И много лет это так у них ведется.
– Много лет, говоришь, Величар? – остановил его Вадим. – Отчего же сегодня такой взрыв негодования и в таком озверелом проявлении?
– Тут случай особый был, – объяснил Величар. – Перс, Хозрой-Аршак, полюбил Гофолию, дочь Иорама, богатого купца. Иорам хотел выдать ее за своего, еврея Авессалома. Но Гофолия любила перса и бежала в его дом. Иорам со всю семьей ворвался в жилище дочери и торжественно, при муже, проклял ее. Хозрой велел своим слугам прогнать дерзких со своего двора.
– Но ведь она изменила вере своих отцов, – заметил Вадим. – Евреи очень стоят за веру свою.
– В том-то и дело, – возразил Величар, – что ничему она еще не изменяла. Хозрой сказал ей: «Думается мне, что твой Адонай и мой Ахура-Мазда один и тот же бог, под разными двумя названиями. У тебя пророк Моисей, у меня Заратустра. Ты читай свои книги, я свои. А наши дети пусть читают и те, и другие. Подрастут, сами выберут то, во что сердцем уверуют. Да и ваша Эсфирь не была ли подругой и одной из жен царя Агасфера».
– Хороший человек Хозрой-Аршак! – сказал Вадим.
– А теперь слушай, что они с хорошим человеком сделали. Все евреи перестали вести с ним какие-либо торговые дела, с другой стороны скупили все его долговые обязательства. Но Хозрой богат. Все долги уплатил сразу, а для торговли он в евреях не нуждается. Он скифские меха скупает и отправляет их прямо в Грецию и Рим. Против него бессильна была их злоба. Тогда веришь ли? Они стали подкупать его корабельщиков, чтобы его корабли на мель сажали и груз топили.
– Неужели такие мерзости творятся с ведома таких людей, как Елиуд, Елеазар и Иоад? – недоумевал Вадим.
– Их никто не винит! – ответил Величар. – Но в их руках власть показная. Когда надо ограбить язычника, они соединяются в такой союз, который и буйным насилием, вроде сегодняшнего, не всегда разрушишь. Но продолжаю тебе печальную повесть о Хозрое-Аршаке. Не на радость упоминал он жене своей о царе Агасфере и Эсфири. Сказание о них мне говорил сам Хозрой. При царе Агасфере, или Артаксерксе, оспаривали власть у престола персы, главой которых был вельможа Гаман, и евреи, руководимые родным дядей Эсфири, Мордохом. Евреи при помощи красавицы, царской возлюбленной, одержали верх, и Гаман был повешен за свою любовь к царю и народу. Евреи же овладели управлением всех дел в государстве. В день поминания перса они пекут особое печение, называемое Гамановым ухом, и едят его, запивая вином и проклиная всех, кого прозывают неверными и язычниками. Так было и в этом году, в доме Иорама. Сыновья его и друг их, отвергнутый красавицей Гофолией, жених Авессалом, перепились и вспоминая о Гамане, издумали устроить неприятность одноплеменнику его, Хозрою-Аршаку. Принесли виселицу, изготовленную домашним столяром Иорама. Ее, пользуясь мраком ночи, установили и повесили на ней соломенного человека, облеченного в персидские одежды. По сторонам виселицы расположили два костра и окружили их самыми позорными нечистотами. Потом зажгли и все бежали тем же путем, которым пришли. С Матридатовской улицы прохожие, видя огонь и опасаясь пожара, стали сбегаться в переулок. Шум разбудил и Хозроя, и домашних его. Они выскочили из дома, увидели повешенное чучело и костры, обложенные нечистотами. У персов огонь есть образ Ахура-Мазды на земле и ничто нечистое не должно его касаться. Поэтому они и не сжигают своих мертвецов. Хозрой приказал не медля убрать все устроенное безобразие, а с рассвета произвел поиски на месте события. В траве он нашел голубую шерстяную кисть, доказавшую, что это дело рук еврейских, в чем и так не сомневался. Скоро он сделал и еще более ценную находку. На дорожке близь забора лежала пряжка с именем Ахаза бень-Иорама, одного из сыновей своего врача. Через несколько дней он поймал и Ахаза, и Авессалома, в участии которого в учиненной мерзости был уверен. Он привел их в дом свой и приказал рабам дать каждому по сто ударов палок по пяткам. Обиженные жаловались фесмофетам. Судьи решили; что за взаимным обменом оскорблений, взыскивать ни та, ни иная сторона ничего не могут, но за нарушение порядка и тишины обе стороны повинны уплатить пеню по десяти минь каждая. Евреи, по обыкновению, эти 10 минь разложили по оболам на своих покупателей, но в тоже время всех персидских купцов пригласили к немедленной уплате всех лежавших на них долговых обязательств, а персов, живших в еврейских домах, выбросили на улицу со всеми пожитками и с семьями. Мало того, заставили опорожнить все товарные склады, принадлежавшие иудеям, с Фарнаковой пристани согнали прочь все корабли, на которых был персидский груз. Добро еще, что в городе у нас только одна Фарнакова пристань в руках евреев.
