С вечера над головой, затянутое облаками, привычно серело бесцветное зимнее небо. Теперь, обсыпанное звездами, оно искрилось, будто в изморози… И высоко над огородами, над Жужлицей висела круглая, четко очерченная луна.
Поглядев на нее, Костя недружелюбно заметил, что выставилась она некстати. Павлик его слов не разобрал, но смысл их понял, и в душе был полностью согласен с Костей: ночь не сделалась теплее или добрее к ним от этого матового сияния над головой. Холодная луна как бы заморозила все, даже время. И тем сложнее представлялся теперь их замысел: ворваться в этот устоявшийся мир, внести в него какие-то изменения, когда все так предельно мертво кругом…
Костя неслышно щелкнул замком.
Они вышли за калитку и вдоль штакетника, прикрываясь, насколько можно, его близостью, переместились влево от дороги, чтобы за одну короткую перебежку нырнуть под укрытие сонных изб. В тени первой ограды немножко отдышались и вплотную к заборам – Костя впереди, Павлик в двух шагах за ним – двинулись вверх, по направлению к Жужлице.
У дома Вики Костя не задержался. А на подходе к пятому двору, где жила молочница бабка Васильевна, свернули в проход между оградами. И, слегка пригибаясь на открытом пространстве, они быстрым шагом пересекли огороды с кое-где разбросанными по ним фруктовыми деревьями.
Теперь уже неподалеку сплошной стеной чернел сосняк, так что на фоне его они стали неразличимы со стороны дороги. В то время как ограда вокруг дома Вики и сам дом просматривались отсюда как на ладони.
– Когда мы рванем к садам, ты тоже потихонечку двигай! Осторожненько так… – шепнул Костя, засовывая глубже в карман перчатки, чтоб не мешались. – Вон, видишь, где у них пониже забор. С угла!.. Там я, Павка, и полезу. – На прощание Костя похлопал его по плечу и легонько подтолкнул в сторону соснового бора, где его стало бы вовсе не видно. Сам, пригибаясь, двинулся в обратном направлении, к дороге, чтобы вдоль оград, как они шли сюда, вернуться к дому Вики.
Павлик сделал несколько машинальных шагов к сосняку. Но в груди похолодело вдруг от нахлынувшего одиночества. Он глянул туда, где исчез Костя, и вздрогнул при виде собственной тени. Живая, четкая на заледеневшем вдоль тропинки снегу, она существовала как бы независимо от него и, подвижная среди общего оцепенения, казалось, была видимой отовсюду.
Павлик метнулся в сторону, под одинокий тополь на чьем-то огороде, бессознательно прижался к нему. Тень Павлика исчезла под укрытием дерева. Но спокойствия он не почувствовал. За спиной чернел сосняк. А впереди, неживые под матовым сиянием, стыли в клетках оград чужие дома… От деревьев, от мерзлых комьев земли корежились на огородах ломкие тени. И, позабыв Костины указания – смотреть кругом, он все внимание сосредоточил на ограде дома Вики, из-за которой виднелись наглухо закрытые окна, покатый навес со стороны крыльца, черепичная крыша…
И, как ни готов он был к этому, невольно подобрался в комок от неожиданности, когда разглядел человеческую фигуру возле дома.
Но вот Костя – если, конечно, это был он – ухватился руками за верхушку забора, легко подтянулся и в одно мгновение исчез. Павлик впился напряженными пальцами в кору тополя.
Неизвестность и ожидание достигли предела, когда на заборе опять возникла чья-то расплывчатая фигура. Несколько приглушенных слов, разобрать которые Павлик не мог, воспринялись в мертвой тишине предательски громкими… Позже, дома, Павлик узнает, что, когда Вика с помощью Кости взобралась на ограду, прыгать вдруг испугалась. Косте пришлось вскарабкаться рядом, чтобы и тут немножко помочь ей…
А тогда все для Павлика смешалось воедино и уместилось по времени как бы в одно крохотное мгновение. При звуке голоса он оторвался от дерева и бессознательно попятился к соснам… И если теперь, уже спокойно, попытаться установить, что происходило чуточку раньше, а что потом, сначала все-таки, наверное, ворвался в тишину едва уловимый треск не выдержавшего двойной тяжести забора, потом, уже почти одновременно, чей-то сдавленный вскрик, будто совсем рядом, то ли за спиной у Павлика, то ли сбоку от него (он тогда потерял ориентацию), и еще один звук, похожий на удар палкой по дереву… Где-то за Жужлицей взвыла собака.
Но Павлик уже ничего не воспринимал, потому что бросился бежать. И не куда-нибудь, в случайном направлении, как рекомендовал Костя, а прямиком в сторону дороги: через огороды, по тропинке между заборами, домой… Две темные фигуры метнулись от дома Вики в том же направлении одновременно с ним.
