Там, в окружении одних лишь флаконов, он стал методично напиваться, не желая слушать даже Феликса, ломившегося в дверь и умолявшего открыть, пока, наконец, под утро не свалился мертвецки пьяным. Только так ему удалось усыпить свое безжалостное воображение и прогнать возникавшие в нем невыносимые картины…
Лишь через сутки Варанвиль смог к нему войти. Да и то ему пришлось позаимствовать у садовника лестницу, чтобы пролезть в окно…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БОЛЬШОЙ ДОМ
1786
Глава X
ПЕРВЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ…
Двое мужчин и с ними молодая женщина обошли весь дом. Потом они направились к столу и привезенным из Малайзии креслам из ротанговой пальмы, стоявшим возле большого дуба. Гийом специально сохранил его, когда корчевали деревья, и теперь он украшал зеленый травяной ковер, разостланный перед входом. Впрочем, из всего сада можно было показать лишь один этот уголок, так как парк даже не был целиком спроектирован и посажен. Но этого было достаточно для того, чтобы представить себе, каким он будет.
Госпожа де Бугенвиль устроилась в кресле среди подушек из набивного кретона, разложила свое широкое белое муслиновое платье в синюю полоску, подняла очаровательный носик, склонила набок голову, желая охватить одним взглядом весь дом, и заявила:
— Очень красивый дом, господин Тремэн, искренне поздравляю. Я бы от такого не отказалась!
Ее муж засмеялся.
— Вы могли бы стать первой женщиной, которая, увидев новый дом, не захотела бы его иметь. Согласен, что этот дом соблазнителен, но у вас их уже три, и потом ведь можно перекрасить стены… Тогда желание пройдет.
Они обменялись заговорщицкими улыбками в знак полного взаимопонимания, и теперь уже Гийом им позавидовал. Какая удивительная пара! При тридцатилетней разнице в возрасте так подходить друг другу…
Свежая, словно ветка пахучей сирени, и такая же тонкая и гибкая, Флора де Бугенвиль, в девичестве де Монтандр, была поистине восхитительна: золотистые волосы обрамляли ее одухотворенное лицо и голубые, похожие на летнее небо глаза. Муж ее, казалось, был навеки защищен от старости благодаря суровой жизни моряка и привычке к физическим упражнениям. Тело его было по-прежнему послушным и крепким, молодое лицо отличалось живыми глазами, а рот был всегда готов улыбнуться, обнажая крепкие зубы. Он все еще был очень похож на того самого молодого офицера, который часто бывал в доме доктора Тремэна, странствовал по лесам и был принят за своего в индейском племени, — каким его помнил Гийом.
Правда, воспоминание его было омрачено последними проведенными в Квебеке часами, когда их насильно посадили на следовавший во Францию корабль, ведь мальчик винил в этом Бугенвиля: он считал, что друг не оправдал его доверия и что, заставив его покинуть любимую страну, он совершил плохой поступок…
Его отношение к нему проявилось на свадьбе Феликса и Розы, состоявшейся за пять дней до этого, где он столкнулся с этим бывшим адвокатом высшего суда в Париже, который стал сначала пехотным полковником, а затем, совершив удивительное кругосветное путешествие, превратился, как он того и хотел, в настоящего моряка и даже командовал эскадрой. Он заговорил с ним учтиво, но чрезвычайно холодно, тогда как Бугенвиль не скрывал своего изумления.
— Гийом Тремэн? Неужели вы тот самый мальчуган, которого я давно знал в Канаде и который так любил море? Вы удивительным образом его напоминаете, точнее, это он походил на вас, подобно тому как эскиз походит на законченный портрет.
— Я и то, и другое, сударь… и с радостью пользуюсь случаем, чтобы поздравить вас с замечательными успехами! Вы, можно сказать, полностью осуществили ваши мечты?
Бугенвиль был слишком тонок и опытен в светском общении, чтобы не уловить сухой тон, жесткую манеру и враждебность в этом особом взгляде, подобного которому никогда не встречал.
— Даже не верится, — медленно произнес он, всматриваясь в худое, будто бы вырубленное лицо, — что вы действительно тот самый привлекательный мальчик. Мы были друзьями…
— Прекрасно помню, сударь. Помню и то, что просил вас о помощи, а взамен был выставлен с матерью из Квебека без всякой надежды на возвращение.
— И вы на меня за это сердитесь?
— Да. Так же, как я сержусь на англичан; как сержусь на американцев, которые, воткнув нам нож в спину, имели наглость просить короля Франции о помощи; как сержусь на…
Бугенвиль взял Гийома за локоть.
