Да где ж такое видано! Если они и перекинутся когда словечком, так не гля дят друг на друга и губ почти не разжимают. Они по нескольку месяцев подряд только с чужими и раз говаривают. Летом капитан уезжает на учения, домой не наведывается, за женой не следит, да и за хозяй ством тоже. «Детей у них нет – вот в чем беда», – гово рит Ларс.
Из дома выглядывает Эмма и подходит к нам. Она все так же мила и привлекательна, о чем я ей и говорю. «Да, моя Эмма хоть куда, – подтверждает Ларс, – вот только рожать она больно горазда». Он и ей наливает из своей бутылочки и заставляет ее выпить. Эмма при глашает нас войти, – чем так стоять перед дверью, луч ше посидеть за столом. «Эка важность, лето на дво ре!» – отвечает Ларс, он и не думает впускать меня в дом. Когда я ухожу, он идет немного проводить меня и по дороге показывает, где он копал канаву, где пахал, где ставил изгородь. Он неплохо и очень толково потру дился на своем маленьком участке, вид этого уютного домика в лесу наполняет меня удивительным спокойст вием. Чуть поодаль, за домом и коровником, негромко шумит лес, здесь все больше лиственные деревья, и осиновая листва издает шелковистый шорох.
Я ухожу. Близится вечер, замолкли птицы, погода мягкая, голубые нежные сумерки.
– Сегодня вечером мы все будем молоды! – гром ко и отчетливо говорит мужской голос в кустах сире ни. – Пойдемте танцевать на выгон.
– А помните, какой вы были в прошлом году? – отвечает голос фру Фалькенберг. – Вы были милый и юный и ничего подобного не говорили.
– Да, в прошлом году я ничего подобного не гово рил. Подумать только, что вы это запомнили. H о и в прошлом году вы однажды выбранили меня. «Как вы прекрасны сегодня вечером», – сказал я. «Нет, – отве тили вы, – моя красота давно ушла, но вы совсем как дитя, и я прошу вас не пить так много», – сказали вы.
– Да, так я говорила, – с улыбкой признается фру Фалькенберг.
– Так вы говорили. Но это неправда: мне лучше знать, прекрасны вы или нет, недаром я целый вечер лю бовался вами.
– О, дитя, дитя!
– А сегодня вечером вы еще прекраснее.
– Кто-то идет.
В кустах сирени двое – фру Фалькенберг с приез жим инженером. Увидев, что это всего-навсего я, они как ни в чем не бывало возобновляют прерванный разговор, будто меня здесь нет. Так уж устроен ум челове ческий. Хотя я только о том и мечтал, чтобы меня оста вили в покое, теперь мне досадно, что эти двое так от кровенно мной пренебрегают. У меня уже седая голова, думается мне, неужели мои седины не заслуживают уважения?
– Да, сегодня вечером вы еще прекраснее, – по вторяет инженер.
Я поравнялся с ними, я спокойно здороваюсь и про хожу мимо.
– Я только хотела вам сказать, что все это ни к чему, – отвечает фру и тут же кричит мне вдогонку: – Вы что-то потеряли!
Потерял? На дороге лежит мой носовой платок, я нарочно уронил его; я возвращаюсь, поднимаю платок, благодарю и ухожу.
– Не отвлекайтесь из-за пустяков, – восклицает инженер. – Какой-то мужицкий платок с красными цветочками. Идемте лучше в беседку!
– Беседка по ночам заперта, – отвечает фру. – Или там кто-нибудь есть.
Остального я не слышу.
Жить я буду в комнате над людской. Единственное открытое окно моей комнаты смотрит как раз в заросли сирени. Поднявшись к себе, я слышу, что те двое все еще продолжают разговаривать в зарослях, но не слышу о чем. Почему это беседка заперта по ночам и кто завел такой порядок, – рассуждаю я про себя. Наверно, какая-нибудь продувная бестия смекнула, что, если всегда держать дверь на запоре, можно будет однажды без особого риска наведаться туда в приятном обществе, запереть за собой дверь и провести там время.
Вдали, на дороге, по которой я только что пришел, показались еще двое, это толстый капитан Братец и пожилая дама с шалью. Должно быть, они сидели где-то в роще, когда я шел мимо, и я мучительно стараюсь вспомнить, не разговаривал ли я на ходу сам с собой.
Вдруг я вижу, как инженер выскакивает из-за кустов и стремглав бросается к беседке. Дверь заперта, он наваливается плечом и высаживает ее. Слышен треск.
– Идите сюда, здесь никого нет! – кричит он.
Фру Фалькенберг встает и говорит очень сердито:
– Что вы вытворяете, безумный вы человек!
Однако, говоря эти сердитые слова, она покорно идет на его зов.
– Вытворяю? – переспрашивает инженер. – Любовь это не глицерин. Любовь это нитроглицерин.
Он берет ее за руку и уводит в беседку.
Пусть так.