– Да, это зловреднейшие заговорщики! – воскликнул Вадим.
– Подожди еще! – остановил его Величар. – Этим дело не кончилось.
Хозрой, не должный евреям ни обола, чувствовал себя превосходно и помогал обиженным землякам. Но врагам его надо было непременно добраться до него и вычеркнуть его из числа наших граждан. И они добились своего. Хозрой сидел с женой раз в послеобеденное время под навесом у дома своего, в тени плюща и дикого винограда, вдыхая благоухание душистых цветов их сада. Перед ним лежал свиток Зенд-Авесты, перед Гофолией – книга Моисея. Они читали вместе и часто находили в обоих книгах одинаковые предписания, выраженные разными словами. Но случилось, что Гофолия вспомнила одно речение и сказала мужу: «Дорогой! Сходи в покои. Там найдешь книгу пророков. Там тоже сказано, что ты читал сейчас. Я тебе найду это место, хотя не помню, кто именно из великих пророков сказал тоже, что Заратустра. Верь, что один Бог рек устами пророков всех народов, хотя не всем поровну открывал истину». Хозрой пошел в дом и в книжном ларце стал искать желаемые свитки. Вдруг он был поражен душу раздирающим криком жены. Выбежав в сад, он нашел несчастную Гофолию распростертой на полу, с окровавленным лицом. В руке ее была стрела, вырванная из раны. Стрела эта пронзила ей правый глаз, который уже больше не открывался и представлял глубокую окровавленную рану. Хозрой поднял больную, призвал слуг и вместе они отнесли ее на постель и сделали перевязку. На древке стрелы была вырезана еврейская надпись: «Да истекут кровью очи, отвратившиеся от Господа. Эта стрела для правого глаза. Левый свою получит долго не медля». Преступник, несомненно замечательный стрелок, не был найден. Хозрой дал несчастной жене отлежаться три дня, пока продолжалась лихорадка. На четвертый ночью, украдкой, он сел с ней на корабль и отправился в Трапезунд, где имел родственников. Вернулся он месяц спустя и начал продавать дом и все имущество, решившись более в Танаис не возвращаться.
– Добились своего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Много лет, говоришь, Величар? – остановил его Вадим. – Отчего же сегодня такой взрыв негодования и в таком озверелом проявлении?
– Тут случай особый был, – объяснил Величар. – Перс, Хозрой-Аршак, полюбил Гофолию, дочь Иорама, богатого купца. Иорам хотел выдать ее за своего, еврея Авессалома. Но Гофолия любила перса и бежала в его дом. Иорам со всю семьей ворвался в жилище дочери и торжественно, при муже, проклял ее. Хозрой велел своим слугам прогнать дерзких со своего двора.
– Но ведь она изменила вере своих отцов, – заметил Вадим. – Евреи очень стоят за веру свою.
– В том-то и дело, – возразил Величар, – что ничему она еще не изменяла. Хозрой сказал ей: «Думается мне, что твой Адонай и мой Ахура-Мазда один и тот же бог, под разными двумя названиями. У тебя пророк Моисей, у меня Заратустра. Ты читай свои книги, я свои. А наши дети пусть читают и те, и другие. Подрастут, сами выберут то, во что сердцем уверуют. Да и ваша Эсфирь не была ли подругой и одной из жен царя Агасфера».
– Хороший человек Хозрой-Аршак! – сказал Вадим.
– А теперь слушай, что они с хорошим человеком сделали. Все евреи перестали вести с ним какие-либо торговые дела, с другой стороны скупили все его долговые обязательства. Но Хозрой богат. Все долги уплатил сразу, а для торговли он в евреях не нуждается. Он скифские меха скупает и отправляет их прямо в Грецию и Рим. Против него бессильна была их злоба. Тогда веришь ли? Они стали подкупать его корабельщиков, чтобы его корабли на мель сажали и груз топили.
– Неужели такие мерзости творятся с ведома таких людей, как Елиуд, Елеазар и Иоад? – недоумевал Вадим.