— Успокойтесь, прошу вас! Нам следует обо всем подробно поговорить, и вы поймете, что тогда у вас и госпожи Тремэн не было другого выхода… Может быть, позже, после церемонии…
Церемония же была совершенно очаровательной и проходила на фоне замка Шантелу, погруженного в добродушную прелесть деревенской свадьбы, не лишенной, впрочем, изящества. Роза, желая еще больше понравиться тому, кого сумела завоевать в нелегкой борьбе, сделалась еще тоньше и вся сияла в короне из белых цветов, из-под которой выбивались, путаясь, небольшая кружевная вуаль и ее роскошная рыжая шевелюра. Феликс был великолепен в синей с красным форме офицера Королевского флота. Ведь именно туда он должен был скоро вернуться на службу — настоящий триумф невесты, которой пришлось принести в жертву свою любовь, чтобы уговорить его на этот поступок.
— Вы так же созданы для земледелия, как я для того, чтобы стать аббатисой! — как-то заявила она ему. — Когда вы любуетесь морской стихией, то похожи на сбившегося со следа спаниеля. Вернитесь к ней! Для меня она лучшая соперница, чем женщины, к которым вас может толкнуть разочарование.
— Вы придаете столь мало значения моей любви к вам? — спросил молодой человек, не веривший своим ушам.
Мадемуазель де Монтандр одарила его своей самой очаровательной улыбкой.
— Вы меня любите, друг мой, в этом нет сомнения, но думаю, что я вас люблю еще больше. Стало быть, мне придется следить за тем, чтобы счастье вам как можно меньше изменяло. Наше благополучие станет от этого лишь крепче.
И даже больше, чем она предполагала.
Согласившись принять на себя груз тревог и одиночества, неизбежных в жизни жены моряка, Роза навсегда завоевала любовь и уважение мужа. Пока он будет плавать, она поселится в Варанвиле, которым собиралась активно заняться, дабы превратить его в уютное гнездышко, куда ему так приятно будет вернуться, и одновременно постарается сделать имение доходным, увеличив семейное богатство. С безусловной помощью Гийома, твердо решившего заинтересовать друга своими собственными делами.
Итак, пока молодожены открывали бал под раскинутым перед замком большим шатром, Тремэн и Бугенвиль встретились в тишине розария для беседы, которую мореплаватель считал столь необходимой. Он заговорил первым.
— Мне очень жаль, Гийом, поверьте, что вы таким образом расценили мои намерения, но меня это не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Лишь через сутки Варанвиль смог к нему войти. Да и то ему пришлось позаимствовать у садовника лестницу, чтобы пролезть в окно…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БОЛЬШОЙ ДОМ
1786
Глава X
ПЕРВЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ…
Двое мужчин и с ними молодая женщина обошли весь дом. Потом они направились к столу и привезенным из Малайзии креслам из ротанговой пальмы, стоявшим возле большого дуба. Гийом специально сохранил его, когда корчевали деревья, и теперь он украшал зеленый травяной ковер, разостланный перед входом. Впрочем, из всего сада можно было показать лишь один этот уголок, так как парк даже не был целиком спроектирован и посажен. Но этого было достаточно для того, чтобы представить себе, каким он будет.
Госпожа де Бугенвиль устроилась в кресле среди подушек из набивного кретона, разложила свое широкое белое муслиновое платье в синюю полоску, подняла очаровательный носик, склонила набок голову, желая охватить одним взглядом весь дом, и заявила:
— Очень красивый дом, господин Тремэн, искренне поздравляю. Я бы от такого не отказалась!
Ее муж засмеялся.
— Вы могли бы стать первой женщиной, которая, увидев новый дом, не захотела бы его иметь. Согласен, что этот дом соблазнителен, но у вас их уже три, и потом ведь можно перекрасить стены… Тогда желание пройдет.
Они обменялись заговорщицкими улыбками в знак полного взаимопонимания, и теперь уже Гийом им позавидовал. Какая удивительная пара! При тридцатилетней разнице в возрасте так подходить друг другу…
Свежая, словно ветка пахучей сирени, и такая же тонкая и гибкая, Флора де Бугенвиль, в девичестве де Монтандр, была поистине восхитительна: золотистые волосы обрамляли ее одухотворенное лицо и голубые, похожие на летнее небо глаза. Муж ее, казалось, был навеки защищен от старости благодаря суровой жизни моряка и привычке к физическим упражнениям. Тело его было по-прежнему послушным и крепким, молодое лицо отличалось живыми глазами, а рот был всегда готов улыбнуться, обнажая крепкие зубы. Он все еще был очень похож на того самого молодого офицера, который часто бывал в доме доктора Тремэна, странствовал по лесам и был принят за своего в индейском племени, — каким его помнил Гийом.