Но тут появляется жирный капитан со своей дамой. Те двое в беседке этого, разумеется, не подозревают, а фру Фалькенберг навряд ли будет рада, если ее застанут в таком уединенном месте с посторонним мужчиной. Я обвожу глазами комнату, ищу, чем бы их предупредить, замечаю пустую бутылку, подхожу к окну и изо всех сил кидаю ее. Слышен звон, бутылка разбилась вдребезги, осколки стекла и черепицы сыплются с крыши, в беседке раздается вопль ужаса и оттуда выбегает фру Фалькенберг, инженер следует по пятам, все еще держась за ее одежды. Они застывают на месте и оглядываются по сторонам. «Братец! Братец! – восклицает вдруг фру Фалькенберг и мчится сквозь заросли. – Не ходите за мной! – приказывает она на бегу. – Не смейте ходить за мной!»
Но инженер прытко скачет за ней. На редкость мо лодой и несговорчивый субъект.
Итак появляется жирный капитан со своей дамой. Они ведут волнующий разговор о том, будто в мире нет ничего, что могло бы сравниться с любовью. Жир ному наверняка лет под шестьдесят, даме не меньше сорока; презабавно наблюдать их нежности.
Капитан говорит:
– До нынешнего вечера я еще мог как-то терпеть, но сейчас это выше сил человеческих. Вы окончательно свели меня с ума, мадам.
– Ах, я не думала, что это так серьезно, – отвечает она и хочет отвлечь его, направить его мысли по дру гому руслу.
– Очень серьезно, – говорит он. – Пора положить этому конец, понимаете? Мы вышли из леса; там я думал, что смогу вытерпеть еще одну ночь, и поэтому ничего вам не сказал. Но теперь я умоляю вас вернуться со мной в лес.
Она качает головой:
– Нет, я, конечно, готова помочь вам… сделать все, что вы…
– Благодарю! – выпаливает он.
Он обхватывает ее руками тут же, посреди дороги и прижимает свой шарообразный живот к ее животу. Издали кажется, будто они рвутся прочь друг от друга. Ну и ловкач этот капитан.
– Отпустите меня! – молит она.
Он слегка разнимает руки, потом опять стискивает свою даму. И опять это выглядит издали так, будто они дерутся.
– Давайте вернемся в лес, – твердит он.
– Ах, это невозможно, – отвечает она. – И к тому же выпала роса.
Но слова любви распирают капитана, он открывает шлюзы.
– Было время, когда я не обращал внимания на цвет женских глаз. Голубые глаза – подумаешь! Серые глаза – подумаешь! Взгляд любой силы, глаза любого цвета – подумаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Из дома выглядывает Эмма и подходит к нам. Она все так же мила и привлекательна, о чем я ей и говорю. «Да, моя Эмма хоть куда, – подтверждает Ларс, – вот только рожать она больно горазда». Он и ей наливает из своей бутылочки и заставляет ее выпить. Эмма при глашает нас войти, – чем так стоять перед дверью, луч ше посидеть за столом. «Эка важность, лето на дво ре!» – отвечает Ларс, он и не думает впускать меня в дом. Когда я ухожу, он идет немного проводить меня и по дороге показывает, где он копал канаву, где пахал, где ставил изгородь. Он неплохо и очень толково потру дился на своем маленьком участке, вид этого уютного домика в лесу наполняет меня удивительным спокойст вием. Чуть поодаль, за домом и коровником, негромко шумит лес, здесь все больше лиственные деревья, и осиновая листва издает шелковистый шорох.
Я ухожу. Близится вечер, замолкли птицы, погода мягкая, голубые нежные сумерки.
– Сегодня вечером мы все будем молоды! – гром ко и отчетливо говорит мужской голос в кустах сире ни. – Пойдемте танцевать на выгон.
– А помните, какой вы были в прошлом году? – отвечает голос фру Фалькенберг. – Вы были милый и юный и ничего подобного не говорили.
– Да, в прошлом году я ничего подобного не гово рил. Подумать только, что вы это запомнили. H о и в прошлом году вы однажды выбранили меня. «Как вы прекрасны сегодня вечером», – сказал я. «Нет, – отве тили вы, – моя красота давно ушла, но вы совсем как дитя, и я прошу вас не пить так много», – сказали вы.
– Да, так я говорила, – с улыбкой признается фру Фалькенберг.
– Так вы говорили. Но это неправда: мне лучше знать, прекрасны вы или нет, недаром я целый вечер лю бовался вами.
– О, дитя, дитя!
– А сегодня вечером вы еще прекраснее.
– Кто-то идет.
В кустах сирени двое – фру Фалькенберг с приез жим инженером. Увидев, что это всего-навсего я, они как ни в чем не бывало возобновляют прерванный разговор, будто меня здесь нет. Так уж устроен ум челове ческий. Хотя я только о том и мечтал, чтобы меня оста вили в покое, теперь мне досадно, что эти двое так от кровенно мной пренебрегают. У меня уже седая голова, думается мне, неужели мои седины не заслуживают уважения?