В неведении
Домой вбежали почти разом.
На полу возле ширмочки и на противоположной стене вздрагивали смутные отблески угля из открытого в кухне поддувала.
И Павликом, и Костей, и Викой руководило в эту минуту лишь инстинктивное желание оставить подальше за спиной залитую лунным светом дорогу, и едва Костя захлопнул сенную дверь, они отступили в угол, к окну, где темнела кушетка. Довольно бесцеремонно усадив на нее сначала Вику, затем Павлика, Костя предупредил без надобности: «Молчим! Тихо!» – и тоже сел. Все трое замерли лицом к двери.
Обеими руками придерживая воротник и зарывшись в него носом, Вика от страха и напряжения вздрагивала, прижавшись к Павлику. Говорить она, скорее всего, не могла. Но вдруг сбросила туфли и, торопливо поджав ноги, забилась в угол кушетки.
Несколько минут прошло в абсолютной тишине, которую время от времени нарушало лишь слабое потрескивание в печи.
Свет по молчаливому согласию не решились включить. Но мало-помалу отдышались и от незыблемости тишины за дверью, от ощущения крепких стен, что, казалось, надежно укрыли их от любой опасности, понемножку расслабились… Однако безмолвие само по себе настораживало. И Костя спросил вполголоса, негромко:
– Ты что крикнул?
– Я? – переспросил Павлик. – Я ничего не кричал…
– Да вот, когда мы спрыгнули!.. – тем же тревожным голосом напомнил Костя. И Вика быстро подтвердила в воротник:
– Я тоже слышала.
Никакой вины за Павликом не было. И он упрекнул со своей стороны:
– А что вы шумели?..
Костя в задумчивости не ответил.
– Это доска заскрипела, это не мы, – возразила вместо него Вика.
– А потом ударили чем-то… – сказал Павлик.
Едва различимая в темноте, она зябко повела плечами и ответила уже неуверенно, глухо, как бы утверждая и вместе с тем надеясь, что все не так:
– Это дядька Андрей, наверно, выбежал…
Костя напрасно долго медлил после этого. Потому что когда наконец он тихо спросил:
– А ружье у него есть?.. – Павлик почувствовал, как Вика сжалась в углу от страха. А у него самого пробежали мурашки по спине. Хотел возразить, что звук удара послышался откуда-то с другой стороны. И потом – это не могло быть выстрелом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Поглядев на нее, Костя недружелюбно заметил, что выставилась она некстати. Павлик его слов не разобрал, но смысл их понял, и в душе был полностью согласен с Костей: ночь не сделалась теплее или добрее к ним от этого матового сияния над головой. Холодная луна как бы заморозила все, даже время. И тем сложнее представлялся теперь их замысел: ворваться в этот устоявшийся мир, внести в него какие-то изменения, когда все так предельно мертво кругом…
Костя неслышно щелкнул замком.
Они вышли за калитку и вдоль штакетника, прикрываясь, насколько можно, его близостью, переместились влево от дороги, чтобы за одну короткую перебежку нырнуть под укрытие сонных изб. В тени первой ограды немножко отдышались и вплотную к заборам – Костя впереди, Павлик в двух шагах за ним – двинулись вверх, по направлению к Жужлице.
У дома Вики Костя не задержался. А на подходе к пятому двору, где жила молочница бабка Васильевна, свернули в проход между оградами. И, слегка пригибаясь на открытом пространстве, они быстрым шагом пересекли огороды с кое-где разбросанными по ним фруктовыми деревьями.
Теперь уже неподалеку сплошной стеной чернел сосняк, так что на фоне его они стали неразличимы со стороны дороги. В то время как ограда вокруг дома Вики и сам дом просматривались отсюда как на ладони.
– Когда мы рванем к садам, ты тоже потихонечку двигай! Осторожненько так… – шепнул Костя, засовывая глубже в карман перчатки, чтоб не мешались. – Вон, видишь, где у них пониже забор. С угла!.. Там я, Павка, и полезу. – На прощание Костя похлопал его по плечу и легонько подтолкнул в сторону соснового бора, где его стало бы вовсе не видно. Сам, пригибаясь, двинулся в обратном направлении, к дороге, чтобы вдоль оград, как они шли сюда, вернуться к дому Вики.
Павлик сделал несколько машинальных шагов к сосняку. Но в груди похолодело вдруг от нахлынувшего одиночества. Он глянул туда, где исчез Костя, и вздрогнул при виде собственной тени. Живая, четкая на заледеневшем вдоль тропинки снегу, она существовала как бы независимо от него и, подвижная среди общего оцепенения, казалось, была видимой отовсюду.
