почти все приглашенные на бал-маскарад уже прибыли. В дальнем конце зала находился оркестр – музыканты исполняли вальс, и некоторые из гостей уже танцевали; причем желавших потанцевать с каждой минутой становилось все больше.
При появлении Мадлен – Томас по-прежнему от нее не отставал – послышался приглушенный шепот. Было очевидно, что их узнали, хотя на них были маски. «Наверное, мы с Томасом потрясающая пара, – подумала Мадлен. – Хотя не исключено, что гости таким образом выражают свое неудовольствие...»
По дороге они с Томасом почти не разговаривали, но сейчас он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ротбери стоит у восточной стены, рядом с окном. Он беседует с Маргарет Бродстрит.
Мадлен с любопытством разглядывала барона. Он явно намеревался произвести впечатление – надел безупречный темно-бордовый сюртук, такого же цвета брюки, шелковый бледно-лиловый жилет и черный галстук в тон маске.
Вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, барон Ротбери поднял голову и, увидев Мадлен, едва заметно кивнул ей. Затем окинул ее оценивающим взглядом, и Мадлен невольно поежилась. Но тотчас же взяла себя в руки и изобразила радостную улыбку. В ту же секунду она почувствовала, как Томас сжал ее локоть своими длинными крепкими пальцами – словно заявлял на нее свои права. По крайней мере Мадлен так показалось.
– Давай сначала подойдем к нему, – прошептал он ей на ухо. – Поздороваемся, а потом разойдемся. И каждый начнет выполнять свою задачу.
Мадлен нахмурилась. Она считала себя опытным агентом и, конечно же, не должна была бояться барона. Но все же ей не хотелось оставаться с ним наедине, и она предпочла бы весь вечер провести рядом с Томасом. Однако Мадлен знала: Томас прав. Поэтому, молча кивнув, последовала за ним.
Он покосился на нее и усмехнулся.
– Ничего не хочешь сказать?
– Ты о чем? – спросила Мадлен.
– О том, что ты не желаешь оставаться один на один с этим пауком.
Мадлен в раздражении передернула плечами. Было очевидно, что ее спутник догадался, о чем она думает. Ей вдруг ужасно захотелось излить на него свое раздражение... либо снова его поцеловать.
– Я знаю свое дело, Томас. Кроме того, он очень милый человек. – Она улыбнулась. – Думаю, мы с ним прекрасно поладим, и, быть может, он по достоинству меня оценит.
Томас снова сжал ее локоть:
– Говоришь, оценит тебя? Мне кажется, Мэдди, он по достоинству оценит твои молочно-белые груди, так соблазнительно выпирающие из выреза платья. – Томас ухмыльнулся. – Уж я-то их оценил, не сомневайся.
– Так, значит, ты их все-таки заметил, – усмехнулась Мадлен. – А я так старалась, чтобы их не было видно.
– Вот как? – Томас изобразил удивление. Мадлен крепче сжала губы, чтобы не рассмеяться.
– Не беспокойся, Томас, я не позволю барону к ним прикасаться. Я умею хранить честь.
– Неужели? – съязвил Томас.
Тучная дама в пышном наряде из серого шелка в раздражении поджала губы – она собиралась выйти из зала, а Томас преграждал ей дорогу. Заметив это, он отступил в сторону и пропустил даму. Затем снова присоединился к Мадлен. Взглянув на него, она с улыбкой прошептала:
– Если ты помнишь, мы говорили про мои груди. Так вот, я хочу, чтобы к ним прикасался только тот, кто одним своим взглядом способен вызвать у меня желание, только тот, кто своими ласками заставляет меня пылать, как в лихорадке, заставляет забывать обо всем, когда обладает мной. В Уинтер-Гарден есть только один такой мужчина. Это ты, Томас.
Томас в ужасе уставился на свою спутницу. Говорить такое на балу! «Хотя ведь нас никто не слышит...» – подумал он вдруг. И привлек Мадлен к себе, шепча на ухо:
– Когда ты так говоришь, я испытываю столь острое желание... Становится неудобно. Ведь мы на балу, Мадлен. Полагаю, что ни к чему привлекать внимание дам.
Она не могла почувствовать его возбужденную плоть, да ей это и не требовалось. Достаточно было услышать голос Томаса и посмотреть в его пылавшие глаза, чтобы понять: он действительно страстно желает ее.
Чуть отстранившись, она сказала:
– Ты уже и так привлекаешь их внимание. Одним своим присутствием. Откровенно говоря, мне кажется, они ревнуют тебя ко мне.
Он взглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Больше им ревновать не к кому.
Она отдала бы все на свете, только бы узнать, серьезно говорит Томас или шутит. Пристально посмотрев на него, Мадлен прошептала:
– Мне ужасно хочется тебя поцеловать. В глазах его снова заполыхало пламя.
– А мне тебя, Мадлен.
