Но тот уже сорвался с места и, не слушая его, бросился по тропинке в сторону Буерачной. Он догнал милиционеров уже неподалеку от дома Васильевны. Стал на дороге, запыхавшийся, разволнованный.
Старший – тот, что был в пальто и шляпе, невысокого роста – секунду-другую присматривался к нему, потом коротко глянул на своего попутчика.
– Чего ты, мальчик?
– Я… – Павлик облизал пересохшие губы. – Ее убили!
– Кого ее! – спросил штатский.
– Аню! Ее! – Павлик показал назад, в сторону горки, злясь, что его не понимают. Следователь кончиком большого пальца разгладил свои густые черные когда-то, а теперь неопределенно-серые брови.
– Откуда ты ее знаешь? Учитесь вместе?
– Нет!.. Дружили мы! – объяснил Павлик. – Вдвоем дружили!
– Так… И кто же ее убил?
Павлик проглотил готовые слететь с его губ заверения, что он лучше всех знает Аню, знает ее, как никто, что она один друг у него… Будто его водой окатили: настолько ясно он понял вдруг, что не имеет права сказать им ничего определенного… Про Костю не может сказать, про Вику, про свою кроличью шапку, пробитую пулей… Растерянно повторил:
– Убили ее…
Следователь в штатском опять секунду-другую всматривался в него, словно хотел получше запомнить.
– Но кто же ее убил?.. Почему? – Павлик окончательно смешался. Он не знал этого. И штатский милиционер как бы сжалился над ним. Проходя мимо, осторожно похлопал его по плечу. – Иди домой… Никто ее не убивал.
Павлик посторонился, чтобы пропустить их. Но к дороге, или к машине, что стояла возле моста, направился один штатский. И Павлик крикнул ему вдогонку:
– Ее толкнули туда! Она никогда там не каталась! Никогда!
Следователь на секунду приостановился.
– И только поэтому ты решил, что ее толкнули?
– Да… – с трудом выдохнул Павлик.
Высокий, с белыми ремнями поверх шинели милиционер, прочищая горло, кашлянул над его головой.
– Надо больше родителей слушаться, тогда не придется вытаскивать вас из-подо льда!
У Павлика перехватило горло. Сказать такое об Ане, когда она погибла! В эти мгновения ему просто не пришло на ум ничего достаточно грубого, чтобы ответить милиционеру. Не умел он оскорблять взрослых.
А штатский опять остановился, глянул через плечо.
– Литвинов! Занимайтесь своими делами!
И они разошлись по тропинке: один – в сторону дороги, другой – в сторону горки, оставив Павлика растерянным, в обиде и злости.
В неразберихе предположений
С самого начала казалось бесспорным, что если накануне, когда они вызволяли из домашнего плена Вику, был выстрел, – он предназначался Косте. Хотя Павлик тогда переполошился и не мог с уверенностью сказать, что звук удара или выстрел прозвучали со стороны дома Вики…
Даже потом, когда обнаружилась прореха в кроличьей шапке, не вызывало сомнений, что пуля или картечина адресовались Косте. Павлик случайно подставил себя под выстрел.
Но, уже выходя из дому, Павлик между прочим подумал: что если стреляли не в Костю, а в него?.. Спрашивалось: зачем? Или: за что?.. Павлик не мог представить себе человека, которого бы он так обидел.
Разговор с Илькой породил новую – и неожиданную, и в теперешних условиях наиболее вероятную догадку – выстрел предназначался не Косте, а ему, но только потому, что в темноте его приняли за Аню.
Если в белой кроличьей шапке он так похож на нее, что обманулся Илька, а в первые минуты, возможно, и бабка Васильевна, и Николай Романович, и даже Анина мама, вполне мог существовать кто-то еще, кому вдруг стала мешать Анина жизнь…
Аня взяла санки и отправилась через Жужлицу за три часа до того, как вышли из дому Павлик и Костя. Если думать, что выстрел в двенадцатом часу ночи предназначался ей, значит, в это время она была еще жива и находилась где-то поблизости…
Павлик чувствовал холодок под сердцем при одной мысли об этом. Нет, не могла Аня больше двух часов пробыть одна, в ночном лесу, не предупредив мать, не забежав хоть на минуту к нему… Ее уже не было, когда они с Костей вышли из дому, это он почему-то знал твердо.
Но тогда сам собой возникал вопрос: если Ани уже не было, и тот, для кого это было важно, знал, что ее нет, зачем бы он стрелял в Павлика? Он уже не мог спутать его с Аней!
