Я передал Гринхусену наказ инженера, чем поверг его в безмерный ужас.
Но тут начались дожди.
Теперь бревна лихо проскакивали быстрины и водо пады, они напоминали гигантских светлокожих змей, ко торые задирают к небу то голову, то хвост.
Для инженера настали красные денечки.
Но лично мне неприютно жилось в этом городе и в этом доме. Стены моей каморки пропускали любой звук, так что и там я не находил покоя. Вдобавок, меня совсем затюкали молодые сплавщики, живущие по со седству. Все это время я прилежно бродил по берегу, хотя делать там теперь было нечего или почти нечего; я украдкой покидал дом, садился где-нибудь под наве сом скалы и бередил себе сердце мыслями о том, какой я старый и всеми покинутый; по вечерам я писал письма, множество писем всем своим знакомым, чтобы хоть как– то отвести душу, но я никогда не отправлял их. Словом, это были безрадостные дни. Потешить себя я мог только одним: исходить город вдоль и поперек, наблюдая мелочи городской жизни, а потом хорошенько поразмыс лить над каждой мелочью в отдельности.
А как инженер? Продолжались ли для него красные денечки? У меня возникли некоторые сомнения.
Почему он, к примеру, не ходит теперь утром и ве чером погулять со своей кузиной? Раньше ему случалось остановить на мосту какую-нибудь молодую даму и спра виться, как она поживает. Уже целых полмесяца он этого не делал. Несколько раз я встречал его с фру Фалькенберг, она была такая молодая, такая нарядная и счастливая, она держалась слегка вызывающе, смеялась очень громко. Она еще не привыкла к своему новому положению, думал я, хотя уже завтра или после завтра все может стать иначе. Увидев ее немного спу стя, я даже рассердился, таким легкомысленным пока залось мне ее платье, ее манеры, не осталось и следа от прежнего обаяния и прежней милоты. Куда исчезла нежность во взгляде? Одна развязность, более ничего. В бешенстве я твердил себе: отныне ее глаза, как два фонаря у входа в кабаре.
Но потом они, должно быть, наскучили друг другу, и теперь инженер частенько прогуливался в одиноче стве, а фру Фалькенберг сидела у окошка и глядела на улицу. Не по этой ли причине снова объявился капитан Братец? Вероятно, он был призван нести радость и веселье не только себе, но и еще кой-кому. И этот сверх меры взысканный природой весельчак сделал все, что мог, целую ночь городок содрогался от громового хохота, но потом отпуск у него кончился, и он отбыл на учения. Инженер и фру Фалькенберг снова остались вдвоем.
Однажды в лавке я узнал, что инженер Лассен слегка не поладил со своей кузиной. Об этом рассказал купцу заезжий торговец. Но состоятельный инженер пользовался в нашем городке таким безграничным уважением, что купец поначалу вообще не хотел верить и задавал сплетнику вопрос за вопросом.
– А вы не находите, что они просто шутили? А вы сами это слышали? А когда это было? И торговец не посмел настаивать.
– Я живу через стену с инженером. Стало быть, я при всем желании не мог не слышать, о чем они говорили этой ночью. Они именно повздорили, у меня нет никаких сомнений, вы же видите, я не утверждаю, что они крупно повздорили, о нет, совсем слегка. Просто она сказала, что он совсем не такой, как раньше, что он изменился, а он ответил, что не может здесь, в городе, вести себя так, как ему заблагорассудится. Тогда она попросила его рассчитать одного работника, который ей крайне несимпатичен, должно быть, кого-то из сплавщиков. Он согласился.
– Господи, нашли о чем говорить, – сказал купец.
Боюсь только, что торговец слышал куда больше, чем рассказал, по крайней мере, у него был такой вид.
Но разве я сам не заметил, что инженер изменился? Помню, каким громким и довольным голосом разговаривал он тогда на станции, а теперь, если он даже изредка выходил с ней прогуляться, он всю дорогу упорно не раскрывал рта; я ведь прекрасно видел, как они стоят и смотрят в разные стороны. Господи боже мой, ведь любовь это такое летучее вещество!
Поначалу все шло прекрасно. Она говорила такие слова: как здесь славно, какая большая река и водопад, какой чудесный шум, какой маленький город, улицы, люди и здесь есть ты! А он на это отвечал: Да, здесь есть ты! Ах, как они были обходительны друг с другом. Но мало-помалу они пресытились счасть ем, они перестарались, они превратили любовь в то вар, который продается на метры, вот какие они были неблагоразумные. Ему с каждым днем стано вилось яснее, что дело принимает скверный оборот; горо док маленький, кузина его здесь чужая, не может же он повсюду сопровождать ее, надо и разлучаться время от времени, надо – изредка, конечно, ну какие могут быть разговоры, только изредка – обедать порознь. Торговцы, должно быть, тоже бог весть что думают про кузена с кузиной. Не надо забывать, какой это маленький город! А она – господи, неужели она не способна понять! Но ведь город не стал за это время меньше? Нет, друже, именно ты, а не город изменился за это время.
Хотя дожди зарядили надолго, и сплав проходил без всяких хлопот, инженер начал предпринимать непродол жительные прогулки ввер x и вниз по реке. Можно было подумать, что ему просто хочется вырваться из дому, и лицо у него в эту пору было довольно мрачное.
Однажды он поcлал меня к Гринхусену, чтоб я вызвал его в город. Неужели это его хотят рассчитать? Но ведь Гринхусен ни разу не попадался на глаза фру с тех самых пор, как она приехала. Чем он ей не угодил, не понятно.
Я велел Гринхусену явиться в город, что он и сделал. Инженер тут же собрался и ушел с Гринхусеном куда-то вверх по реке.
Позднее, днем Гринхусен пришел ко мне и явно хо тел поделиться новостями, но я ни о чем его не спраши вал. Вечером сплавщики поставили Гринхусену угоще ние, и он начал свой рассказ: «Что это за сестру завел себе господин смотритель? Не собирается ли она уезжать?» Никто не мог ему ответить, да и с чего бы ей уезжать? «С такими сестрами один соблазн и морока, – разглагольствовал Гринхусен. – Уж хочешь связаться с женщиной, возьми такую, на которой решил жениться. Я ему прямо так все и выложил!» «Прямо так и вы ложил?» – спросил кто-то.
«А то нет! Да я с ним разговариваю все равно как с кем из вашего брата, – сказал Гринхусен, лучась от самодовольства. – Думаете, зачем он меня вызвал? Сроду не угадаете! Ему захотелось поговорить со мной. Поговорить, только для этого. Он раньше меня сколько раз вызывал, и теперь тоже взял да и вызвал». «А о чем он с тобой говорил?» – спросили у Гринхусена. Гринхусен напустил на себя неслыханную важность, «Я вовсе не дурак, я с кем хочешь могу поговорить. И язык у меня подвешен, как дай бог каждому. У тебя, Гринху сен, есть соображение, сказал господин инженер, вот тебе за это две кроны. Так слово в слово и сказал. А ежели вы мне не верите, можете взглянуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42