– Да, сегодня вечером вы еще прекраснее, – по вторяет инженер.
Я поравнялся с ними, я спокойно здороваюсь и про хожу мимо.
– Я только хотела вам сказать, что все это ни к чему, – отвечает фру и тут же кричит мне вдогонку: – Вы что-то потеряли!
Потерял? На дороге лежит мой носовой платок, я нарочно уронил его; я возвращаюсь, поднимаю платок, благодарю и ухожу.
– Не отвлекайтесь из-за пустяков, – восклицает инженер. – Какой-то мужицкий платок с красными цветочками. Идемте лучше в беседку!
– Беседка по ночам заперта, – отвечает фру. – Или там кто-нибудь есть.
Остального я не слышу.
Жить я буду в комнате над людской. Единственное открытое окно моей комнаты смотрит как раз в заросли сирени. Поднявшись к себе, я слышу, что те двое все еще продолжают разговаривать в зарослях, но не слышу о чем. Почему это беседка заперта по ночам и кто завел такой порядок, – рассуждаю я про себя. Наверно, какая-нибудь продувная бестия смекнула, что, если всегда держать дверь на запоре, можно будет однажды без особого риска наведаться туда в приятном обществе, запереть за собой дверь и провести там время.
Вдали, на дороге, по которой я только что пришел, показались еще двое, это толстый капитан Братец и пожилая дама с шалью. Должно быть, они сидели где-то в роще, когда я шел мимо, и я мучительно стараюсь вспомнить, не разговаривал ли я на ходу сам с собой.
Вдруг я вижу, как инженер выскакивает из-за кустов и стремглав бросается к беседке. Дверь заперта, он наваливается плечом и высаживает ее. Слышен треск.
– Идите сюда, здесь никого нет! – кричит он.
Фру Фалькенберг встает и говорит очень сердито:
– Что вы вытворяете, безумный вы человек!
Однако, говоря эти сердитые слова, она покорно идет на его зов.
– Вытворяю? – переспрашивает инженер. – Любовь это не глицерин. Любовь это нитроглицерин.
Он берет ее за руку и уводит в беседку.
Пусть так.
Но тут появляется жирный капитан со своей дамой. Те двое в беседке этого, разумеется, не подозревают, а фру Фалькенберг навряд ли будет рада, если ее застанут в таком уединенном месте с посторонним мужчиной. Я обвожу глазами комнату, ищу, чем бы их предупредить, замечаю пустую бутылку, подхожу к окну и изо всех сил кидаю ее. Слышен звон, бутылка разбилась вдребезги, осколки стекла и черепицы сыплются с крыши, в беседке раздается вопль ужаса и оттуда выбегает фру Фалькенберг, инженер следует по пятам, все еще держась за ее одежды. Они застывают на месте и оглядываются по сторонам. «Братец! Братец! – восклицает вдруг фру Фалькенберг и мчится сквозь заросли. – Не ходите за мной! – приказывает она на бегу. – Не смейте ходить за мной!»
Но инженер прытко скачет за ней. На редкость мо лодой и несговорчивый субъект.
Итак появляется жирный капитан со своей дамой. Они ведут волнующий разговор о том, будто в мире нет ничего, что могло бы сравниться с любовью. Жир ному наверняка лет под шестьдесят, даме не меньше сорока; презабавно наблюдать их нежности.
Капитан говорит:
– До нынешнего вечера я еще мог как-то терпеть, но сейчас это выше сил человеческих. Вы окончательно свели меня с ума, мадам.
– Ах, я не думала, что это так серьезно, – отвечает она и хочет отвлечь его, направить его мысли по дру гому руслу.
– Очень серьезно, – говорит он. – Пора положить этому конец, понимаете? Мы вышли из леса; там я думал, что смогу вытерпеть еще одну ночь, и поэтому ничего вам не сказал. Но теперь я умоляю вас вернуться со мной в лес.
Она качает головой:
– Нет, я, конечно, готова помочь вам… сделать все, что вы…
– Благодарю! – выпаливает он.
Он обхватывает ее руками тут же, посреди дороги и прижимает свой шарообразный живот к ее животу. Издали кажется, будто они рвутся прочь друг от друга. Ну и ловкач этот капитан.
– Отпустите меня! – молит она.
Он слегка разнимает руки, потом опять стискивает свою даму. И опять это выглядит издали так, будто они дерутся.
– Давайте вернемся в лес, – твердит он.
– Ах, это невозможно, – отвечает она. – И к тому же выпала роса.
Но слова любви распирают капитана, он открывает шлюзы.
– Было время, когда я не обращал внимания на цвет женских глаз. Голубые глаза – подумаешь! Серые глаза – подумаешь! Взгляд любой силы, глаза любого цвета – подумаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42