Оставалось признать, что Аня в то время находилась еще где-то в лесу, – вероятность, которая никак не укладывалась в голове Павлика, или же надо было вернуться к началу рассуждений и поверить, что Павлик оказался под пулей, которая искала Костю. Но тогда Аня становилась ни при чем… А она исчезла. События лишались какой бы то ни было закономерности. Наконец, допустим еще один вариант… Если Павлика принимали за Аню – возможно и обратное. В таком случае, Аня пострадала вместо него. Но кто мог хотеть его смерти? У Павлика не было друзей с тех пор, как он заболел, но у него не было и врагов.
Неужели все-таки Аня пошла к полынье, чтобы испытать свою храбрость?.. И то, что случилось возле горки, это само по себе, а все, что связано с бегством или похищением Вики, само по себе…
До чего плохо, когда ты еще как следует не научился думать, и голова разламывается, и мысли перепутываются… И все остается по-прежнему непонятным.
Баптиста можно проверить
Костя опять хлопотал на кухне. И Павлик только теперь, на его примере, понял, какое это колготное занятие – домохозяйство, сколько времени оно отнимает. Вроде только позавтракали, а уже надо что-то соображать к обеду… Деревянной толкушкой, что служила Татьяне Владимировне для картофеля, Костя месил в алюминиевой кастрюле тесто: уже несколько раз добавлял молоко, но сделать его жидким не удавалось. На столе валялась скорлупа от пяти яиц.
Как потом выяснилось, они разыскали в шкафчике муку. Вика предложила сделать из нее блины… А вот как это делается – оба не знали.
Впрочем, бился над этой проблемой один Костя. Вика, набросив поверх голубой спортивной куртки пуховую шаль Татьяны Владимировны, сидела на скамеечке возле печки. Обрадовалась, когда вошел Павлик.
– Ну вот, Павлик тебе поможет! Ты видел, как блины стряпают? А то у нас что-то не получается. Я уже ноги отсидела… Ой! – Она встала, с трудом разгибая колени. – Видишь?
– Верно! Иди почитай что-нибудь! – согласился Костя, потому что в кухне с приходом Павлика стало не повернуться. – Иди, иди! – повторил он, когда Вика задержалась в дверях. – Во дела, Павка! Оказывается, надо все уметь. Еще месяц, два такой жизни – мне и жениться не надо будет! – подытожил Костя, пытаясь высвободить толкушку из теста. – Ты не видел, как Таня вот эту штуку делает для блинов?
– А зачем ты?.. – кивнув на тесто, спросил Павлик.
– Но ведь кормить-то я вас чем-то должен?
Павлик достал из того же шкафчика, где была мука, целую пачку концентратов.
– Там у мамы написано…
– Эх ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Старший – тот, что был в пальто и шляпе, невысокого роста – секунду-другую присматривался к нему, потом коротко глянул на своего попутчика.
– Чего ты, мальчик?
– Я… – Павлик облизал пересохшие губы. – Ее убили!
– Кого ее! – спросил штатский.
– Аню! Ее! – Павлик показал назад, в сторону горки, злясь, что его не понимают. Следователь кончиком большого пальца разгладил свои густые черные когда-то, а теперь неопределенно-серые брови.
– Откуда ты ее знаешь? Учитесь вместе?
– Нет!.. Дружили мы! – объяснил Павлик. – Вдвоем дружили!
– Так… И кто же ее убил?
Павлик проглотил готовые слететь с его губ заверения, что он лучше всех знает Аню, знает ее, как никто, что она один друг у него… Будто его водой окатили: настолько ясно он понял вдруг, что не имеет права сказать им ничего определенного… Про Костю не может сказать, про Вику, про свою кроличью шапку, пробитую пулей… Растерянно повторил:
– Убили ее…
Следователь в штатском опять секунду-другую всматривался в него, словно хотел получше запомнить.
– Но кто же ее убил?.. Почему? – Павлик окончательно смешался. Он не знал этого. И штатский милиционер как бы сжалился над ним. Проходя мимо, осторожно похлопал его по плечу. – Иди домой… Никто ее не убивал.
Павлик посторонился, чтобы пропустить их. Но к дороге, или к машине, что стояла возле моста, направился один штатский. И Павлик крикнул ему вдогонку:
– Ее толкнули туда! Она никогда там не каталась! Никогда!
Следователь на секунду приостановился.
– И только поэтому ты решил, что ее толкнули?
– Да… – с трудом выдохнул Павлик.
Высокий, с белыми ремнями поверх шинели милиционер, прочищая горло, кашлянул над его головой.
– Надо больше родителей слушаться, тогда не придется вытаскивать вас из-подо льда!
У Павлика перехватило горло. Сказать такое об Ане, когда она погибла! В эти мгновения ему просто не пришло на ум ничего достаточно грубого, чтобы ответить милиционеру. Не умел он оскорблять взрослых.
А штатский опять остановился, глянул через плечо.
– Литвинов! Занимайтесь своими делами!
