– Некогда душ принять.
– У-гу, – пробурчала Диана.
Возможно, она что-то и заподозрила. Не исключено, что мое поведение в последнее время вызывало у нее подозрения, но к двум часам ночи она слишком устала. Ждала меня до полуночи и теперь не имела сил скандалить.
– Спокойной ночи, дорогая, – пожелал я и поцеловал ее.
Что-то молочное и теплое.
Дом.
* * *
Ночью я увидел сон и, пробудившись, сумел его восстановить.
Я навещал кого-то в больнице. Со мной были цветы, коробка конфет, и я ждал в приемной, когда меня пропустят в палату. Но к кому я пришел? Личность больного во сне менялась. Сначала казалось, что это теща, потом – дочь. Анну опутывали разные трубки, и она едва узнала меня. Я потребовал в палату врача. Но когда снова обернулся к кровати, там лежала в коме Диана. Диана! Дальше я звал врача, хотя он был рядом. Доктор Барон объяснял мне, что у них нет медика. «Неоткуда взять, никак невозможно!»
Мои крики возымели действие: врач появился. Однако и его обличье менялось. Сначала это был Элиот, мой босс, потом вроде бы сосед Джо и наконец – Васкес. Да, именно он – я хорошо запомнил его лицо в приемном покое. То равнодушное, то злорадное, то глухое к моим мольбам. Диана умирала, а Васкес-врач ничего не делал, чтобы ей помочь. Абсолютно ничего.
* * *
Наутро, после того как Диана отправилась на работу, а Анна в школу, я наведался к ящику с папками – очередной тайный визит в фонд Анны.
Сошедший с рельсов. 26
В то утро я не читал в электричке спортивные страницы – не интересовался прискорбным поражением «Джаинте», подписанием очередного платинового контракта «Янки» и вечными поисками защитника «Никербокерс».
Я просматривал газеты по-иудейски (то есть начиная с последней страницы), как и окружавшие меня граждане: нагнетание обстановки на Ближнем Востоке, приближающиеся выборы в конгресс, тенденции колебания индекса НАСДАК. И конечно, всплеск преступности в городе.
Я послушал дома криминальные новости по радио и порадовался, что диктор и словом не обмолвился о чем-то, похожем на мое ночное приключение, – он поведал об убийстве в Нью-Йорке женщины. То ли француженки. То ли итальянки. Словом, туристки.
И в рубрике «Метро» газеты «Таймс» не было сообщений о жертвах мужского пола. И в местной газете Лонг-Айленда. Впрочем, если труп обнаружили на рассвете, сообщение просто не успело попасть в утренние выпуски.
Но мы живем в новую эпоху, и первое, что я сделал, придя на работу, – влез в Интернет.
Нашел сетевые версии двух крупных газет. Тоже никакого упоминания об убийстве мужчины.
Прекрасно.
Остаток утра я провел, стараясь не думать об Уинстоне. О ста тысячах долларов, которые больше не принадлежали Анне. И о том, что сдался – окончательно и безнадежно сдался.
В обеденный перерыв я нанес очередной визит в брокерскую контору Дэвида Лернера на Сорок восьмой улице.
После обеда мы с Дэвидом Френкелом отсмотрели почти готовый ролик. Не лучший образец коммерческой рекламы. Но и не худший. Особое внимание я обратил на музыкальное сопровождение. Казалось, саунд-трек позаимствован из фонда какой-то студии. Или куплен. Скорее всего последнее: куплен за три тысячи долларов, а продан за сорок пять.
Дэвид говорил со мной доверительным тоном, словно только теперь я стал его настоящим партнером. Партнером по мухляжу с агентством и клиентом.
– Поверьте, – успокоил меня Дэвид после того, как редактор Гек Уиллис прокрутил нам монтажную копию три или четыре раза, – заказчику понравится.
А я подумал: «Раньше это не имело никакого значения. Главное было – чтобы мне понравилось».
Я притворился, будто ролик с домохозяйкой, зачитывающей текст на упаковке лекарства, меня чрезвычайно растрогал, и принялся делать ценные замечания.
Я указал места, где пленку нужно подрезать. Прошелся по поводу озвучки и что-то промямлил насчет слащавой музыки, – дабы клиент не смог нас уличить в незаконном присвоении сорока пяти тысяч долларов.
Около двух я вернулся в кабинет. Незнакомый человек положил мою почту на стол Дарлен. Я спросил, где Уинстон.
– Н-не приш-шел, – пожал он плечами.
Я догадался, что передо мной один из тех убогих, которых приютила экспедиция.
– О! – изобразил я удивление. – Понятно.
А Дарлен улыбнулась.
– Вы, во всяком случае, смотритесь лучше, чем он.
Чем Уинстон.
Курьер покраснел и ответил:
– Спасибо.
