Конечно, она ни на минуту не забывала о том, что оставила своих близких… впервые в жизни. Но Чарльз прав: они подуются на нее немного, а потом снова привычно сядут ей на шею…
Из Лхасы они сначала ехали па мулах, затем сели на поезд.
Им предстоял теперь долгий путь до Чунцина.
Больше тридцати часов они тряслись в старинном маленьком поезде, затем их ожидало несколько пересадок, причем каждый раз времени было в обрез. Одри неожиданно для себя обнаружила, что погода здесь стоит довольно холодная и люди одеты чуть ли не по-зимнему. Ее удивило множество курящих, не только мужчин, но и женщин. Они появлялись всегда как-то неожиданно, низкорослые, грубоватые на вид; дымили сигаретами и украдкой разглядывали их с Чарльзом, однако совсем не так дружелюбно, как, скажем, турки. Особенно им не нравилось, когда Одри их фотографировала. На железнодорожной станции, где они садились в поезд, направляющийся в Ухань, к Одри подбежали дети и принялись дергать ее за рукав, как раз когда она наводила объектив на резкость. Одри, улыбаясь, обернулась к ним, но они с пронзительными криками кинулись наутек. Чарльз подхватил чемоданы, и они с Одри, полумертвые от усталости после бессонной ночи, пересели в очередной поезд.
Чарльз сразу же задремал, положив голову на плечо Одри. Пятеро пассажиров, ехавших с ними в одном купе, бесцеремонно уставились на Одри.
В этом переполненном поезде она чувствовала себя не в своей тарелке. В Турции и Тибете люди держались куда дружелюбнее и проще. В купе было так тесно, что Чарльз не мог даже вытянуть ноги. Слава Богу, что хоть на остановках можно было выйти на несколько минут и немного размяться.
От Чунцина до Уханя они ехали целый день.
Одри спала, а Чарльз делал заметки в своих записных книжках. Послезавтра они доберутся наконец до Нанкина, где он надеялся встретиться с Чан Кайши.
Ему еще многое предстояло обдумать, главное — приготовить вопросы, которые он будет задавать.
«Конечно, здорово повезет, если удастся повидаться с Чан Кайши», — думал Чарльз.
Ведь может случиться, что он зря прождет этой встречи.
Неделю-другую он готов подождать, его это вполне устроит.
Дел у него там по горло… И вообще ему нравится Китай.
В Учане они остановились в крохотной гостинице, где Чарльзу уже приходилось бывать однажды и где было всего три комнаты.
Постояльцам здесь не могли предложить ничего, кроме риса и зеленого чая. Одри уныло посмотрела в свою пиалу. Пожалуй, впервые она почувствовала, как соскучилась по привычной пище.
Чего бы не отдала она сейчас за ростбиф или гамбургер! С каким удовольствием выпила бы шоколадный коктейль…
— Не завалялось ли у тебя конфетки? — Одри с надеждой посмотрела на Чарльза.
— К сожалению, нет, любимая. Не хочешь ли еще рису? Я бы тебе принес. Сказал бы, например, что ты ждешь ребенка или придумал бы что-нибудь другое.
Она воздела руки.
— О Боже! Я вижу, ради меня вы готовы на все, мистер Паркер-Скотт! Благодарю вас, я как-нибудь перебьюсь. Но, если честно, хочется есть, — жалобно добавила она.
Чарльз кончиками пальцев, едва касаясь, провел по ее шее, по груди, и она забыла обо всем на свете… А потом, лежа в темноте, они долго-долго шептались. Он рассказывал ей о тех городах, где они побывают. Нанкин ему нравился меньше, чем Шанхай и Пекин.
На следующий день, когда Чарльз и Одри сели на поезд, идущий в Нанкин, она вдруг почувствовала, как ее захлестывает волна возбуждения. Всего несколько часов пути отделяют их от Нанкина.
Они почти у цели. А потом Шанхай, Пекин. Эту ночь они провели уже в гостинице в Нанкине, а рано утром Чарльз отправился в резиденцию Чан Кайши, где оставил свою визитную карточку и письмо, составленное в самых учтивых выражениях, в нем он настоятельно просил принять его. Когда они узнали, что весной в этом отеле проездом в Шанхай останавливался Джордж Бернард Шоу, Одри снова охватило волнение.
Они по-королевски пообедали в гостинице — отнюдь не рисом и зеленым чаем, — а вечером пошли прогуляться.
Мимо сновали рикши, проносились случайные автомобили.
«Ну вот, — думала Одри, — больше двух недель мы были в дороге, проехали пять тысяч миль и ни на минуту не разлучались. Такого у меня никогда в жизни не было и, наверное, уже не будет».
На одной из улочек они набрели на небольшой, тускло освещенный дом, от которого исходил какой-то странный запах. Одри остановилась, привлеченная необычным ароматом, разлитым в воздухе, и спросила Чарльза, нельзя ли туда войти.
