Наверное, из-за мебели: стулья и скамьи принадлежали к различным эпохам и не вполне сочетались друг с другом, хотя и те и другие выглядели очень старинными.
С задумчивым видом Анна провела пальцами по краю инкрустированного слоновой костью столика и улыбнулась. Ее всегда возбуждала возможность испытать себя. К тому же дети нравились ей гораздо больше взрослых — по крайней мере тех, которых она знала. Дети есть дети. Их прямота, глубоко ранящая подчас, их капризность и своеволие — где бы и с кем бы они ни были, неуемное стремление к приключениям, так мешающее учебе, и крайнее нетерпение были ей хорошо знакомы.
Кроме того, поскольку ей доставались только самые строптивые дети, Анне приходилось подолгу находиться с ними, чтобы выяснить причины их неуправляемости. Ей это даже стало доставлять удовольствие, ибо она быстро обнаружила, что поведение ее подопечных в точности отражает взаимоотношения в семье. Чтобы унять бешено скачущие мысли, Анна попыталась представить себе своих будущих воспитанников. Что заставляет их так себя вести? Подойдя к стоящему у камина креслу с высокой спинкой, она положила руку на его подлокотник, провела пальцами по искусной гравировке в виде плюща и задумалась: «Что же я скажу Грейли? „ Ей потребуется его поддержка, и неизвестно еще, как он к этому отнесется. Анна вздохнула. «Если бы Сара была здесь! Уж она-то хорошо знает своего брата“. Пока что все было не так уж и плохо. Но было бы еще лучше, если бы ей удалось склонить Грейли к сотрудничеству.
«Если бы я умела колдовать», — улыбнулась Анна своим мыслям и погладила рукой потертый бархат обивки. Он был на удивление гладким и напомнил ей о бархате в голосе графа.
— Мисс Тракстон, — из задумчивости ее вывел голос графа, — Дженкинс сказал, что вы хотите поговорить со мной.
Изобразив на лице приветливое выражение, Анна повернулась к своему нанимателю — он был раздражен и одновременно огорчен.
Глава 7
Говорят, Грейли детально продумывает каждое свое начинание и никогда не занимается вещами, не приносящими выгоды.
Неудивительно, что он до сих пор не женат.
Леди Бристол — виконту Ивенстоку, танцуя контрданс в «Олмаксе».
Скрестив руки на широкой груди, Грейли стоял опираясь на косяк двери и пристально смотрел на Анну.
— Нравится? Я в прошлом месяце купил на частном аукционе.
— Кресло? — Анна вдруг поняла, что все еще поглаживает бархатную спинку. — Ах, да, замечательное кресло, — согласилась она.
— Любимое кресло Генриха Восьмого, которое он унаследовал от отца. Присядьте. Очень удобно.
Узнав, что на этом самом бархате восседал зад Его Величества, Анна отдернула руку в притворно-благоговейном трепете: «Приложиться таким образом?! « Она была слиш-ком хорошо воспитана. К тому же она подумала, что кресло ветхое и вряд ли выдержит ее. Ей не хотелось начинать свою работу в Грейли-Хаусе с поломки любимой мебели хозяина дома.
— Нет, благодарю вас.
— Садитесь же! — Грейли шагнул к ней. — Оно и двоих выдержит. Его делали в те времена, когда на первом месте была надежность, а только потом стиль.
Кресло и в самом деле выглядело прочным. Прочнее, по крайней мере, своих собратьев, украшающих ныне многочисленные салоны и гостиные Лондона. Анна посмотрела на графа, и их глаза встретились.
— Я боюсь сломать его, — призналась она.
— Сколько же вы весите? — недвусмысленно спросил граф Грейли.
— Мой вес не имеет никакого отношения к моим обязанностям, которые я хотела бы с вами оговорить. Похоже, вы не понимаете.
— Понимаю. Не хуже вашего. — Он бесцеремонно окинул взглядом ее фигуру. — Где-то около восьми стоунов, не так ли?
Анна пришла в негодование:
— Я не собираюсь с вами это обсуждать! Наш разговор сугубо деловой.
При этом она подумала: «Как же, деловой! Словно зубы рвать или ехать в упряжке отвратительно пахнущих лошадей». Правая бровь графа насмешливо взлетела вверх.
— Тогда девять стоунов. Наверняка. — Он бесцеремонно уселся в кресло. — Пустяки. Видите? Я вешу больше вашего, а оно даже не скрипит.
Скрестив руки на груди, он с видом победителя смотрел на нее — глаза в глаза, на одном уровне, так близко, что Анна видела, как его длинные густые ресницы («такие же, как у Сары», — пронеслось у нее в голове) переплетаются в углах глаз. У нее замерло сердце.
«Боже, я теряю голову, — подумала она. — Принять горячую ванну, плотно пообедать и не думать ни о длине его ресниц, ни о форме его рта, ни, тем более, о том, какими глубокими могут быть его глаза и какие у него ноги».
Граф встал и указал на кресло.
— Садитесь!
Теперь, к счастью, его глаза не были так близко. Зато она могла обозревать его великолепную шею и даже коснуться ее. (Анна представила, как она медленно проводит пальцем по его горлу, доходит до волевого подбородка, затем снова вниз, к его широкой груди.) Ужаснувшись собственной порочности, Анна обреченно села в кресло. К ее удивлению, кресло действительно оказалось удобным, а толстое сиденье было даже мягче, чем она ожидала.
— Замечательно! — выдавила она из себя.
На лице графа мелькнуло подобие улыбки, он повернулся и приоткрыл шторы на окнах. Солнечный свет заиграл в ее волосах, и они приобрели цвет расплавленного золота.
— С тех пор как я почти семнадцать лет назад въехал в этот дом, я стараюсь превратить Грейли-Хаус в подлинное родовое гнездо.