Правда, воспоминание его было омрачено последними проведенными в Квебеке часами, когда их насильно посадили на следовавший во Францию корабль, ведь мальчик винил в этом Бугенвиля: он считал, что друг не оправдал его доверия и что, заставив его покинуть любимую страну, он совершил плохой поступок…
Его отношение к нему проявилось на свадьбе Феликса и Розы, состоявшейся за пять дней до этого, где он столкнулся с этим бывшим адвокатом высшего суда в Париже, который стал сначала пехотным полковником, а затем, совершив удивительное кругосветное путешествие, превратился, как он того и хотел, в настоящего моряка и даже командовал эскадрой. Он заговорил с ним учтиво, но чрезвычайно холодно, тогда как Бугенвиль не скрывал своего изумления.
— Гийом Тремэн? Неужели вы тот самый мальчуган, которого я давно знал в Канаде и который так любил море? Вы удивительным образом его напоминаете, точнее, это он походил на вас, подобно тому как эскиз походит на законченный портрет.
— Я и то, и другое, сударь… и с радостью пользуюсь случаем, чтобы поздравить вас с замечательными успехами! Вы, можно сказать, полностью осуществили ваши мечты?
Бугенвиль был слишком тонок и опытен в светском общении, чтобы не уловить сухой тон, жесткую манеру и враждебность в этом особом взгляде, подобного которому никогда не встречал.
— Даже не верится, — медленно произнес он, всматриваясь в худое, будто бы вырубленное лицо, — что вы действительно тот самый привлекательный мальчик. Мы были друзьями…
— Прекрасно помню, сударь. Помню и то, что просил вас о помощи, а взамен был выставлен с матерью из Квебека без всякой надежды на возвращение.
— И вы на меня за это сердитесь?
— Да. Так же, как я сержусь на англичан; как сержусь на американцев, которые, воткнув нам нож в спину, имели наглость просить короля Франции о помощи; как сержусь на…
Бугенвиль взял Гийома за локоть.
— Успокойтесь, прошу вас! Нам следует обо всем подробно поговорить, и вы поймете, что тогда у вас и госпожи Тремэн не было другого выхода… Может быть, позже, после церемонии…
Церемония же была совершенно очаровательной и проходила на фоне замка Шантелу, погруженного в добродушную прелесть деревенской свадьбы, не лишенной, впрочем, изящества. Роза, желая еще больше понравиться тому, кого сумела завоевать в нелегкой борьбе, сделалась еще тоньше и вся сияла в короне из белых цветов, из-под которой выбивались, путаясь, небольшая кружевная вуаль и ее роскошная рыжая шевелюра. Феликс был великолепен в синей с красным форме офицера Королевского флота. Ведь именно туда он должен был скоро вернуться на службу — настоящий триумф невесты, которой пришлось принести в жертву свою любовь, чтобы уговорить его на этот поступок.
— Вы так же созданы для земледелия, как я для того, чтобы стать аббатисой! — как-то заявила она ему. — Когда вы любуетесь морской стихией, то похожи на сбившегося со следа спаниеля. Вернитесь к ней! Для меня она лучшая соперница, чем женщины, к которым вас может толкнуть разочарование.
— Вы придаете столь мало значения моей любви к вам? — спросил молодой человек, не веривший своим ушам.
Мадемуазель де Монтандр одарила его своей самой очаровательной улыбкой.
— Вы меня любите, друг мой, в этом нет сомнения, но думаю, что я вас люблю еще больше. Стало быть, мне придется следить за тем, чтобы счастье вам как можно меньше изменяло. Наше благополучие станет от этого лишь крепче.
И даже больше, чем она предполагала.
Согласившись принять на себя груз тревог и одиночества, неизбежных в жизни жены моряка, Роза навсегда завоевала любовь и уважение мужа. Пока он будет плавать, она поселится в Варанвиле, которым собиралась активно заняться, дабы превратить его в уютное гнездышко, куда ему так приятно будет вернуться, и одновременно постарается сделать имение доходным, увеличив семейное богатство. С безусловной помощью Гийома, твердо решившего заинтересовать друга своими собственными делами.
Итак, пока молодожены открывали бал под раскинутым перед замком большим шатром, Тремэн и Бугенвиль встретились в тишине розария для беседы, которую мореплаватель считал столь необходимой. Он заговорил первым.
— Мне очень жаль, Гийом, поверьте, что вы таким образом расценили мои намерения, но меня это не удивило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92