— Ну уж нет, старушка, — засмеялся он.
— Почему? — Она была в недоумении.
— Это же притон. Здесь курят опиум, — сказал он, улыбаясь ее наивности.
— Правда? — Глаза у нее округлились. Любопытно было бы увидеть, что происходит там, внутри этого таинственного дома! Она пыталась уговорить Чарльза зайти туда, но он был категорически против:
— Од, пойми, тебе туда нельзя. Нас с тобой сразу же выставят вон, тебя-то уж наверняка.
— Но, Боже мой, почему? Нельзя ли просто посмотреть?
Ей казалось, что это заведение — нечто вроде бара. Чарльз в конце концов вынужден был объяснить, что в такие дома ходят исключительно мужчины.
— Какая глупость! — рассердилась она.
Прошла целая неделя, прежде чем Чарльза допустили к Чан Кайши. За это время они сумели неплохо отдохнуть: совершали длинные прогулки, объездили все окрестности. В назначенный срок Чарльз был удостоен аудиенции, и ему удалось взять интервью, ради которого он и ехал сюда. Теперь успех его статьи гарантирован. Он разыскал в гостинице пишущую машинку и в тот же день взялся за работу. Он был так поглощен своим занятием, что, кажется, совсем забыл об Одри. А она тихонько пристроилась в уголке, намереваясь написать подробное письмо Аннабел. Но, странное дело, у нее возникло такое чувство, будто Аннабел это вовсе не нужно, что ей и дела нет до сестры. «И вообще, есть ли кому-нибудь до меня дело?» — подумала Одри и вместо Аннабел написала деду, хотя у нее и тут не было уверенности, что она старается не зря.
Прошел целый час, " пока Чарльз наконец поднял взгляд и заметил Одри. Он улыбнулся и поманил ее к себе.
— А я и не слышал, как ты вошла.
Она подошла к нему, нагнулась и поцеловала, в шею, — а он притянул ее к себе за талию.
— Ты был так увлечен! Как интервью с Чан Кайши?
— Прекрасно. Знаешь, по-моему, у него дела плохи. Хотя он сам, кажется, этого не понимает. Советы поддерживают Мао и его Красную Армию. Чан Кайши думает, что он еще сможет продержаться, но я в это не верю. Сейчас он собирает силы для главного удара по сторонникам Мао Цзэдуна.
— И ты собираешься об этом писать? О том, что это — безнадежное дело?
— В общем, да, хотя и не столь откровенно. В конце концов, это мое личное мнение, а я хочу честно и беспристрастно донести до читателя точку зрения Чан Кайши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Из Лхасы они сначала ехали па мулах, затем сели на поезд.
Им предстоял теперь долгий путь до Чунцина.
Больше тридцати часов они тряслись в старинном маленьком поезде, затем их ожидало несколько пересадок, причем каждый раз времени было в обрез. Одри неожиданно для себя обнаружила, что погода здесь стоит довольно холодная и люди одеты чуть ли не по-зимнему. Ее удивило множество курящих, не только мужчин, но и женщин. Они появлялись всегда как-то неожиданно, низкорослые, грубоватые на вид; дымили сигаретами и украдкой разглядывали их с Чарльзом, однако совсем не так дружелюбно, как, скажем, турки. Особенно им не нравилось, когда Одри их фотографировала. На железнодорожной станции, где они садились в поезд, направляющийся в Ухань, к Одри подбежали дети и принялись дергать ее за рукав, как раз когда она наводила объектив на резкость. Одри, улыбаясь, обернулась к ним, но они с пронзительными криками кинулись наутек. Чарльз подхватил чемоданы, и они с Одри, полумертвые от усталости после бессонной ночи, пересели в очередной поезд.
Чарльз сразу же задремал, положив голову на плечо Одри. Пятеро пассажиров, ехавших с ними в одном купе, бесцеремонно уставились на Одри.
В этом переполненном поезде она чувствовала себя не в своей тарелке. В Турции и Тибете люди держались куда дружелюбнее и проще. В купе было так тесно, что Чарльз не мог даже вытянуть ноги. Слава Богу, что хоть на остановках можно было выйти на несколько минут и немного размяться.
От Чунцина до Уханя они ехали целый день.
Одри спала, а Чарльз делал заметки в своих записных книжках. Послезавтра они доберутся наконец до Нанкина, где он надеялся встретиться с Чан Кайши.
Ему еще многое предстояло обдумать, главное — приготовить вопросы, которые он будет задавать.
«Конечно, здорово повезет, если удастся повидаться с Чан Кайши», — думал Чарльз.
Ведь может случиться, что он зря прождет этой встречи.
Неделю-другую он готов подождать, его это вполне устроит.
Дел у него там по горло… И вообще ему нравится Китай.
В Учане они остановились в крохотной гостинице, где Чарльзу уже приходилось бывать однажды и где было всего три комнаты.