И они разошлись по тропинке: один – в сторону дороги, другой – в сторону горки, оставив Павлика растерянным, в обиде и злости.
В неразберихе предположений
С самого начала казалось бесспорным, что если накануне, когда они вызволяли из домашнего плена Вику, был выстрел, – он предназначался Косте. Хотя Павлик тогда переполошился и не мог с уверенностью сказать, что звук удара или выстрел прозвучали со стороны дома Вики…
Даже потом, когда обнаружилась прореха в кроличьей шапке, не вызывало сомнений, что пуля или картечина адресовались Косте. Павлик случайно подставил себя под выстрел.
Но, уже выходя из дому, Павлик между прочим подумал: что если стреляли не в Костю, а в него?.. Спрашивалось: зачем? Или: за что?.. Павлик не мог представить себе человека, которого бы он так обидел.
Разговор с Илькой породил новую – и неожиданную, и в теперешних условиях наиболее вероятную догадку – выстрел предназначался не Косте, а ему, но только потому, что в темноте его приняли за Аню.
Если в белой кроличьей шапке он так похож на нее, что обманулся Илька, а в первые минуты, возможно, и бабка Васильевна, и Николай Романович, и даже Анина мама, вполне мог существовать кто-то еще, кому вдруг стала мешать Анина жизнь…
Аня взяла санки и отправилась через Жужлицу за три часа до того, как вышли из дому Павлик и Костя. Если думать, что выстрел в двенадцатом часу ночи предназначался ей, значит, в это время она была еще жива и находилась где-то поблизости…
Павлик чувствовал холодок под сердцем при одной мысли об этом. Нет, не могла Аня больше двух часов пробыть одна, в ночном лесу, не предупредив мать, не забежав хоть на минуту к нему… Ее уже не было, когда они с Костей вышли из дому, это он почему-то знал твердо.
Но тогда сам собой возникал вопрос: если Ани уже не было, и тот, для кого это было важно, знал, что ее нет, зачем бы он стрелял в Павлика? Он уже не мог спутать его с Аней!
Оставалось признать, что Аня в то время находилась еще где-то в лесу, – вероятность, которая никак не укладывалась в голове Павлика, или же надо было вернуться к началу рассуждений и поверить, что Павлик оказался под пулей, которая искала Костю. Но тогда Аня становилась ни при чем… А она исчезла. События лишались какой бы то ни было закономерности. Наконец, допустим еще один вариант… Если Павлика принимали за Аню – возможно и обратное. В таком случае, Аня пострадала вместо него. Но кто мог хотеть его смерти? У Павлика не было друзей с тех пор, как он заболел, но у него не было и врагов.
Неужели все-таки Аня пошла к полынье, чтобы испытать свою храбрость?.. И то, что случилось возле горки, это само по себе, а все, что связано с бегством или похищением Вики, само по себе…
До чего плохо, когда ты еще как следует не научился думать, и голова разламывается, и мысли перепутываются… И все остается по-прежнему непонятным.
Баптиста можно проверить
Костя опять хлопотал на кухне. И Павлик только теперь, на его примере, понял, какое это колготное занятие – домохозяйство, сколько времени оно отнимает. Вроде только позавтракали, а уже надо что-то соображать к обеду… Деревянной толкушкой, что служила Татьяне Владимировне для картофеля, Костя месил в алюминиевой кастрюле тесто: уже несколько раз добавлял молоко, но сделать его жидким не удавалось. На столе валялась скорлупа от пяти яиц.
Как потом выяснилось, они разыскали в шкафчике муку. Вика предложила сделать из нее блины… А вот как это делается – оба не знали.
Впрочем, бился над этой проблемой один Костя. Вика, набросив поверх голубой спортивной куртки пуховую шаль Татьяны Владимировны, сидела на скамеечке возле печки. Обрадовалась, когда вошел Павлик.
– Ну вот, Павлик тебе поможет! Ты видел, как блины стряпают? А то у нас что-то не получается. Я уже ноги отсидела… Ой! – Она встала, с трудом разгибая колени. – Видишь?
– Верно! Иди почитай что-нибудь! – согласился Костя, потому что в кухне с приходом Павлика стало не повернуться. – Иди, иди! – повторил он, когда Вика задержалась в дверях. – Во дела, Павка! Оказывается, надо все уметь. Еще месяц, два такой жизни – мне и жениться не надо будет! – подытожил Костя, пытаясь высвободить толкушку из теста. – Ты не видел, как Таня вот эту штуку делает для блинов?
– А зачем ты?.. – кивнув на тесто, спросил Павлик.
– Но ведь кормить-то я вас чем-то должен?
Павлик достал из того же шкафчика, где была мука, целую пачку концентратов.
– Там у мамы написано…
– Эх ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49