Эти слова, произнесенные едва слышным шепотом, ошеломили ее. Она забыла про барона. Забыла обо всем на свете. В эти мгновения для нее существовал лишь один-единственный человек – Томас.
– Может быть, потанцуешь со мной? – спросила она. – Мне очень хотелось бы потанцевать с тобой.
Томас тяжко вздохнул:
– Ты даже не представляешь, Мадлен, с каким удовольствием я исполнил бы твою просьбу. Но я не могу танцевать.
Мадлен невольно вздрогнула. «Ведь он действительно не может танцевать из-за своих искалеченных ног, – промелькнуло у нее. – А я, эгоистка, совсем забыла об этом». Но ей удалось скрыть свое смущение. Лучезарно улыбнувшись, она сказала:
– Впрочем, это не имеет значения. Что ж, надо приниматься за дело, ради которого мы сюда пришли.
Томас кивнул и провел большим пальцем по подбородку Мадлен.
– Ты такая тактичная, моя очаровательная Мэдди. Да, моя...
Щеки Мадлен залились румянцем. Томас впервые проявлял по отношению к ней собственнические чувства. При мысли об этом ей стало не по себе, однако она надеялась, что Томас не заметит ее замешательства.
– Хочешь шампанского? – спросил он неожиданно. Мадлен покачала головой:
– Пока нет. Хочу сегодня сохранить ясную голову. Идем поздороваемся с Ротбери.
Томас молча кивнул и легонько подтолкнул ее в сторону восточной стены, где стоял барон, беседовавший с миссис Бродстрит.
Оказалось, что пробраться к хозяину не так-то просто: гостей было так много, что Мадлен постоянно приходилось обходить кого-то или уступать кому-нибудь дорогу. Время от времени она поглядывала на Томаса, и ей казалось, что сейчас, после того как он напомнил о своем увечье, его хромота особенно бросалась в глаза (в последние дни она почти не замечала его физического недостатка). Более того, ей почему-то казалось, что все гости смотрят на ее спутника и усмехаются; и сердце Мадлен сжималось от боли и сострадания к человеку, вынужденному терпеть насмешки тех, кто не способен сочувствовать чужому несчастью. Она вспомнила, что Томас как-то раз назвал себя затворником. Мадлен прекрасно знала, что означает это слово, потому что и сама была в каком-то смысле затворницей, хотя и общалась с множеством самых разных людей.
Наконец они подошли к барону. Элегантный и изящный, с бокалом шампанского в руке, он слушал разглагольствования своей собеседницы – вернее, делал вид, что слушает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
При появлении Мадлен – Томас по-прежнему от нее не отставал – послышался приглушенный шепот. Было очевидно, что их узнали, хотя на них были маски. «Наверное, мы с Томасом потрясающая пара, – подумала Мадлен. – Хотя не исключено, что гости таким образом выражают свое неудовольствие...»
По дороге они с Томасом почти не разговаривали, но сейчас он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ротбери стоит у восточной стены, рядом с окном. Он беседует с Маргарет Бродстрит.
Мадлен с любопытством разглядывала барона. Он явно намеревался произвести впечатление – надел безупречный темно-бордовый сюртук, такого же цвета брюки, шелковый бледно-лиловый жилет и черный галстук в тон маске.
Вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, барон Ротбери поднял голову и, увидев Мадлен, едва заметно кивнул ей. Затем окинул ее оценивающим взглядом, и Мадлен невольно поежилась. Но тотчас же взяла себя в руки и изобразила радостную улыбку. В ту же секунду она почувствовала, как Томас сжал ее локоть своими длинными крепкими пальцами – словно заявлял на нее свои права. По крайней мере Мадлен так показалось.
– Давай сначала подойдем к нему, – прошептал он ей на ухо. – Поздороваемся, а потом разойдемся. И каждый начнет выполнять свою задачу.
Мадлен нахмурилась. Она считала себя опытным агентом и, конечно же, не должна была бояться барона. Но все же ей не хотелось оставаться с ним наедине, и она предпочла бы весь вечер провести рядом с Томасом. Однако Мадлен знала: Томас прав. Поэтому, молча кивнув, последовала за ним.
Он покосился на нее и усмехнулся.
– Ничего не хочешь сказать?
– Ты о чем? – спросила Мадлен.
– О том, что ты не желаешь оставаться один на один с этим пауком.
Мадлен в раздражении передернула плечами. Было очевидно, что ее спутник догадался, о чем она думает. Ей вдруг ужасно захотелось излить на него свое раздражение... либо снова его поцеловать.
– Я знаю свое дело, Томас. Кроме того, он очень милый человек. – Она улыбнулась. – Думаю, мы с ним прекрасно поладим, и, быть может, он по достоинству меня оценит.
