Без двух минут десять он сел в зеленое кресло, поздоровался с техником и закурил сигарету. Спокойно дыша, он вынул из нагрудного кармана записку и взглянул на часы: Бур-Малотке был пунктуален, во всяком случае, о его пунктуальности ходили легенды, и, когда секундная стрелка отметила шестидесятую секунду, минутная переползла на двенадцать, а часовая - на десять, дверь распахнулась, и в студию вошел Бур-Малотке. Мурке с любезной улыбкой встал навстречу Бур-Малотке и назвал себя. Бур-Малотке пожал ему руку, тоже улыбнулся и сказал:
- Что ж, начнем!
Мурке взял со стола записку, сунул в рот сигарету и, заглянув в бумажку, сказал:
- В ваших выступлениях "бог" встречается ровно двадцать семь раз. Следовательно, я должен просить вас двадцать семь раз сказать то, что нам надо вклеить вместо "бога". Мы были бы вам признательны, если бы вы наговорили тридцать пять раз, чтобы при расклейке у нас имелся некоторый запас.
- Согласен, - улыбнулся Бур-Малотке и сел.
- Тут, правда, есть одно затруднение, - продолжал Мурке. - В вашем выступлении слово "бог" не требовало согласования с другими словами, а вот "то высшее существо, которое мы чтим" потребует согласования существительного с указательным местоимением и прилагательным. У нас здесь насчитывается, - он любезно улыбнулся Бур-Малотке, - десять именительных падежей и пять винительных, то есть пятнадцать раз надо сказать "то высшее существо, которое мы чтим", затем пять дательных, то есть "тому высшему существу, которое мы чтим", и, наконец, семь родительных: "того высшего существа, которое мы чтим". Остается еще звательный падеж - там, где вы говорите: "О боже!" Я позволил бы себе предложить вам сохранить звательный падеж и сказать: "О ты, высшее существо, которое мы чтим!"
Бур-Малотке явно не предвидел этих затруднений, он даже вспотел: история с падежами его крайне опечалила.
Мурке любезно продолжал:
- В общей сложности, если двадцать семь раз произнести вставленные слова, это займет одну минуту двадцать секунд, тогда как слово "бог", повторенное двадцать семь раз, занимало всего двадцать секунд. Следовательно, из-за внесенных дополнений нам придется сократить каждую передачу на полминуты за счет других слов.
Бур-Малотке вспотел еще сильней. Мысленно он выругал себя за непрошеные сомнения религиозного порядка, а вслух спросил:
- Вы уже вырезали "бога"?
- Да, - ответил Мурке, вытащил из кармана жестяную коробочку из-под сигарет, открыл ее и показал Бур-Малотке: там лежали крошечные темные обрезки пленки. Мурке тихо сказал: - Вот "бог", которого вы наговорили двадцать семь раз. Возьмете себе?
- Нет! - свирепо ответил Бур-Малотке. - Спасибо, я поговорю с шефом относительно этих полуминут. Какие передачи идут после меня?
- Завтра, - сказал Мурке, - передача из цикла "Обзор культурной жизни", ведет доктор Грем.
- Проклятие! - выругался Бур-Малотке. - С Гремом не договоришься!
- А послезавтра, - продолжал Мурке, - за вашим выступлением идет передача "Мы пустились в пляс".
- Ведет Хуглиме! - простонал Бур-Малотке. - В жизни еще не бывало, чтобы отдел развлечений уступил культуре хоть десять секунд.
- Да, - подтвердил Мурке, - не бывало, по крайней мере... - он постарался придать своему юношескому лицу выражение безграничной скромности, - по крайней мере с тех пор, как я здесь работаю.
- Ладно, - сказал Малотке и взглянул на часы, - за десять минут мы, вероятно, управимся, потом я поговорю с главным насчет своей минуты. Начнем же. Вы можете мне дать вашу записочку?
- С удовольствием, - ответил Мурке, - я все цифры уже знаю наизусть.
Когда Мурке вошел в застекленную кабину, техник отложил газету. Он улыбнулся Мурке. За шесть часов совместной работы в понедельник и вторник, когда они прослушивали выступления Бур-Малотке и вырезали слово "бог", Мурке и техник не обменялись ни единым словом, не относящимся к работе. Они только посматривали друг на друга и в перерывах протягивали друг другу пачку сигарет - то техник Мурке, то Мурке технику; но когда теперь Мурке увидел его улыбку, он подумал: "Если существует на свете дружба, этот человек мне друг". Потом он положил на стол жестяную коробку с обрезками выступления Бур-Малотке и сказал вполголоса:
- Сейчас начнется.