Я проводил его тоскливым взглядом. Как говорится, жизнь продолжается. Кто-то умирает, а она идет своим чередом. И вот передо мной лишнее тому доказательство. Только Уинстон умер, как его место занял другой. И это преуменьшало и возвеличивало то, что произошло накануне. Мне стало не по себе.
* * *
Позже состоялось совещание.
Я рассчитывал, что оно отвлечет меня от грустных мыслей. Мы собрались в конференц-зале, который заблаговременно зарезервировала Мэри Уидгер.
Мой творческий коллектив – все при карандашах и блокнотах – внимал мне со скукой. Мы снова получили задание рекламировать снадобье от простуды и головной боли, а рассчитывали на нечто прежнее, то есть эпохальное. Я зачитал подготовленное Мэри Уидгер сообщение. Оно содержало наши планы на ближайшее будущее и было не менее запутанным и бестолковым, чем теорема Фуко. В прежние безмятежные дни я игнорировал подобные забавы. Мы просто создавали рекламу, ржали при этом, получали от работы удовольствие и из нее самой выводили стратегию.
Я, не краснея, произносил такие слова, как целевая аудитория, уровень усвоения, насыщение материалом. Исправный трутень, я, как и положено, попусту жужжал: сегодняшнее сообщение Мэри благополучно списала с предыдущего.
По возвращении в кабинет я отгородился от секретарши дверью и снял телефонную трубку.
– Привет, Диана.
В прежние времена я звонил ей с работы ежедневно и по многу раз.
Я прекратил это делать, когда наши разговоры свелись к обсуждению всяких неурядиц. Случалось, мы по двенадцать часов не обменивались ни единым словом.
А теперь у меня накопилось столько всего, о чем я мог рассказать. Чего стыдился и о чем почти не в состоянии был думать. И все-таки я позвонил ей.
– И тебе привет, – ответила Диана. – Все в порядке?
– Нормально.
– Ты уверен, Чарлз?
Я не хотел себе признаваться, что Диана специально поддерживает беседу, чувствуя: со мной что-то не в порядке. Деталей она, конечно, не знала. Только улавливала общее настроение.
– Да, конечно, – сказал я. – Просто хотел с тобой поздороваться. Проверить, как ты там.
– Все отлично, Чарлз. Я беспокоюсь о тебе.
– Обо мне? Не стоит. Со мной все в порядке.
– Чарлз…
– Да?
– Я не хочу, чтобы ты считал…
– Слушаю тебя.
– Я не хочу, чтобы ты считал, будто со мной невозможно разговаривать.
В ее словах было нечто душераздирающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– У-гу, – пробурчала Диана.
Возможно, она что-то и заподозрила. Не исключено, что мое поведение в последнее время вызывало у нее подозрения, но к двум часам ночи она слишком устала. Ждала меня до полуночи и теперь не имела сил скандалить.
– Спокойной ночи, дорогая, – пожелал я и поцеловал ее.
Что-то молочное и теплое.
Дом.
* * *
Ночью я увидел сон и, пробудившись, сумел его восстановить.
Я навещал кого-то в больнице. Со мной были цветы, коробка конфет, и я ждал в приемной, когда меня пропустят в палату. Но к кому я пришел? Личность больного во сне менялась. Сначала казалось, что это теща, потом – дочь. Анну опутывали разные трубки, и она едва узнала меня. Я потребовал в палату врача. Но когда снова обернулся к кровати, там лежала в коме Диана. Диана! Дальше я звал врача, хотя он был рядом. Доктор Барон объяснял мне, что у них нет медика. «Неоткуда взять, никак невозможно!»
Мои крики возымели действие: врач появился. Однако и его обличье менялось. Сначала это был Элиот, мой босс, потом вроде бы сосед Джо и наконец – Васкес. Да, именно он – я хорошо запомнил его лицо в приемном покое. То равнодушное, то злорадное, то глухое к моим мольбам. Диана умирала, а Васкес-врач ничего не делал, чтобы ей помочь. Абсолютно ничего.
* * *
Наутро, после того как Диана отправилась на работу, а Анна в школу, я наведался к ящику с папками – очередной тайный визит в фонд Анны.
Сошедший с рельсов. 26
В то утро я не читал в электричке спортивные страницы – не интересовался прискорбным поражением «Джаинте», подписанием очередного платинового контракта «Янки» и вечными поисками защитника «Никербокерс».
Я просматривал газеты по-иудейски (то есть начиная с последней страницы), как и окружавшие меня граждане: нагнетание обстановки на Ближнем Востоке, приближающиеся выборы в конгресс, тенденции колебания индекса НАСДАК. И конечно, всплеск преступности в городе.
Я послушал дома криминальные новости по радио и порадовался, что диктор и словом не обмолвился о чем-то, похожем на мое ночное приключение, – он поведал об убийстве в Нью-Йорке женщины. То ли француженки. То ли итальянки. Словом, туристки.
