Я слушаю его музыку, и ко мне приходят слова.
— Тогда не буду вам мешать, — сказал Давид.
— Ты не мешаешь. Я уже нашел их, — уверенно произнес Линдрот и радостно поглядел на Давида.
— Можно, я прочту? Линдрот кивнул, и Давид прочел:
Цветик, цветик, синий цветик!
Ты скажи мне, ты ответь мне!
Тихо в поле, тихо в небе,
Тишина на белом свете…
Давид опустился на скамью рядом с Линдротом. Слова были ему знакомы. Он уже где-то слышал их и вдруг почувствовал, что знает их все, даже те, которые Линдротом еще не записаны.
Давид вдруг начал читать наизусть. Линдрот взглянул на него, но ничуть не удивился. Давид читал, а пастор печатал, и его брови подпрыгивали в такт участившемуся дыханию. Давид диктовал, и Линдрот записывал:
Цветик, цветик, ты же знаешь,
Синий цветик, ты же помнишь,
Расскажи мне, нашепчи мне,
Дуновеньем укажи мне!
Давид замолчал, и Линдрот перестал печатать. Радостно улыбаясь, он перечитал написанное.
— Да, правильно, — сказал он. — А что, Давид, не такие уж мы с тобой простофили.
Давид улыбнулся, он тоже вдруг почувствовал необыкновенную радость, спокойствие и умиротворение.
Линдрот еще раз посмотрел на листок бумаги и внимательно перечитал. Потом нахмурил брови и произнес:
— Мы ничего не забыли? Или, может, стоит еще немного, так сказать, поднапрячься… Что скажешь, Давид?
Но ему никто не ответил. Он повернулся и поискал Давида глазами. Потом позвал его… Но Давид исчез.
— Куда он подевался? Надо же, как он вдруг заторопился! — Линдрот решил, что все-таки надо еще поработать. Начало пошло очень удачно. Интересно, может, ему удастся еще что-нибудь сочинить.
А Давид сел на велосипед и по привычке поехал к Селандерскому поместью. Оставив велосипед у калитки, он обошел сад. Сейчас цвели уже все розовые кусты, и в вечернем воздухе благоухали белые розы.
Из своей норки вылезла жаба и поскакала по тропинке. У жаб такие красивые глаза… Давид наклонился, жаба замерла, и они долго смотрели друг на друга. Давиду захотелось прочитать ее мысли. «Интересно, — улыбнувшись, подумал он, — а ей бы хотелось знать, о чем думаю я?»
Тут он услышал, как в доме зазвонил телефон. Он побежал в дом. Телефон все звонил. Давид снял трубку. Это была Юлия.
— Добрый вечер, Давид…
— Добрый вечер…
— Ты, кажется, немного запыхался?
— Да, я был в саду и услышал телефон… А кстати, который час? Мне казалось, уже поздно.
— Да? Я об этом не подумала. Я перестала следить за временем…
Юлия тихо засмеялась.
— Да нет, ничего страшного, — сказал Давид.
— Ну что, Давид, как дела? Селандриан еще не распустился?
— Нет, по крайней мере, когда я здесь был несколько часов назад, он еще не цвел, хотя на нем уже крупные бутоны.
— Обычно бутоны раскрываются очень быстро, а селандриан всегда расцветает ночью.
— Тогда проверю еще раз перед тем, как уходить.
— Проверь, Давид. И как следует ухаживай за ним!
— Обещаю.
— Да, вот еще, твой последний ход конем…
— Который подсказал мне навозный жук?
— Да-а, представляешь, это был решающий удар!
— Правда? Как же это?
— Мне пришлось своей королевой съесть твою королеву и еще раз объявить тебе шах! Что, испугался?
— Да нет, не особенно, но… По-моему, это был немного странный ход.
— Все зависит от того, зачем ты так пошел. Но следующий ход, Давид, очень важный. От него будет зависеть исход игры.
— Да?
— Да, так что хорошенечко подумай. Спокойной ночи, Давид!
— Спокойной ночи.
Давид повесил трубку и покачал головой. Какая странная эта Юлия. Он вдруг подумал, что они ни разу не договаривались о времени, когда она будет звонить, чтобы точно застать его на месте, но, тем не менее, она всегда заставала его в дверях. То ли она все время сидела у телефона, то ли у нее было какое-то шестое чувство. Когда он брал трубку, Юлия никогда не удивлялась. Да и он не удивлялся, слыша в трубке ее голос. Играть с ней в шахматы стало для Давида привычкой.
Юлия сказала, что следующий ход — очень важный. Что ж, придется ему как следует подумать.
Давид уже пошел к двери, но вдруг вспомнил, что Юлия сказала о селандриане. Надо еще раз проверить бутоны.
И уже с порога он увидел, что селандриан распустился!
Он цвел синими цветами. Пока Давид подходил к нему, эти большие синие цветы дрожали, мягко покачиваясь на своих ножках.
Когда он приблизился к селандриану, цветы перестали дрожать и замерли, словно, затаив дыхание, слушали, как Давид, наклонившись, стал нежно насвистывать мелодию из своего сна.