Мурке включил студию и сказал в микрофон:
- Я считаю, господин профессор, что мы можем обойтись без пробы. Давайте сразу приступим. Я просил бы вас начать с именительного.
Бур-Малотке кивнул. Мурке отключился, нажал кнопку, отчего в студии вспыхнула зеленая лампочка, и они услышали торжественный и хорошо поставленный голос: "То высшее существо, которое мы чтим", "то высшее существо..."
Губы Малотке тянулись к овальной рожице микрофона, словно он хотел поцеловать ее, пот струился по лицу Малотке, а Мурке сквозь стекло хладнокровно наблюдал за его терзаниями. Потом он вдруг отключил магнитофон, дал докрутиться до конца пленке, на которую записывал Малотке, и несколько секунд молча и с наслаждением рассматривал его сквозь стекло, как толстую красивую рыбу. После чего он включил студию и спокойно сказал:
- Очень сожалею, но пленка оказалась дефектной. Я попрошу вас повторить именительные падежи.
Бур-Малотке разразился проклятиями, но это были немые проклятия, которые мог слышать только он один, потому что Мурке снова отключил студию и включил лишь тогда, когда Малотке начал говорить "то высшее существо...".
Мурке был слишком молод и считал себя слишком культурным, чтобы любить слово "ненависть", но здесь, глядя через стекло на Бур-Малотке, уже перешедшего к родительному падежу, он вдруг понял, что это такое: он ненавидел этого высокого, толстого, представительного человека, книги которого тиражом в два миллиона триста пятьдесят тысяч экземпляров наводняли библиотеки, книжные шкафы и книжные магазины, - ненавидел и даже не пытался подавить свою ненависть. После того как Бур-Малотке наговорил два родительных падежа, Мурке опять подключился к студии и спокойно сказал:
- Простите, что я вас перебиваю, именительный падеж просто превосходен, первый родительный тоже, но вот второй я попросил бы вас повторить чуть помягче, поровней, сейчас я вам прокручу все сначала.
И хотя Бур-Малотке решительно замотал головой, Мурке дал технику знак переключить магнитофон на студию.
Они видели, как Бур-Малотке вздрогнул, опять покрылся потом, зажал уши и не открывал их, пока лента не кончилась. Потом он что-то сказал, но Мурке с техником выключили его и ничего не услышали. Мурке хладнокровно выжидал и, увидев по губам Малотке, что тот опять приступил к "высшему существу", запустил пленку, и Малотке принялся за дательный: "Тому высшему существу, которое мы чтим..."
Покончив с дательным, разъяренный Бур-Малотке скомкал записку Мурке и, вытирая пот, пошел к дверям, но вкрадчивый и приветливый голос Мурке остановил его.
1 2 3 4 5 6 7
- Что ж, начнем!
Мурке взял со стола записку, сунул в рот сигарету и, заглянув в бумажку, сказал:
- В ваших выступлениях "бог" встречается ровно двадцать семь раз. Следовательно, я должен просить вас двадцать семь раз сказать то, что нам надо вклеить вместо "бога". Мы были бы вам признательны, если бы вы наговорили тридцать пять раз, чтобы при расклейке у нас имелся некоторый запас.
- Согласен, - улыбнулся Бур-Малотке и сел.
- Тут, правда, есть одно затруднение, - продолжал Мурке. - В вашем выступлении слово "бог" не требовало согласования с другими словами, а вот "то высшее существо, которое мы чтим" потребует согласования существительного с указательным местоимением и прилагательным. У нас здесь насчитывается, - он любезно улыбнулся Бур-Малотке, - десять именительных падежей и пять винительных, то есть пятнадцать раз надо сказать "то высшее существо, которое мы чтим", затем пять дательных, то есть "тому высшему существу, которое мы чтим", и, наконец, семь родительных: "того высшего существа, которое мы чтим". Остается еще звательный падеж - там, где вы говорите: "О боже!" Я позволил бы себе предложить вам сохранить звательный падеж и сказать: "О ты, высшее существо, которое мы чтим!"
Бур-Малотке явно не предвидел этих затруднений, он даже вспотел: история с падежами его крайне опечалила.
Мурке любезно продолжал:
- В общей сложности, если двадцать семь раз произнести вставленные слова, это займет одну минуту двадцать секунд, тогда как слово "бог", повторенное двадцать семь раз, занимало всего двадцать секунд. Следовательно, из-за внесенных дополнений нам придется сократить каждую передачу на полминуты за счет других слов.
Бур-Малотке вспотел еще сильней. Мысленно он выругал себя за непрошеные сомнения религиозного порядка, а вслух спросил:
- Вы уже вырезали "бога"?
