Как говорится, меньше народа – больше кислорода.
И он почти достиг своей цели – топая обратно, я увидел телегу Зосимы, на которую кто-то из дачников грузил свой скарб.
Значит, народ все же съезжает. А Зосима случай хорошо подзаработать, естественно, не упустит, несмотря на неважнецкое моральное состояние; он еще больший прагматик, чем я. Тем более, что теперь ему заплатят еще и за срочность.
(И кстати, благополучно, без заимствований, решается проблема со спиртным. Надеюсь, Зосима не забудет по запарке, что наш винный погребок пуст).
Нет, брат, шалишь! Меня испугать можно, но запугать – никогда. Испуг – это моментальная реакция на сильный внешний раздражитель. А вот запугивание – это нечто иное. В этом случае нужен твердый характер.
Меня, конечно, Каролина немного укатала, но что-то мужское, прежнее, во мне все-таки осталось. Будем сражаться!
На этой, несколько экзальтированной, ноте я и завязал с мыслительным процессом, чтобы заняться домашними делами. Это тот случай, когда начинаешь вспоминать свою семейную жизнь с легкой ностальгией.
Да, жена все-таки иногда нужна…
Глава 19
Вечер у меня выдался каким-то очень длинным и тоскливым. Не с кем было даже словом перемолвится, так как Зосима еще не вернулся со станции – он уже делал туда, мне кажется, третью ходку.
Думаю, что после такого надругательства над лошадиной личностью Машка точно уйдет в леса минимум на двое суток. Она не привыкла к столь жестокой эксплуатации. Обычно Зосима делал одну или две ходки на станцию в неделю. А тут сразу такая нагрузка.
Я всегда удивлялся, почему Машку до сих пор не задрали волки. Но потом Зосима как-то объяснил мне причину ее феноменальной везучести.
Обычно зимой далеко от Близозерья Машка не уходила. У нас тут кругом некошеной травы, спрятанной под снегом, хоть завались.
Поэтому, как только появлялись серые разбойники, Машка, обладающая поистине фантастическим чутьем, мчалась к избе Зосимы с громким ржаньем, а тот в свою очередь хватал ружье (так как знал, что за знак подает ему кобыла), и волкам приходилось уходить, не солоно хлебавши.
Летом дело обстояло иначе. В теплое время года Машка сама разбиралась с хищниками. Она настолько хорошо знала окрестные болота, что заводила чересчур азартных волчар в топи, откуда они не могли выбраться, как это ни смешно.
Хитрая Машка таскала волков по болоту несколько часов. А потом, заведя их, как Иван Сусанин поляков, в сердце самой коварной топи, вдруг делала сногсшибательный прыжок, преодолевая протоку, и спокойно уходила, куда ей нужны.
Хищники, пытающиеся перебраться вплавь через неширокий с виду гнилой болотный ручей, погибали в считанные минуты. Коварная трясина, едва-едва прикрытая тонким слоем воды, засасывала их с потрясающей быстротой.
В конце концов, как рассказывал Зосима, волки оставили Машку в покое. Зауважали, значит. Умные звери… Мало того – серые разбойники вообще начали обходить деревню стороной. Похоже, Машка преподала им жестокий, надолго запоминающийся урок.
Промаявшись без дела часа два, я включил свет (в избе сильно потемнело, так как солнце спряталось за зубчатый забор лесного разлива) и начал читать какую-то книгу. У меня была библиотека, которую я не стал забирать в город.
Книги в ней имелись самые разные – от Ницше до современной сочинительницы женских детективных опусов Дуси Пупкиной, ваявшей свои нетленки со скоростью механизма для лепки пельменей.
Нельзя сказать, что я был любитель читать запоем. Этот бзик у меня прошел еще в глубокой юности, когда я перечитал всю детдомовскую библиотеку, а затем добрался и до районной. Мои библиотечные формуляры были толщиной с роман какого-нибудь классика.
А потом как отрезало. Да, иногда читал – что-то там. Но что именно, почти сразу же забывал. Наверное, из-за того, что в детские и юношеские годы я перелопатил почти всю классическую литературу, в том числе и приключенческого плана.
А всякие полуграмотные сочинения авторов «новой» волны меня за душу не трогали. Впрочем, как и книги некоторых советских писателей, нареченных партийным официозом классиками.
Книга не принесла желанного успокоения. В голову лезла разная чертовщина, я вздрагивал от малейшего шороха (мыши подлые!), и везде мне чудились змеи.
