Там находился обычный «джентльменский» набор, к которому художник уже привык. Он лишь иногда диву давался, где иностранец достает пигменты, которые давным-давно не употребляются в живописи и которые, как говорили знающие люди, теперь днем с огнем не сыщешь.
То же самое можно было сказать про масла и лаки. Работая с ними, Олег все больше и больше убеждался, что они к современности не имеют никакого отношения.
В свое время его дед тоже занимался сизифовым трудом, собственноручно приготавливая материалы для живописи и грунтуя холсты. И внука научил, дал ему много разных рецептур, хотя юный Радлов считал эти занятия старческой блажью.
Зачем мучиться, обливаться потом, занимаясь поистине каторжным трудом, когда все это добро можно без проблем приобрести в художественном салоне?
Но то, чем сейчас приходилось работать Олегу, мало напоминало даже те составы, которые умел готовить дед. А он иногда варил такое варево, что его внук только диву давался.
Правда, лаки не всегда получались такими, как нужно (это была большая загадка; при одной и той же рецептуре и тепловых режимах они почти всегда имели разные свойства). Но если уж дедова алхимия удавалась, картина, покрытая таким лаком, оживала на глазах.
Это было потрясающее зрелище…
То, что масло для живописи, которое привозили Олегу в высоких стеклянных флаконах без этикеток, было высочайшей степени очистки, не казалось ему большой тайной. Современная химия может сделать прочнейшую проволоку из одной бесконечно длинной молекулы.
Но вот лаки для живописи, и в особенности покровные лаки, поставляемые иностранцем, химия двадцать первого века, при всей своей мощи, приготовить не могла. Многие старинные рецепты до сих пор не поддаются расшифровке.
После написания портрета у Олега всегда оставалось немного лака. И однажды он покрыл им уже готовое полотно – пейзаж.
Между делом, он по памяти написал то озеро, где они с Беляем ловили рыбу и где его поманили затопленные сокровища. Картина удалась на славу. Как-то так получилось, что Олег выписал на ней каждую былинку, хотя обычно лишней детализации на своих полотнах он избегал. Даже водное зеркало получилось живым; казалось, еще чуть-чуть, и по озеру пойдет мелкая волна.
И все равно он долго мучился, считая, что картине чего-то не хватает – какого-то последнего штриха, мазка или еще чего. Но когда Олег покрыл холст остатками лака, то был потрясен до глубины души. Картина ожила!
Ему даже почудилось, что шелестит камыш и где-то далеко – как тогда – поет иволга.
Этот пейзаж он не показывал никому. Даже Маргарите. Уж неизвестно, почему. Иногда Олег доставал его, ставил перед собой, и оказывался словно в нирване. Он поминутно переживал снова и снова все события, что произошли с ним в деревне Зеньки, на болотах и в жилище Ожеги.
Это было мучительно-сладостное состояние…
Три дня художник работал как одержимый. Иногда он с такой силой тер курантом по каменной плите, доводя до кондиции очередной пигмент, что казалось еще немного, и пест раскрошится.
Он хотел как можно быстрее справиться с работой и уехать восвояси. Тем более, что мобилка Маргариты по-прежнему молчала. Возможно, она уже уехала из Москвы.
Даже красоты обновленной столицы, и уж тем более, посещение злачных мест его не радовали. На третий день он не выдержал гостиничного заточения и вечером пошел в элитный бар. Но долго там не выдержал.
Общество потасканных шлюх, изображавших из себя приличных дам, и регулярно посещающих пластического хирурга молодящихся мужчин, единственным достоинством которых был тугой кошелек, ему претило. Общение завсегдатаев бара было даже не продажной любовью. Это был какой-то садомазохизм, возведенный в ранг светскости.
В баре все было ненатуральным, начиная от фальшивой позолоты на якобы резных барельефах, штампованных из пластмассы, и кончая жеманными ужимками крашеных девиц. За исключением спиртных напитков. Но выпить столько, чтобы не замечать вокруг циничной фальши, Олег был просто не в состоянии.
На четвертый день, как и договаривались, в импровизированную мастерскую Олега к десяти часам утра намеревался прийти тот человек, портрет которого заказали художнику. Об этом его предупредил Георгий.
Олег сидел спиной к двери и задумчиво смотрел на сосны, растущие неподалеку от оранжереи. Солнце ярко высветило их стволы, и она казались золотыми. День обещался быть превосходным – светлым, ясным. В такие дни портреты пишутся быстро и легко.
Звуки шагов позади заставили его вздрогнуть. Задумавшись, он не услышал, как отворилась входная дверь.
Заранее изобразив приятную улыбку, Олег встал, обернулся – и в глазах у него неожиданно потемнело. Он невольно взмахнул рукой, будто отгоняя призрака, но видение не исчезло.
Перед ним стояла Маргарита!
– Олег?! – Девушка, испуганно прижав кулачки к груди, отступила назад.
Он молчал. Ему отказал язык. На глазах Олега происходило что-то невероятное, страшное. Масоны заставляют его писать портрет любимой! Неужели и она с ними?! Нет, нет и еще раз нет! Здесь что-то не то…
Не верю! – мысленно воскликнул художник и, сделав над собой страшное усилие, сказал, едва ворочая языком:
– Как ты… здесь… оказалась?
– Олег… – Маргарита умоляющим жестом протянула к нему руки, но они тут же безвольно опустились. – Не может быть, – сказала она шепотом. – Так не бывает…
– Это… дом твоих родителей? – наконец осенило Олега.
Он начал постепенно приходить в себя.
– Да. Папа… это госдача…
– Понятно. Значит, ты моя натура… – Олег глубоко втянул в себя воздух, с шумом выдохнул и потянулся за сигаретами. – Нет, мне пока ничего непонятно! Почему ты не звонила мне и не отвечала на мои звонки?
Маргарита потупилась.
– Ну говори же, отвечай!
– Олег… Нам нужно расстаться…
– Что? Что ты такое говоришь?! Почему расстаться, с какой стати?! Или ты меня уже не любишь? Ты нашла другого?
– Другой у меня давно есть. Ты о нем знаешь.
– Ты имеешь ввиду бывшего мужа? – догадался Олег.
– Он не бывший. Мы с ним официально не разводились. Он ушел от меня, но развода не дал.
– Господи, чего проще… И это все твои проблемы?
– Если бы… Мама больна.
– Думаю, что твой отец в состоянии направить ее в самую дорогую клинику Европы. Своим присутствием ты ей не поможешь.
– Не в этом дело…
– А в чем?
– Мама спит и видит меня женой Георгия.
– Георгий? – Художника вдруг осенило; он понял, с кем был хозяин дачи при первой их встрече. – Твой муж – это тот смазливый малый, которого почти каждый день показывают по телевидению? Он что, и живет уже здесь?
– Пока не живет… Приезжает.
– Ну что же, как приедет, так и уедет. Я с ним поговорю… по-мужски. И мне плевать, что за ним ходит толпа телохранителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75