Постояльцам здесь не могли предложить ничего, кроме риса и зеленого чая. Одри уныло посмотрела в свою пиалу. Пожалуй, впервые она почувствовала, как соскучилась по привычной пище.
Чего бы не отдала она сейчас за ростбиф или гамбургер! С каким удовольствием выпила бы шоколадный коктейль…
— Не завалялось ли у тебя конфетки? — Одри с надеждой посмотрела на Чарльза.
— К сожалению, нет, любимая. Не хочешь ли еще рису? Я бы тебе принес. Сказал бы, например, что ты ждешь ребенка или придумал бы что-нибудь другое.
Она воздела руки.
— О Боже! Я вижу, ради меня вы готовы на все, мистер Паркер-Скотт! Благодарю вас, я как-нибудь перебьюсь. Но, если честно, хочется есть, — жалобно добавила она.
Чарльз кончиками пальцев, едва касаясь, провел по ее шее, по груди, и она забыла обо всем на свете… А потом, лежа в темноте, они долго-долго шептались. Он рассказывал ей о тех городах, где они побывают. Нанкин ему нравился меньше, чем Шанхай и Пекин.
На следующий день, когда Чарльз и Одри сели на поезд, идущий в Нанкин, она вдруг почувствовала, как ее захлестывает волна возбуждения. Всего несколько часов пути отделяют их от Нанкина.
Они почти у цели. А потом Шанхай, Пекин. Эту ночь они провели уже в гостинице в Нанкине, а рано утром Чарльз отправился в резиденцию Чан Кайши, где оставил свою визитную карточку и письмо, составленное в самых учтивых выражениях, в нем он настоятельно просил принять его. Когда они узнали, что весной в этом отеле проездом в Шанхай останавливался Джордж Бернард Шоу, Одри снова охватило волнение.
Они по-королевски пообедали в гостинице — отнюдь не рисом и зеленым чаем, — а вечером пошли прогуляться.
Мимо сновали рикши, проносились случайные автомобили.
«Ну вот, — думала Одри, — больше двух недель мы были в дороге, проехали пять тысяч миль и ни на минуту не разлучались. Такого у меня никогда в жизни не было и, наверное, уже не будет».
На одной из улочек они набрели на небольшой, тускло освещенный дом, от которого исходил какой-то странный запах. Одри остановилась, привлеченная необычным ароматом, разлитым в воздухе, и спросила Чарльза, нельзя ли туда войти.
— Ну уж нет, старушка, — засмеялся он.
— Почему? — Она была в недоумении.
— Это же притон. Здесь курят опиум, — сказал он, улыбаясь ее наивности.
— Правда? — Глаза у нее округлились. Любопытно было бы увидеть, что происходит там, внутри этого таинственного дома! Она пыталась уговорить Чарльза зайти туда, но он был категорически против:
— Од, пойми, тебе туда нельзя. Нас с тобой сразу же выставят вон, тебя-то уж наверняка.
— Но, Боже мой, почему? Нельзя ли просто посмотреть?
Ей казалось, что это заведение — нечто вроде бара. Чарльз в конце концов вынужден был объяснить, что в такие дома ходят исключительно мужчины.
— Какая глупость! — рассердилась она.
Прошла целая неделя, прежде чем Чарльза допустили к Чан Кайши. За это время они сумели неплохо отдохнуть: совершали длинные прогулки, объездили все окрестности. В назначенный срок Чарльз был удостоен аудиенции, и ему удалось взять интервью, ради которого он и ехал сюда. Теперь успех его статьи гарантирован. Он разыскал в гостинице пишущую машинку и в тот же день взялся за работу. Он был так поглощен своим занятием, что, кажется, совсем забыл об Одри. А она тихонько пристроилась в уголке, намереваясь написать подробное письмо Аннабел. Но, странное дело, у нее возникло такое чувство, будто Аннабел это вовсе не нужно, что ей и дела нет до сестры. «И вообще, есть ли кому-нибудь до меня дело?» — подумала Одри и вместо Аннабел написала деду, хотя у нее и тут не было уверенности, что она старается не зря.
Прошел целый час, " пока Чарльз наконец поднял взгляд и заметил Одри. Он улыбнулся и поманил ее к себе.
— А я и не слышал, как ты вошла.
Она подошла к нему, нагнулась и поцеловала, в шею, — а он притянул ее к себе за талию.
— Ты был так увлечен! Как интервью с Чан Кайши?
— Прекрасно. Знаешь, по-моему, у него дела плохи. Хотя он сам, кажется, этого не понимает. Советы поддерживают Мао и его Красную Армию. Чан Кайши думает, что он еще сможет продержаться, но я в это не верю. Сейчас он собирает силы для главного удара по сторонникам Мао Цзэдуна.
— И ты собираешься об этом писать? О том, что это — безнадежное дело?
— В общем, да, хотя и не столь откровенно. В конце концов, это мое личное мнение, а я хочу честно и беспристрастно донести до читателя точку зрения Чан Кайши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92