Томас снова сжал ее локоть:
– Говоришь, оценит тебя? Мне кажется, Мэдди, он по достоинству оценит твои молочно-белые груди, так соблазнительно выпирающие из выреза платья. – Томас ухмыльнулся. – Уж я-то их оценил, не сомневайся.
– Так, значит, ты их все-таки заметил, – усмехнулась Мадлен. – А я так старалась, чтобы их не было видно.
– Вот как? – Томас изобразил удивление. Мадлен крепче сжала губы, чтобы не рассмеяться.
– Не беспокойся, Томас, я не позволю барону к ним прикасаться. Я умею хранить честь.
– Неужели? – съязвил Томас.
Тучная дама в пышном наряде из серого шелка в раздражении поджала губы – она собиралась выйти из зала, а Томас преграждал ей дорогу. Заметив это, он отступил в сторону и пропустил даму. Затем снова присоединился к Мадлен. Взглянув на него, она с улыбкой прошептала:
– Если ты помнишь, мы говорили про мои груди. Так вот, я хочу, чтобы к ним прикасался только тот, кто одним своим взглядом способен вызвать у меня желание, только тот, кто своими ласками заставляет меня пылать, как в лихорадке, заставляет забывать обо всем, когда обладает мной. В Уинтер-Гарден есть только один такой мужчина. Это ты, Томас.
Томас в ужасе уставился на свою спутницу. Говорить такое на балу! «Хотя ведь нас никто не слышит...» – подумал он вдруг. И привлек Мадлен к себе, шепча на ухо:
– Когда ты так говоришь, я испытываю столь острое желание... Становится неудобно. Ведь мы на балу, Мадлен. Полагаю, что ни к чему привлекать внимание дам.
Она не могла почувствовать его возбужденную плоть, да ей это и не требовалось. Достаточно было услышать голос Томаса и посмотреть в его пылавшие глаза, чтобы понять: он действительно страстно желает ее.
Чуть отстранившись, она сказала:
– Ты уже и так привлекаешь их внимание. Одним своим присутствием. Откровенно говоря, мне кажется, они ревнуют тебя ко мне.
Он взглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Больше им ревновать не к кому.
Она отдала бы все на свете, только бы узнать, серьезно говорит Томас или шутит. Пристально посмотрев на него, Мадлен прошептала:
– Мне ужасно хочется тебя поцеловать. В глазах его снова заполыхало пламя.
– А мне тебя, Мадлен.
Эти слова, произнесенные едва слышным шепотом, ошеломили ее. Она забыла про барона. Забыла обо всем на свете. В эти мгновения для нее существовал лишь один-единственный человек – Томас.
– Может быть, потанцуешь со мной? – спросила она. – Мне очень хотелось бы потанцевать с тобой.
Томас тяжко вздохнул:
– Ты даже не представляешь, Мадлен, с каким удовольствием я исполнил бы твою просьбу. Но я не могу танцевать.
Мадлен невольно вздрогнула. «Ведь он действительно не может танцевать из-за своих искалеченных ног, – промелькнуло у нее. – А я, эгоистка, совсем забыла об этом». Но ей удалось скрыть свое смущение. Лучезарно улыбнувшись, она сказала:
– Впрочем, это не имеет значения. Что ж, надо приниматься за дело, ради которого мы сюда пришли.
Томас кивнул и провел большим пальцем по подбородку Мадлен.
– Ты такая тактичная, моя очаровательная Мэдди. Да, моя...
Щеки Мадлен залились румянцем. Томас впервые проявлял по отношению к ней собственнические чувства. При мысли об этом ей стало не по себе, однако она надеялась, что Томас не заметит ее замешательства.
– Хочешь шампанского? – спросил он неожиданно. Мадлен покачала головой:
– Пока нет. Хочу сегодня сохранить ясную голову. Идем поздороваемся с Ротбери.
Томас молча кивнул и легонько подтолкнул ее в сторону восточной стены, где стоял барон, беседовавший с миссис Бродстрит.
Оказалось, что пробраться к хозяину не так-то просто: гостей было так много, что Мадлен постоянно приходилось обходить кого-то или уступать кому-нибудь дорогу. Время от времени она поглядывала на Томаса, и ей казалось, что сейчас, после того как он напомнил о своем увечье, его хромота особенно бросалась в глаза (в последние дни она почти не замечала его физического недостатка). Более того, ей почему-то казалось, что все гости смотрят на ее спутника и усмехаются; и сердце Мадлен сжималось от боли и сострадания к человеку, вынужденному терпеть насмешки тех, кто не способен сочувствовать чужому несчастью. Она вспомнила, что Томас как-то раз назвал себя затворником. Мадлен прекрасно знала, что означает это слово, потому что и сама была в каком-то смысле затворницей, хотя и общалась с множеством самых разных людей.
Наконец они подошли к барону. Элегантный и изящный, с бокалом шампанского в руке, он слушал разглагольствования своей собеседницы – вернее, делал вид, что слушает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71