Павлик метнулся в сторону, под одинокий тополь на чьем-то огороде, бессознательно прижался к нему. Тень Павлика исчезла под укрытием дерева. Но спокойствия он не почувствовал. За спиной чернел сосняк. А впереди, неживые под матовым сиянием, стыли в клетках оград чужие дома… От деревьев, от мерзлых комьев земли корежились на огородах ломкие тени. И, позабыв Костины указания – смотреть кругом, он все внимание сосредоточил на ограде дома Вики, из-за которой виднелись наглухо закрытые окна, покатый навес со стороны крыльца, черепичная крыша…
И, как ни готов он был к этому, невольно подобрался в комок от неожиданности, когда разглядел человеческую фигуру возле дома.
Но вот Костя – если, конечно, это был он – ухватился руками за верхушку забора, легко подтянулся и в одно мгновение исчез. Павлик впился напряженными пальцами в кору тополя.
Неизвестность и ожидание достигли предела, когда на заборе опять возникла чья-то расплывчатая фигура. Несколько приглушенных слов, разобрать которые Павлик не мог, воспринялись в мертвой тишине предательски громкими… Позже, дома, Павлик узнает, что, когда Вика с помощью Кости взобралась на ограду, прыгать вдруг испугалась. Косте пришлось вскарабкаться рядом, чтобы и тут немножко помочь ей…
А тогда все для Павлика смешалось воедино и уместилось по времени как бы в одно крохотное мгновение. При звуке голоса он оторвался от дерева и бессознательно попятился к соснам… И если теперь, уже спокойно, попытаться установить, что происходило чуточку раньше, а что потом, сначала все-таки, наверное, ворвался в тишину едва уловимый треск не выдержавшего двойной тяжести забора, потом, уже почти одновременно, чей-то сдавленный вскрик, будто совсем рядом, то ли за спиной у Павлика, то ли сбоку от него (он тогда потерял ориентацию), и еще один звук, похожий на удар палкой по дереву… Где-то за Жужлицей взвыла собака.
Но Павлик уже ничего не воспринимал, потому что бросился бежать. И не куда-нибудь, в случайном направлении, как рекомендовал Костя, а прямиком в сторону дороги: через огороды, по тропинке между заборами, домой… Две темные фигуры метнулись от дома Вики в том же направлении одновременно с ним.
В неведении
Домой вбежали почти разом.
На полу возле ширмочки и на противоположной стене вздрагивали смутные отблески угля из открытого в кухне поддувала.
И Павликом, и Костей, и Викой руководило в эту минуту лишь инстинктивное желание оставить подальше за спиной залитую лунным светом дорогу, и едва Костя захлопнул сенную дверь, они отступили в угол, к окну, где темнела кушетка. Довольно бесцеремонно усадив на нее сначала Вику, затем Павлика, Костя предупредил без надобности: «Молчим! Тихо!» – и тоже сел. Все трое замерли лицом к двери.
Обеими руками придерживая воротник и зарывшись в него носом, Вика от страха и напряжения вздрагивала, прижавшись к Павлику. Говорить она, скорее всего, не могла. Но вдруг сбросила туфли и, торопливо поджав ноги, забилась в угол кушетки.
Несколько минут прошло в абсолютной тишине, которую время от времени нарушало лишь слабое потрескивание в печи.
Свет по молчаливому согласию не решились включить. Но мало-помалу отдышались и от незыблемости тишины за дверью, от ощущения крепких стен, что, казалось, надежно укрыли их от любой опасности, понемножку расслабились… Однако безмолвие само по себе настораживало. И Костя спросил вполголоса, негромко:
– Ты что крикнул?
– Я? – переспросил Павлик. – Я ничего не кричал…
– Да вот, когда мы спрыгнули!.. – тем же тревожным голосом напомнил Костя. И Вика быстро подтвердила в воротник:
– Я тоже слышала.
Никакой вины за Павликом не было. И он упрекнул со своей стороны:
– А что вы шумели?..
Костя в задумчивости не ответил.
– Это доска заскрипела, это не мы, – возразила вместо него Вика.
– А потом ударили чем-то… – сказал Павлик.
Едва различимая в темноте, она зябко повела плечами и ответила уже неуверенно, глухо, как бы утверждая и вместе с тем надеясь, что все не так:
– Это дядька Андрей, наверно, выбежал…
Костя напрасно долго медлил после этого. Потому что когда наконец он тихо спросил:
– А ружье у него есть?.. – Павлик почувствовал, как Вика сжалась в углу от страха. А у него самого пробежали мурашки по спине. Хотел возразить, что звук удара послышался откуда-то с другой стороны. И потом – это не могло быть выстрелом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49