришел к психиатру и пожаловался, что не далее как сегодня утром в беседе с женой он оговорился и оговорка, несомненно, была сексуально окрашена. Доктор пожелал уточнить. «Так вот, — говорит пациент, — я хотел попросить: „Солнышко, передай мне, пожалуйста, бутерброд“. Но оговорился». — «Так что же вы сказали?» — "А вместо этого я сказал: «Ах ты шалава, затраханная, да ты мне всю жизнь загубила!»
Брови Эндрю удивленно взлетели вверх, а затем он разразился смехом. Саре очень понравилось наблюдать за сменой эмоций, так ярко читавшейся у него на лице, и она тоже расхохоталась.
— Ты видела «Чемпионский сезон»? — спросил он, все еще смеясь.
— Нет, — ответила она, не понимая, какая связь между каким-то чемпионским сезоном и доктором Кончельскисом, да и профессором Фрейдом тоже.
— Есть там одна фраза, ее говорит Пол Сорвино. Знаешь? Прекрасный актер. И в «Отличных ребятах» тоже он играет. Видела?
— Ты говоришь о кино?
— Да. На самом деле «Чемпионский сезон» поставили сперва в театре, но я видел только последующую экранизацию. Я не так уж часто хожу в театр, а ты?
— Почти вообще не хожу.
Сара не стала объяснять, что Майкл находил почти все спектакли чересчур примитивными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91