ФОТОГРАФИЯ
Юнас не находил себе места. Надо было придумать что-то интересное для Йерпе. Они договорились поддерживать связь. Йерпе сказал, что из Юнаса мог бы получиться неплохой журналист. Будет жаль, если он разочаруется.
Может, дать ему послушать голоса на пленке? А что?
С другой стороны, их почти не слышно. И слова не сразу разберешь, а Йерпе вечно в такой спешке — у него и минуты свободной не найдется.
К тому же Анника устроит страшный скандал. Скажет, что это нехорошо. Что для Юнаса сенсация важнее, чем трагическая судьба Эмилии. Нет, так не годится.
На Давида тоже нельзя рассчитывать. Если Анника оберегает тайны Эмилии, то для Давида нет ничего важнее тайн Андреаса. В послании Эмилии однозначно сказано, что тот, кто узнает о мыслях Андреаса, должен хранить их в секрете, пока не придет время и они не будут понятны людям. А пока еще, считал Давид, неизвестно, пришло их время или нет.
Да, про голоса на пленке придется забыть. А жаль.
На статую нечего было и надеяться. Юнас все еще неохотно ходил в Селандерский дом. Место, где родилось столько надежд, теперь вызывало у него только депрессию.
Но зацвел селандриан, и Юнас, конечно, хотел на него посмотреть. Может, это станет материалом для Йерпе? Все-таки селандриан был привезен в Швецию учеником Линнея, и у цветка бесспорно есть своя история! Но писать о цветке!.. Нет, это слишком банально и скучно. Репортаж попадет на самые последние полосы. Надо придумать что-то покруче!
Как бы там ни было, Юнас вместе со всеми пошел в Селандерское поместье. Цветок был великолепен, такого Юнас еще никогда не видел.
Они долго смотрели на селандриан. Говорили об Эмилии, пытались представить, как она стояла перед ним и просила дать ей знак. Давид стал медленно насвистывать мелодию и прочел слова, наверное, это была песня самой Эмилии!
Анника понюхала цветы. От них исходил нежный, пряный аромат.
— Ночью они пахнут еще сильнее, — сказал Давид.
Анника захватила из дома сок и булочки, так как они задумали устроить в летней комнате пир. Ребята уже начали подниматься на чердак, как в дверь позвонили.
— Это мама, — сказала Анника. — Фру Йорансон разрешила ей нарвать в саду роз. Идите, а я открою.
Раздался еще один звонок, и Анника побежала вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Тогда не буду вам мешать, — сказал Давид.
— Ты не мешаешь. Я уже нашел их, — уверенно произнес Линдрот и радостно поглядел на Давида.
— Можно, я прочту? Линдрот кивнул, и Давид прочел:
Цветик, цветик, синий цветик!
Ты скажи мне, ты ответь мне!
Тихо в поле, тихо в небе,
Тишина на белом свете…
Давид опустился на скамью рядом с Линдротом. Слова были ему знакомы. Он уже где-то слышал их и вдруг почувствовал, что знает их все, даже те, которые Линдротом еще не записаны.
Давид вдруг начал читать наизусть. Линдрот взглянул на него, но ничуть не удивился. Давид читал, а пастор печатал, и его брови подпрыгивали в такт участившемуся дыханию. Давид диктовал, и Линдрот записывал:
Цветик, цветик, ты же знаешь,
Синий цветик, ты же помнишь,
Расскажи мне, нашепчи мне,
Дуновеньем укажи мне!
Давид замолчал, и Линдрот перестал печатать. Радостно улыбаясь, он перечитал написанное.
— Да, правильно, — сказал он. — А что, Давид, не такие уж мы с тобой простофили.
Давид улыбнулся, он тоже вдруг почувствовал необыкновенную радость, спокойствие и умиротворение.
Линдрот еще раз посмотрел на листок бумаги и внимательно перечитал. Потом нахмурил брови и произнес:
— Мы ничего не забыли? Или, может, стоит еще немного, так сказать, поднапрячься… Что скажешь, Давид?
Но ему никто не ответил. Он повернулся и поискал Давида глазами. Потом позвал его… Но Давид исчез.
— Куда он подевался? Надо же, как он вдруг заторопился! — Линдрот решил, что все-таки надо еще поработать. Начало пошло очень удачно. Интересно, может, ему удастся еще что-нибудь сочинить.
А Давид сел на велосипед и по привычке поехал к Селандерскому поместью. Оставив велосипед у калитки, он обошел сад. Сейчас цвели уже все розовые кусты, и в вечернем воздухе благоухали белые розы.
Из своей норки вылезла жаба и поскакала по тропинке. У жаб такие красивые глаза… Давид наклонился, жаба замерла, и они долго смотрели друг на друга. Давиду захотелось прочитать ее мысли. «Интересно, — улыбнувшись, подумал он, — а ей бы хотелось знать, о чем думаю я?»