- Да, - ответил Мурке, вытащил из кармана жестяную коробочку из-под сигарет, открыл ее и показал Бур-Малотке: там лежали крошечные темные обрезки пленки. Мурке тихо сказал: - Вот "бог", которого вы наговорили двадцать семь раз. Возьмете себе?
- Нет! - свирепо ответил Бур-Малотке. - Спасибо, я поговорю с шефом относительно этих полуминут. Какие передачи идут после меня?
- Завтра, - сказал Мурке, - передача из цикла "Обзор культурной жизни", ведет доктор Грем.
- Проклятие! - выругался Бур-Малотке. - С Гремом не договоришься!
- А послезавтра, - продолжал Мурке, - за вашим выступлением идет передача "Мы пустились в пляс".
- Ведет Хуглиме! - простонал Бур-Малотке. - В жизни еще не бывало, чтобы отдел развлечений уступил культуре хоть десять секунд.
- Да, - подтвердил Мурке, - не бывало, по крайней мере... - он постарался придать своему юношескому лицу выражение безграничной скромности, - по крайней мере с тех пор, как я здесь работаю.
- Ладно, - сказал Малотке и взглянул на часы, - за десять минут мы, вероятно, управимся, потом я поговорю с главным насчет своей минуты. Начнем же. Вы можете мне дать вашу записочку?
- С удовольствием, - ответил Мурке, - я все цифры уже знаю наизусть.
Когда Мурке вошел в застекленную кабину, техник отложил газету. Он улыбнулся Мурке. За шесть часов совместной работы в понедельник и вторник, когда они прослушивали выступления Бур-Малотке и вырезали слово "бог", Мурке и техник не обменялись ни единым словом, не относящимся к работе. Они только посматривали друг на друга и в перерывах протягивали друг другу пачку сигарет - то техник Мурке, то Мурке технику; но когда теперь Мурке увидел его улыбку, он подумал: "Если существует на свете дружба, этот человек мне друг". Потом он положил на стол жестяную коробку с обрезками выступления Бур-Малотке и сказал вполголоса:
- Сейчас начнется.
Мурке включил студию и сказал в микрофон:
- Я считаю, господин профессор, что мы можем обойтись без пробы. Давайте сразу приступим. Я просил бы вас начать с именительного.
Бур-Малотке кивнул. Мурке отключился, нажал кнопку, отчего в студии вспыхнула зеленая лампочка, и они услышали торжественный и хорошо поставленный голос: "То высшее существо, которое мы чтим", "то высшее существо..."
Губы Малотке тянулись к овальной рожице микрофона, словно он хотел поцеловать ее, пот струился по лицу Малотке, а Мурке сквозь стекло хладнокровно наблюдал за его терзаниями. Потом он вдруг отключил магнитофон, дал докрутиться до конца пленке, на которую записывал Малотке, и несколько секунд молча и с наслаждением рассматривал его сквозь стекло, как толстую красивую рыбу. После чего он включил студию и спокойно сказал:
- Очень сожалею, но пленка оказалась дефектной. Я попрошу вас повторить именительные падежи.
Бур-Малотке разразился проклятиями, но это были немые проклятия, которые мог слышать только он один, потому что Мурке снова отключил студию и включил лишь тогда, когда Малотке начал говорить "то высшее существо...".
Мурке был слишком молод и считал себя слишком культурным, чтобы любить слово "ненависть", но здесь, глядя через стекло на Бур-Малотке, уже перешедшего к родительному падежу, он вдруг понял, что это такое: он ненавидел этого высокого, толстого, представительного человека, книги которого тиражом в два миллиона триста пятьдесят тысяч экземпляров наводняли библиотеки, книжные шкафы и книжные магазины, - ненавидел и даже не пытался подавить свою ненависть. После того как Бур-Малотке наговорил два родительных падежа, Мурке опять подключился к студии и спокойно сказал:
- Простите, что я вас перебиваю, именительный падеж просто превосходен, первый родительный тоже, но вот второй я попросил бы вас повторить чуть помягче, поровней, сейчас я вам прокручу все сначала.
И хотя Бур-Малотке решительно замотал головой, Мурке дал технику знак переключить магнитофон на студию.
Они видели, как Бур-Малотке вздрогнул, опять покрылся потом, зажал уши и не открывал их, пока лента не кончилась. Потом он что-то сказал, но Мурке с техником выключили его и ничего не услышали. Мурке хладнокровно выжидал и, увидев по губам Малотке, что тот опять приступил к "высшему существу", запустил пленку, и Малотке принялся за дательный: "Тому высшему существу, которое мы чтим..."
Покончив с дательным, разъяренный Бур-Малотке скомкал записку Мурке и, вытирая пот, пошел к дверям, но вкрадчивый и приветливый голос Мурке остановил его.
1 2 3 4 5 6 7