– Присаживайся, – приветливо сказала бабка, указав на лавку возле стола.
– Спасибо, – робко поблагодарил Олег, и сел с таким видом, словно под лавкой находилась, по меньшей мере, противопехотная мина на боевом взводе.
Он чувствовал себя очень скованно. Несмотря на приветливый тон, от старухи исходила какая-то неведомая сила, и он пока не мог понять, добрая она или злая.
Ожега была очень старой. Ее лицо покрывали даже не морщины, а рытвины и глубокие колеи, проложенные беспощадным временем. Но большие круглые глаза бабки блестели молодо и временами так неестественно и страшно, что у Олега вообще душа ушла в пятки.
Может, она наркоманка? – подумал художник. Например, мухоморит. Заварит грибки и пьет отвар. А затем балдеет… вместе с Дедком.
Олег, как вполне современный человек, продукт бездуховного общества, просто не мог поверить, что его спаситель (а это точно был Дедко) какой-то фантом, оживший языческий идол. Художник уверил себя, что Дедко всего лишь отшельник, поселившийся в этих краях с давних пор.
А много ли надо местным старушкам, чтобы обожествить странного, почти призрачного типа, шатающегося по ночам под окнами деревенских изб и вышагивающего по болотной трясине аки посуху?
В этом не было ничего необычного – за многие годы Дедко изучил топи, как свои пять пальцев, и знал все скрытые от непосвященного глаза болотные тропки. А приношения, которые старушки оставляли идолу, он с благодарностью забирал.
Жить в полном единении с природой, это, конечно, круто, но и отшельнику иногда хочется съесть чего-нибудь сладенького, да и домашние лепешки неплохо разнообразят его скудный стол.
– С чем пожаловал, милай? – спросила Ожега, царапнув острым взглядом по бледному лицу художника.
– Вот… это вам, – сказал он, протягивая ведунье узелок с харчами, который дал ему Беляй.
Хорошо, что Олег, зная, куда идет, упаковал его в полиэтиленовый пакет. А еще повезло, что узел с дарами для Ожеги он обронил на тропе, не потащил за собой в трясину. Иначе сейчас мед ели бы водяные и лешие, запивая его молоком и заедая свежеиспеченным караваем.
– Благодарствуем, – ответила Ожега, и приняла узелок с таким видом, словно Олег преподнес ей, по меньшей мере, драгоценный сосуд.
Художник смущенно улыбнулся.
На некоторое время в избе воцарилась тишина. Только сверчок где-то в углу пробовал настроить свою скрипку, но ее звучание оставляло желать лучшего.
– Сегодня я не ждала тебя… – наконец молвила Ожега, глядя на Олега каким-то отсутствующим взглядом.
«Сегодня! – мысленно воскликнул художник. – Выходит, что я на поводке? Вот влип… Фантасмагория. Если посмотреть на ситуацию со стороны, то она просто абсурдная, дикая, и вообще находится за пределами здравого смысла. А может, плюнуть на все и откланяться? Пока не поздно. На кой ляд мне бредни этой столетней грымзы? Скажи мне кудесник, любимец богов… бред! Что я хочу узнать? Когда дуба врежу? Мне это не нужно и неинтересно. И никому не нужно. Когда придет хромая, тогда и придет. Все там будем…»
– Верно, Мары бояться не надо, – вдруг сказала Ожега. – Она приносит человеку покой. Страшны нави. А они уже вьются над тобою.
Олег невольно вздрогнул. «Она что, умеет читать мысли?!» – подумал он в сильном смятении. Олег был достаточно образован и начитан, чтобы разбираться в славянской мифологии.
«Причем тут нави? – продолжал он размышлять в лихорадочном темпе. – И почему это им вздумалось барражировать над моей бедной головушкой? Им что, делать больше нечего, как изгаляться над бедным художником? И вообще – какого хрена?!»
– И это все, что вы можете мне сказать? – спросил он резко, с вызовом. – Тогда я пойду обратно. Стоило ли огород городить ради того, чтобы в очередной раз услышать общеизвестные сентенции и поприсутствовать на сеансе угадывания мыслей? Этого добра и в городе хватает. Там столько болтунов-чревовещателей и шарлатанов-экстрасенсов развелось, что для них уже нужно создавать отдельный рекламный листок, так как в обычных информационных изданиях для их рекламы места не хватает. Рад был с вами познакомиться. Приходите в гости к Беляю, чайку попьем, погутарим… о том, о сем. Он будет рад. И я тоже.
– Как раз этот огород просто необходимо городить… Хельги, – спокойно ответила Ожега, будто и не заметив некоторой взвинченности в поведении художника.
Олег решил, что ослышался:
– Как… как вы сказали?!
– Я назвала твое настоящее имя.
– Настоящее…
Художник оцепенел. Этим именем его называл только один человек во всем мире – родной дед.
При крещении Олег был записан в святцах под двойным именем – как Олег и как Хельги. Но это он узнал, будучи уже взрослым; как и то, что имя Олег происходит от немецко-скандинавского имени Хельги.
Дед сделал запись тайно, не поставив в известность даже родителей внука. (То же самое он когда-то проделал и со своим сыном, отцом Олега; на самом деле отца звали не Илья, а Элиас). Сам Олег тоже понятия не имел, что он наречен еще и иностранным именем до тех пор, пока дед не стал обучать его мастерству художника.
Мальчик, которому, в общем-то, было все равно, как его называют, долго считал, что Хельги – это просто ласкательное прозвище и никакого отношения к их семье не имеет. Пока однажды ему не попалась на глаза старая фотография, на которой были изображены прапрадед и его жена.
О прапрадеде в семье мало что было известно. Его жизнь – это сплошная тайна. Все знали только то, что он долго был холостяком, много путешествовал по миру, и, несмотря на юные годы, успел повоевать в Америке, когда там шла гражданская война. (Правда, неизвестно, на чьей стороне – южан или северян).
Потом прапрадед поступил на службу к британскому монарху, участвовал в многочисленных сражениях, получил большой чин и кучу орденов, затем (неизвестно, почему) переметнулся к французам; там он убил на дуэли какую-то важную шишку (может даже генерала), и бежал в Россию, где и поселился, приняв российское подданство.
Наверное, он совершил этот поступок не от большой любви к новой родине, а чтобы спасти свою бесшабашную жизнь бретера и авантюриста от преследований то ли французского, то ли британского, то ли обоих правительств сразу.
Правда, перед этим прапрадед, которому к тому времени стукнуло уже немало лет, успел жениться на двадцатилетней девушке по имени Луиза. Она была дворянских кровей из добропорядочной семьи немецких бюргеров.
Семейная легенда гласит, что прапрадед окрутил будущую жену лихим гусарским наскоком – всего за один день влюбил в себя невинную прелестницу, попросил ее руки у родителей и обвенчался.
Свадьба, увы, не состоялась, потому что ему пришлось срочно уносить ноги от своих недоброжелателей. Жених и невеста едва не на ходу вскочили в дилижанс, где дружно сплели своим попутчикам какую-то душещипательную амурную историйку (похоже, чистая и непорочная Луиза оказалась под стать ветреному суженому), и те устроили им свадебный пир в каком-то безызвестном яме, где им прислуживал за столом станционный смотритель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75