– Да я, царь, смерть от человека всегда принять готов, – сказал Люб. – А от смерти, упырем данной, храни святейший Сварог каждого. Я людей только в честном бою бивал, был родителям сын, сестрам брат, дружинникам товарищ; что покупал, всегда платил наличием; гостя принимал хлебом-солью от чистого сердца. Когда женюсь, на чужую девку и не взгляну, а из малых деток, которые будут, и добрых витязей, и почестных жен сделаю. И о жертве богам никогда не забываю. А вдруг меня упырь возьмет да убьет, или русалка утопит! Ни в упыри, ни к водяному в дружбу я идти не хочу. Придет смерть, пусть меня боги по заслугам примут. А муромы говорят, часто их Керемет с товарищами, во время боев облик человеческий принимают. Ну! И бил их я напропалую, хотя знаю, что даже великий Сварог упырей бить посылает самого старшего сына своего Перуна, который один против них мощен. От того, как часто летом, после Купалы, и до конца страды, гремит Перун. Нас он, детей своих, от нечисти обороняет.
– А уж бить упырей наш Чернигович старался, – сказал Ржешковид. – Бил он этих вятичей срединных напропалую. Будут они его помнить. Ведь какую осаду выдержал! Прикажи, великий царь, рассказать ему все.
– Засели мы в лесу, – начал рассказ своих подвигов Люб. – Окопались. Засеку сделали. Дорогу отрезали. А по ней и народ ходил, и товаров много возили. А тут полезли срединные. Ждем, когда они на приступ пойдут. Хлебушко был с нами, а дорогой лосей настреляли, да по близости речка Упа течет. Мы там рыбу полавливали. Человек по пяти ходили на реку. По ним стреляли, да они все леском, да кусточками пробирались и все возвращались с доброй добычей, целы и невредимы. Раз только готу Гардегильду правый глаз стрелой вышибли, да и он теперь жив и здоров, и на коне за ним не угонишься. Значит, одним глазом все дело у него кончилось. Подошли с дороги к ним еще ихние. Полезли на приступ. Узнали мы, что самые лихие их главари были здесь. Один Амчан Мченыч, про которого говорили в их же народе, что куда Амчан пришел на двор, так десять чертей рябых всегда за ним. Он-то сам, правду сказать, прямо на упыря похож. Я его убил, топором ему голову раскроил. А все думаю: «Упырь». Велел Гардегильду ему в самое сердце кол осиновый вбить, а после битвы мы его сожгли отдельно от добрых людей, да по ветру пепел его пустили. А то бы ожил! А другой воевода у них был один из той именно шайки, которая самый этот разбой на Оке реке придумала и затеяла людей чужих родов, без выкупа, плавать не пускать. Елец он прозывался. Увидел Елец, что людей у него мало. Сам едва на коня всполз. Я ему собственноручно левое плечо перерубил да рот до правого уха расширил. Да две еще стрелы в нем побывали. Его ребята их у него вытащили при мне. А все дерется! Собрал он наконец своих и наутек. А в лесу засела муромская Люми хромая со своими девками. Всех убегающих перестреляли. У Ельца вынули стрелу, заехавшую через глаз в самый мозг и ударившую в дно черепа так, что он треснул. А на стреле была изображена звездочка, вроде снежной, метка самой Люми. Значит, не от простой ратницы, а от самой воеводки, хотя и не самой наибольшей, смерть разбойник получил. Метко баба стреляет; даром, что еще и тридцати годов ей нет, а воеводка славная и мечом дерется отменно.
– А как по-твоему, – спросил Водан, – этот Елец не упырь?
– Он разбойник и вор, – сказал Люб, – а мнится мне, что все же упырем он не был и не будет. Храбрый и в полевом бою лихой витязь был и стрел не боялся. А упырь-то всегда из засады выскакивает.
Царь позвал Гардельгильда. Это был старый слуга Нордериха, следовавший всегда за ним во всех походах. Потеря глаза его ужасно ожесточила против разбойников и, несмотря на полученные при мирном договоре полтораста лисьих мехов, он был зол на них до крайности. В звание упыря, приписанное Амчану, он твердо уверовал со слов Люба Черниговича.
– Что одного Амчана сожгли, да пепел его по ветру развеяли, этого мало, – заявил он. – Надо было бы по всему их поганому краю пройтись и всех, до малых ребят, пожечь с осиновыми кольями в сердце. Там, что ни мужчина, то упырь, что ни баба, то ведьма. И говорят-то они не как люди. Все слышишь а-а-а-а, да а-а-а-а! Это ведь они нечистую силу из ада призывают.
Водан рассмеялся такому неожиданному замечанию старого гота.
– Не говорят ли с очень открытым ртом люди с открытой душой? Собака ворчащая больнее лающей кусается! Думается мне, твоя рана да вид дремучих лесов по Оке нагнали на тебя много напрасных страхов.
Оставшись наедине с Зурь-Иргаком, Водан сказал:
– Не легко искоренить в народе страх нечистой силы и отвлечь людей от поклонения ей наравне с богами. Еще труднее научить весь народ почитать Единого Пречистого Бога, что ни говорят старцы с горы над Днепром.
ТОРГОВЫЕ ГОСТИ
Корабли нагрузились мехами и съестными припасами и отправились в плаванье для поисков зимовья Люб Чернигович переправился через Днепр и со своими воинами вернулся в родную землю северскую. Дошли до большого города, построенного на высоких горах, на самом берегу Днепра.
Вокруг города во все стороны тянулись дремучие леса, то поднимавшиеся по склонам гор до самых их вершин, то спускавшиеся к самому берегу реки, в водах которой деревья отражались зелеными тенями причудливых очертаний. Город был окопан со всех сторон и окружен частоколом, то громоздящимся в гору, то исчезающим в оврагах. Вершины гор были увенчаны башнями с многочисленными бойницами, и в верхнем ярусе с большими окнами, через которые выглядывали большие камнеметы с веревочными приводами. В лесах были проделаны засеки, через которые вели узкие дороги. У каждой дороги, невдалеке от города, стояло по сторожевой деревянной башне. Река была наполнена стругами, ладьями и кораблями разной величины и разной постройки. Стояли они не только у города, но и за городом вверх и вниз по реке на большом расстоянии. В лесных полянах были расставлены шатры и около костров грелись и готовили кушанье путешественники, по одежде и облику принадлежащие к самым разнообразным странам и народам. Леса были по большей части хвойные, и запах смолы носился в воздухе по всей реке.
Водан прошел со своими стругами выше города и расположился вдоль берега на расстоянии более десяти стадиев. К нему выслали из города мужей почестных, которые от имени посадника Бельца, тысячного Боролюба и народного веча, спросили пришельцев, что они за люди, откуда пришли, куда путь держат и чем торгуют? Вожди асов удовлетворили их любопытство и приняли с почетом. «Кто сядет к столу моему, тому дам воды и оботру ему руки, – говорил Водан, – но говорить ему буду приятно, чтобы и его речь была мне приятна», и всегда соблюдал он это правило при встречах с чужеземцами. Посетил Водан и посадника, и всех воевод, живших в городе, а принял их у себя к почетному столованию, где не пожалел ни пива ячменного, ни меду стоялого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71