– Их никто не винит! – ответил Величар. – Но в их руках власть показная. Когда надо ограбить язычника, они соединяются в такой союз, который и буйным насилием, вроде сегодняшнего, не всегда разрушишь. Но продолжаю тебе печальную повесть о Хозрое-Аршаке. Не на радость упоминал он жене своей о царе Агасфере и Эсфири. Сказание о них мне говорил сам Хозрой. При царе Агасфере, или Артаксерксе, оспаривали власть у престола персы, главой которых был вельможа Гаман, и евреи, руководимые родным дядей Эсфири, Мордохом. Евреи при помощи красавицы, царской возлюбленной, одержали верх, и Гаман был повешен за свою любовь к царю и народу. Евреи же овладели управлением всех дел в государстве. В день поминания перса они пекут особое печение, называемое Гамановым ухом, и едят его, запивая вином и проклиная всех, кого прозывают неверными и язычниками. Так было и в этом году, в доме Иорама. Сыновья его и друг их, отвергнутый красавицей Гофолией, жених Авессалом, перепились и вспоминая о Гамане, издумали устроить неприятность одноплеменнику его, Хозрою-Аршаку. Принесли виселицу, изготовленную домашним столяром Иорама. Ее, пользуясь мраком ночи, установили и повесили на ней соломенного человека, облеченного в персидские одежды. По сторонам виселицы расположили два костра и окружили их самыми позорными нечистотами. Потом зажгли и все бежали тем же путем, которым пришли. С Матридатовской улицы прохожие, видя огонь и опасаясь пожара, стали сбегаться в переулок. Шум разбудил и Хозроя, и домашних его. Они выскочили из дома, увидели повешенное чучело и костры, обложенные нечистотами. У персов огонь есть образ Ахура-Мазды на земле и ничто нечистое не должно его касаться. Поэтому они и не сжигают своих мертвецов. Хозрой приказал не медля убрать все устроенное безобразие, а с рассвета произвел поиски на месте события. В траве он нашел голубую шерстяную кисть, доказавшую, что это дело рук еврейских, в чем и так не сомневался. Скоро он сделал и еще более ценную находку. На дорожке близь забора лежала пряжка с именем Ахаза бень-Иорама, одного из сыновей своего врача. Через несколько дней он поймал и Ахаза, и Авессалома, в участии которого в учиненной мерзости был уверен. Он привел их в дом свой и приказал рабам дать каждому по сто ударов палок по пяткам. Обиженные жаловались фесмофетам. Судьи решили; что за взаимным обменом оскорблений, взыскивать ни та, ни иная сторона ничего не могут, но за нарушение порядка и тишины обе стороны повинны уплатить пеню по десяти минь каждая. Евреи, по обыкновению, эти 10 минь разложили по оболам на своих покупателей, но в тоже время всех персидских купцов пригласили к немедленной уплате всех лежавших на них долговых обязательств, а персов, живших в еврейских домах, выбросили на улицу со всеми пожитками и с семьями. Мало того, заставили опорожнить все товарные склады, принадлежавшие иудеям, с Фарнаковой пристани согнали прочь все корабли, на которых был персидский груз. Добро еще, что в городе у нас только одна Фарнакова пристань в руках евреев.
– Да, это зловреднейшие заговорщики! – воскликнул Вадим.
– Подожди еще! – остановил его Величар. – Этим дело не кончилось.
Хозрой, не должный евреям ни обола, чувствовал себя превосходно и помогал обиженным землякам. Но врагам его надо было непременно добраться до него и вычеркнуть его из числа наших граждан. И они добились своего. Хозрой сидел с женой раз в послеобеденное время под навесом у дома своего, в тени плюща и дикого винограда, вдыхая благоухание душистых цветов их сада. Перед ним лежал свиток Зенд-Авесты, перед Гофолией – книга Моисея. Они читали вместе и часто находили в обоих книгах одинаковые предписания, выраженные разными словами. Но случилось, что Гофолия вспомнила одно речение и сказала мужу: «Дорогой! Сходи в покои. Там найдешь книгу пророков. Там тоже сказано, что ты читал сейчас. Я тебе найду это место, хотя не помню, кто именно из великих пророков сказал тоже, что Заратустра. Верь, что один Бог рек устами пророков всех народов, хотя не всем поровну открывал истину». Хозрой пошел в дом и в книжном ларце стал искать желаемые свитки. Вдруг он был поражен душу раздирающим криком жены. Выбежав в сад, он нашел несчастную Гофолию распростертой на полу, с окровавленным лицом. В руке ее была стрела, вырванная из раны. Стрела эта пронзила ей правый глаз, который уже больше не открывался и представлял глубокую окровавленную рану. Хозрой поднял больную, призвал слуг и вместе они отнесли ее на постель и сделали перевязку. На древке стрелы была вырезана еврейская надпись: «Да истекут кровью очи, отвратившиеся от Господа. Эта стрела для правого глаза. Левый свою получит долго не медля». Преступник, несомненно замечательный стрелок, не был найден. Хозрой дал несчастной жене отлежаться три дня, пока продолжалась лихорадка. На четвертый ночью, украдкой, он сел с ней на корабль и отправился в Трапезунд, где имел родственников. Вернулся он месяц спустя и начал продавать дом и все имущество, решившись более в Танаис не возвращаться.
– Добились своего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71