Я ходил по своему бунгало как по минному полю – глядя себе под ноги и ступая с напряженной осторожностью (чтобы мгновенно отпрыгнуть в сторону, если вдруг откуда-нибудь на меня бросится ползучая тварь). В общем, мне было совсем нехорошо. А тут еще выпить нечего…
Швырнув книгу на пол, я вышел на улицу.
Уже совсем стемнело, на небе посеялись звезды, где-то в деревне занудливо брехал глупый цепной пес, изнывающий от безделья, а в лесу время от времени ухал филин, вылетевший из дупла на ночную охоту. А вокруг ни единого столба с фонарем, ни единой машины, ни одного ресторана, где можно убить время.
В общем, мрак и жуть.
Для цивилизованного городского человека, привыкшего к теплому сортиру и утреннему кофе в постель, только первая неделя в провинциальной глуши кажется истинным раем, непознанным миром, в котором все видится новым, загадочным, интересным. А затем неприглядная реальность деревенского бытия начинает бить сначала по глазам, а потом и по мозгам.
Я знал это и раньше, потому постарался сделать свое пребывание в отшельническом уединении как можно комфортней. И тем не менее, сейчас мне все равно чего-то не хватало.
Наверное, меня развратила Каролина своими привычками к барству, подкрепленными большими финансовыми возможностями. Раньше я был не таким.
Раньше… Когда это было? И было ли вообще? Мне кажется, что еще позавчера я носил форму суворовского училища и бегал на свидание к девицам сомнительного поведения (кадетик, не угостите ли даму папироской?), которые обучили меня некоторым интимным тонкостям личной жизни.
А вчера гулял на офицерском балу, и мне строила глазки дочь генерала… как там ее?… Женись я тогда на ней, гляди, сидел бы сейчас в Москве, в каком-нибудь козырном штабе. И была бы у меня московская прописка, квартира недалеко от центра, двое-трое детишек, полковничья папаха на вешалке, машина заграничная под балконом… и животик с одышкой.
Ан нет, меня потянуло грудью родину защищать. От всяких там внешних врагов. Чтобы штабным крысам было за что ордена и повышения по службе получать.
Сварганил какой-нибудь толстозадый штабник планчик спецоперации, пробил его в верхах – и вперед братва полевая. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
А потом вернешься (если вернешься) – и к кассе. А там шиш с маслом. Все верно – патриотизм нельзя оценить. Он дешевый до неприличия. Так же, как и человеческая жизнь.
По крайней мере, так считают зажравшиеся армейские боссы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
И он почти достиг своей цели – топая обратно, я увидел телегу Зосимы, на которую кто-то из дачников грузил свой скарб.
Значит, народ все же съезжает. А Зосима случай хорошо подзаработать, естественно, не упустит, несмотря на неважнецкое моральное состояние; он еще больший прагматик, чем я. Тем более, что теперь ему заплатят еще и за срочность.
(И кстати, благополучно, без заимствований, решается проблема со спиртным. Надеюсь, Зосима не забудет по запарке, что наш винный погребок пуст).
Нет, брат, шалишь! Меня испугать можно, но запугать – никогда. Испуг – это моментальная реакция на сильный внешний раздражитель. А вот запугивание – это нечто иное. В этом случае нужен твердый характер.
Меня, конечно, Каролина немного укатала, но что-то мужское, прежнее, во мне все-таки осталось. Будем сражаться!
На этой, несколько экзальтированной, ноте я и завязал с мыслительным процессом, чтобы заняться домашними делами. Это тот случай, когда начинаешь вспоминать свою семейную жизнь с легкой ностальгией.
Да, жена все-таки иногда нужна…
Глава 19
Вечер у меня выдался каким-то очень длинным и тоскливым. Не с кем было даже словом перемолвится, так как Зосима еще не вернулся со станции – он уже делал туда, мне кажется, третью ходку.
Думаю, что после такого надругательства над лошадиной личностью Машка точно уйдет в леса минимум на двое суток. Она не привыкла к столь жестокой эксплуатации. Обычно Зосима делал одну или две ходки на станцию в неделю. А тут сразу такая нагрузка.
Я всегда удивлялся, почему Машку до сих пор не задрали волки. Но потом Зосима как-то объяснил мне причину ее феноменальной везучести.
Обычно зимой далеко от Близозерья Машка не уходила. У нас тут кругом некошеной травы, спрятанной под снегом, хоть завались.
Поэтому, как только появлялись серые разбойники, Машка, обладающая поистине фантастическим чутьем, мчалась к избе Зосимы с громким ржаньем, а тот в свою очередь хватал ружье (так как знал, что за знак подает ему кобыла), и волкам приходилось уходить, не солоно хлебавши.