И в рубрике «Метро» газеты «Таймс» не было сообщений о жертвах мужского пола. И в местной газете Лонг-Айленда. Впрочем, если труп обнаружили на рассвете, сообщение просто не успело попасть в утренние выпуски.
Но мы живем в новую эпоху, и первое, что я сделал, придя на работу, – влез в Интернет.
Нашел сетевые версии двух крупных газет. Тоже никакого упоминания об убийстве мужчины.
Прекрасно.
Остаток утра я провел, стараясь не думать об Уинстоне. О ста тысячах долларов, которые больше не принадлежали Анне. И о том, что сдался – окончательно и безнадежно сдался.
В обеденный перерыв я нанес очередной визит в брокерскую контору Дэвида Лернера на Сорок восьмой улице.
После обеда мы с Дэвидом Френкелом отсмотрели почти готовый ролик. Не лучший образец коммерческой рекламы. Но и не худший. Особое внимание я обратил на музыкальное сопровождение. Казалось, саунд-трек позаимствован из фонда какой-то студии. Или куплен. Скорее всего последнее: куплен за три тысячи долларов, а продан за сорок пять.
Дэвид говорил со мной доверительным тоном, словно только теперь я стал его настоящим партнером. Партнером по мухляжу с агентством и клиентом.
– Поверьте, – успокоил меня Дэвид после того, как редактор Гек Уиллис прокрутил нам монтажную копию три или четыре раза, – заказчику понравится.
А я подумал: «Раньше это не имело никакого значения. Главное было – чтобы мне понравилось».
Я притворился, будто ролик с домохозяйкой, зачитывающей текст на упаковке лекарства, меня чрезвычайно растрогал, и принялся делать ценные замечания.
Я указал места, где пленку нужно подрезать. Прошелся по поводу озвучки и что-то промямлил насчет слащавой музыки, – дабы клиент не смог нас уличить в незаконном присвоении сорока пяти тысяч долларов.
Около двух я вернулся в кабинет. Незнакомый человек положил мою почту на стол Дарлен. Я спросил, где Уинстон.
– Н-не приш-шел, – пожал он плечами.
Я догадался, что передо мной один из тех убогих, которых приютила экспедиция.
– О! – изобразил я удивление. – Понятно.
А Дарлен улыбнулась.
– Вы, во всяком случае, смотритесь лучше, чем он.
Чем Уинстон.
Курьер покраснел и ответил:
– Спасибо.
Я проводил его тоскливым взглядом. Как говорится, жизнь продолжается. Кто-то умирает, а она идет своим чередом. И вот передо мной лишнее тому доказательство. Только Уинстон умер, как его место занял другой. И это преуменьшало и возвеличивало то, что произошло накануне. Мне стало не по себе.
* * *
Позже состоялось совещание.
Я рассчитывал, что оно отвлечет меня от грустных мыслей. Мы собрались в конференц-зале, который заблаговременно зарезервировала Мэри Уидгер.
Мой творческий коллектив – все при карандашах и блокнотах – внимал мне со скукой. Мы снова получили задание рекламировать снадобье от простуды и головной боли, а рассчитывали на нечто прежнее, то есть эпохальное. Я зачитал подготовленное Мэри Уидгер сообщение. Оно содержало наши планы на ближайшее будущее и было не менее запутанным и бестолковым, чем теорема Фуко. В прежние безмятежные дни я игнорировал подобные забавы. Мы просто создавали рекламу, ржали при этом, получали от работы удовольствие и из нее самой выводили стратегию.
Я, не краснея, произносил такие слова, как целевая аудитория, уровень усвоения, насыщение материалом. Исправный трутень, я, как и положено, попусту жужжал: сегодняшнее сообщение Мэри благополучно списала с предыдущего.
По возвращении в кабинет я отгородился от секретарши дверью и снял телефонную трубку.
– Привет, Диана.
В прежние времена я звонил ей с работы ежедневно и по многу раз.
Я прекратил это делать, когда наши разговоры свелись к обсуждению всяких неурядиц. Случалось, мы по двенадцать часов не обменивались ни единым словом.
А теперь у меня накопилось столько всего, о чем я мог рассказать. Чего стыдился и о чем почти не в состоянии был думать. И все-таки я позвонил ей.
– И тебе привет, – ответила Диана. – Все в порядке?
– Нормально.
– Ты уверен, Чарлз?
Я не хотел себе признаваться, что Диана специально поддерживает беседу, чувствуя: со мной что-то не в порядке. Деталей она, конечно, не знала. Только улавливала общее настроение.
– Да, конечно, – сказал я. – Просто хотел с тобой поздороваться. Проверить, как ты там.
– Все отлично, Чарлз. Я беспокоюсь о тебе.
– Обо мне? Не стоит. Со мной все в порядке.
– Чарлз…
– Да?
– Я не хочу, чтобы ты считал…
– Слушаю тебя.
– Я не хочу, чтобы ты считал, будто со мной невозможно разговаривать.
В ее словах было нечто душераздирающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60