Тут он услышал, как в доме зазвонил телефон. Он побежал в дом. Телефон все звонил. Давид снял трубку. Это была Юлия.
— Добрый вечер, Давид…
— Добрый вечер…
— Ты, кажется, немного запыхался?
— Да, я был в саду и услышал телефон… А кстати, который час? Мне казалось, уже поздно.
— Да? Я об этом не подумала. Я перестала следить за временем…
Юлия тихо засмеялась.
— Да нет, ничего страшного, — сказал Давид.
— Ну что, Давид, как дела? Селандриан еще не распустился?
— Нет, по крайней мере, когда я здесь был несколько часов назад, он еще не цвел, хотя на нем уже крупные бутоны.
— Обычно бутоны раскрываются очень быстро, а селандриан всегда расцветает ночью.
— Тогда проверю еще раз перед тем, как уходить.
— Проверь, Давид. И как следует ухаживай за ним!
— Обещаю.
— Да, вот еще, твой последний ход конем…
— Который подсказал мне навозный жук?
— Да-а, представляешь, это был решающий удар!
— Правда? Как же это?
— Мне пришлось своей королевой съесть твою королеву и еще раз объявить тебе шах! Что, испугался?
— Да нет, не особенно, но… По-моему, это был немного странный ход.
— Все зависит от того, зачем ты так пошел. Но следующий ход, Давид, очень важный. От него будет зависеть исход игры.
— Да?
— Да, так что хорошенечко подумай. Спокойной ночи, Давид!
— Спокойной ночи.
Давид повесил трубку и покачал головой. Какая странная эта Юлия. Он вдруг подумал, что они ни разу не договаривались о времени, когда она будет звонить, чтобы точно застать его на месте, но, тем не менее, она всегда заставала его в дверях. То ли она все время сидела у телефона, то ли у нее было какое-то шестое чувство. Когда он брал трубку, Юлия никогда не удивлялась. Да и он не удивлялся, слыша в трубке ее голос. Играть с ней в шахматы стало для Давида привычкой.
Юлия сказала, что следующий ход — очень важный. Что ж, придется ему как следует подумать.
Давид уже пошел к двери, но вдруг вспомнил, что Юлия сказала о селандриане. Надо еще раз проверить бутоны.
И уже с порога он увидел, что селандриан распустился!
Он цвел синими цветами. Пока Давид подходил к нему, эти большие синие цветы дрожали, мягко покачиваясь на своих ножках.
Когда он приблизился к селандриану, цветы перестали дрожать и замерли, словно, затаив дыхание, слушали, как Давид, наклонившись, стал нежно насвистывать мелодию из своего сна.
ФОТОГРАФИЯ
Юнас не находил себе места. Надо было придумать что-то интересное для Йерпе. Они договорились поддерживать связь. Йерпе сказал, что из Юнаса мог бы получиться неплохой журналист. Будет жаль, если он разочаруется.
Может, дать ему послушать голоса на пленке? А что?
С другой стороны, их почти не слышно. И слова не сразу разберешь, а Йерпе вечно в такой спешке — у него и минуты свободной не найдется.
К тому же Анника устроит страшный скандал. Скажет, что это нехорошо. Что для Юнаса сенсация важнее, чем трагическая судьба Эмилии. Нет, так не годится.
На Давида тоже нельзя рассчитывать. Если Анника оберегает тайны Эмилии, то для Давида нет ничего важнее тайн Андреаса. В послании Эмилии однозначно сказано, что тот, кто узнает о мыслях Андреаса, должен хранить их в секрете, пока не придет время и они не будут понятны людям. А пока еще, считал Давид, неизвестно, пришло их время или нет.
Да, про голоса на пленке придется забыть. А жаль.
На статую нечего было и надеяться. Юнас все еще неохотно ходил в Селандерский дом. Место, где родилось столько надежд, теперь вызывало у него только депрессию.
Но зацвел селандриан, и Юнас, конечно, хотел на него посмотреть. Может, это станет материалом для Йерпе? Все-таки селандриан был привезен в Швецию учеником Линнея, и у цветка бесспорно есть своя история! Но писать о цветке!.. Нет, это слишком банально и скучно. Репортаж попадет на самые последние полосы. Надо придумать что-то покруче!
Как бы там ни было, Юнас вместе со всеми пошел в Селандерское поместье. Цветок был великолепен, такого Юнас еще никогда не видел.
Они долго смотрели на селандриан. Говорили об Эмилии, пытались представить, как она стояла перед ним и просила дать ей знак. Давид стал медленно насвистывать мелодию и прочел слова, наверное, это была песня самой Эмилии!
Анника понюхала цветы. От них исходил нежный, пряный аромат.
— Ночью они пахнут еще сильнее, — сказал Давид.
Анника захватила из дома сок и булочки, так как они задумали устроить в летней комнате пир. Ребята уже начали подниматься на чердак, как в дверь позвонили.
— Это мама, — сказала Анника. — Фру Йорансон разрешила ей нарвать в саду роз. Идите, а я открою.
Раздался еще один звонок, и Анника побежала вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63