Летом дело обстояло иначе. В теплое время года Машка сама разбиралась с хищниками. Она настолько хорошо знала окрестные болота, что заводила чересчур азартных волчар в топи, откуда они не могли выбраться, как это ни смешно.
Хитрая Машка таскала волков по болоту несколько часов. А потом, заведя их, как Иван Сусанин поляков, в сердце самой коварной топи, вдруг делала сногсшибательный прыжок, преодолевая протоку, и спокойно уходила, куда ей нужны.
Хищники, пытающиеся перебраться вплавь через неширокий с виду гнилой болотный ручей, погибали в считанные минуты. Коварная трясина, едва-едва прикрытая тонким слоем воды, засасывала их с потрясающей быстротой.
В конце концов, как рассказывал Зосима, волки оставили Машку в покое. Зауважали, значит. Умные звери… Мало того – серые разбойники вообще начали обходить деревню стороной. Похоже, Машка преподала им жестокий, надолго запоминающийся урок.
Промаявшись без дела часа два, я включил свет (в избе сильно потемнело, так как солнце спряталось за зубчатый забор лесного разлива) и начал читать какую-то книгу. У меня была библиотека, которую я не стал забирать в город.
Книги в ней имелись самые разные – от Ницше до современной сочинительницы женских детективных опусов Дуси Пупкиной, ваявшей свои нетленки со скоростью механизма для лепки пельменей.
Нельзя сказать, что я был любитель читать запоем. Этот бзик у меня прошел еще в глубокой юности, когда я перечитал всю детдомовскую библиотеку, а затем добрался и до районной. Мои библиотечные формуляры были толщиной с роман какого-нибудь классика.
А потом как отрезало. Да, иногда читал – что-то там. Но что именно, почти сразу же забывал. Наверное, из-за того, что в детские и юношеские годы я перелопатил почти всю классическую литературу, в том числе и приключенческого плана.
А всякие полуграмотные сочинения авторов «новой» волны меня за душу не трогали. Впрочем, как и книги некоторых советских писателей, нареченных партийным официозом классиками.
Книга не принесла желанного успокоения. В голову лезла разная чертовщина, я вздрагивал от малейшего шороха (мыши подлые!), и везде мне чудились змеи.
Я ходил по своему бунгало как по минному полю – глядя себе под ноги и ступая с напряженной осторожностью (чтобы мгновенно отпрыгнуть в сторону, если вдруг откуда-нибудь на меня бросится ползучая тварь). В общем, мне было совсем нехорошо. А тут еще выпить нечего…
Швырнув книгу на пол, я вышел на улицу.
Уже совсем стемнело, на небе посеялись звезды, где-то в деревне занудливо брехал глупый цепной пес, изнывающий от безделья, а в лесу время от времени ухал филин, вылетевший из дупла на ночную охоту. А вокруг ни единого столба с фонарем, ни единой машины, ни одного ресторана, где можно убить время.
В общем, мрак и жуть.
Для цивилизованного городского человека, привыкшего к теплому сортиру и утреннему кофе в постель, только первая неделя в провинциальной глуши кажется истинным раем, непознанным миром, в котором все видится новым, загадочным, интересным. А затем неприглядная реальность деревенского бытия начинает бить сначала по глазам, а потом и по мозгам.
Я знал это и раньше, потому постарался сделать свое пребывание в отшельническом уединении как можно комфортней. И тем не менее, сейчас мне все равно чего-то не хватало.
Наверное, меня развратила Каролина своими привычками к барству, подкрепленными большими финансовыми возможностями. Раньше я был не таким.
Раньше… Когда это было? И было ли вообще? Мне кажется, что еще позавчера я носил форму суворовского училища и бегал на свидание к девицам сомнительного поведения (кадетик, не угостите ли даму папироской?), которые обучили меня некоторым интимным тонкостям личной жизни.
А вчера гулял на офицерском балу, и мне строила глазки дочь генерала… как там ее?… Женись я тогда на ней, гляди, сидел бы сейчас в Москве, в каком-нибудь козырном штабе. И была бы у меня московская прописка, квартира недалеко от центра, двое-трое детишек, полковничья папаха на вешалке, машина заграничная под балконом… и животик с одышкой.
Ан нет, меня потянуло грудью родину защищать. От всяких там внешних врагов. Чтобы штабным крысам было за что ордена и повышения по службе получать.
Сварганил какой-нибудь толстозадый штабник планчик спецоперации, пробил его в верхах – и вперед братва полевая. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
А потом вернешься (если вернешься) – и к кассе. А там шиш с маслом. Все верно – патриотизм нельзя оценить. Он дешевый до неприличия. Так же, как и человеческая жизнь.
По крайней мере, так считают зажравшиеся армейские боссы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85