— Это хорошо! — Анна оглядела комнату, удивившись лепным украшениям в форме короны. — Снаружи дом выглядит строгим, но внутри он прекрасен!
Граф удивился и подумал, что впервые слышит от нее положительный отзыв.
— Да, вы правы. Не все замечают это. — Не отрывая от нее взгляда, он оперся одной рукой о каминную полку из зеленого мрамора, другую сунул в карман. — Ребенком я приезжал сюда на каждое Рождество. Это был единственный день в году, когда я видел своих родственников Эллиотов.
— С тех пор дом, наверное, сильно изменился?
— Да, в те годы он был настолько ветхий, что просто разваливался на куски, впрочем, как и сами Эллиоты. Я отремонтировал его. Но его внешний вид — это как бы лицо нашего рода, который я не могу изменить. Правда, это вопрос точки зрения. Зато внутри… — Он окинул взглядом комнату, ее причудливую лепнину стен и изящную отделку оконных рам. — Это мое. Когда-нибудь он обретет должное великолепие.
Анна поняла, что, помимо разочарования, в голосе графа сквозила гордость. Она внезапно осознала, что смотрит на Грейли с одобрением. Она встала и откашлялась.
— Всех лягушек поймали? Он пожал плечами.
— Чума, по выражению миссис Стиббонс, оказалась всего лишь дюжиной маленьких лягушек, которые были безумно рады вернуться обратно в пруд.
— Замечательно, — сказала Анна. — Граф, нам нужно кое о чем договориться. Если вы хотите, чтобы поведение ваших подопечных исправилось на более-менее длительный срок, а то и на всю жизнь, — нам придется действовать сообща.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
С задумчивым видом Анна провела пальцами по краю инкрустированного слоновой костью столика и улыбнулась. Ее всегда возбуждала возможность испытать себя. К тому же дети нравились ей гораздо больше взрослых — по крайней мере тех, которых она знала. Дети есть дети. Их прямота, глубоко ранящая подчас, их капризность и своеволие — где бы и с кем бы они ни были, неуемное стремление к приключениям, так мешающее учебе, и крайнее нетерпение были ей хорошо знакомы.
Кроме того, поскольку ей доставались только самые строптивые дети, Анне приходилось подолгу находиться с ними, чтобы выяснить причины их неуправляемости. Ей это даже стало доставлять удовольствие, ибо она быстро обнаружила, что поведение ее подопечных в точности отражает взаимоотношения в семье. Чтобы унять бешено скачущие мысли, Анна попыталась представить себе своих будущих воспитанников. Что заставляет их так себя вести? Подойдя к стоящему у камина креслу с высокой спинкой, она положила руку на его подлокотник, провела пальцами по искусной гравировке в виде плюща и задумалась: «Что же я скажу Грейли? „ Ей потребуется его поддержка, и неизвестно еще, как он к этому отнесется. Анна вздохнула. «Если бы Сара была здесь! Уж она-то хорошо знает своего брата“. Пока что все было не так уж и плохо. Но было бы еще лучше, если бы ей удалось склонить Грейли к сотрудничеству.
«Если бы я умела колдовать», — улыбнулась Анна своим мыслям и погладила рукой потертый бархат обивки. Он был на удивление гладким и напомнил ей о бархате в голосе графа.
— Мисс Тракстон, — из задумчивости ее вывел голос графа, — Дженкинс сказал, что вы хотите поговорить со мной.
Изобразив на лице приветливое выражение, Анна повернулась к своему нанимателю — он был раздражен и одновременно огорчен.
Глава 7
Говорят, Грейли детально продумывает каждое свое начинание и никогда не занимается вещами, не приносящими выгоды.
Неудивительно, что он до сих пор не женат.
Леди Бристол — виконту Ивенстоку, танцуя контрданс в «Олмаксе».
Скрестив руки на широкой груди, Грейли стоял опираясь на косяк двери и пристально смотрел на Анну.
— Нравится? Я в прошлом месяце купил на частном аукционе.
— Кресло? — Анна вдруг поняла, что все еще поглаживает бархатную спинку. — Ах, да, замечательное кресло, — согласилась она.
— Любимое кресло Генриха Восьмого, которое он унаследовал от отца. Присядьте. Очень удобно.
Узнав, что на этом самом бархате восседал зад Его Величества, Анна отдернула руку в притворно-благоговейном трепете: «Приложиться таким образом?! « Она была слиш-ком хорошо воспитана. К тому же она подумала, что кресло ветхое и вряд ли выдержит ее. Ей не хотелось начинать свою работу в Грейли-Хаусе с поломки любимой мебели хозяина дома.
— Нет, благодарю вас.
— Садитесь же! — Грейли шагнул к ней. — Оно и двоих выдержит. Его делали в те времена, когда на первом месте была надежность, а только потом стиль.
Кресло и в самом деле выглядело прочным. Прочнее, по крайней мере, своих собратьев, украшающих ныне многочисленные салоны и гостиные Лондона. Анна посмотрела на графа, и их глаза встретились.
— Я боюсь сломать его, — призналась она.
— Сколько же вы весите? — недвусмысленно спросил граф Грейли.
— Мой вес не имеет никакого отношения к моим обязанностям, которые я хотела бы с вами оговорить. Похоже, вы не понимаете.
— Понимаю. Не хуже вашего. — Он бесцеремонно окинул взглядом ее фигуру. — Где-то около восьми стоунов, не так ли?
Анна пришла в негодование:
— Я не собираюсь с вами это обсуждать! Наш разговор сугубо деловой.
При этом она подумала: «Как же, деловой! Словно зубы рвать или ехать в упряжке отвратительно пахнущих лошадей». Правая бровь графа насмешливо взлетела вверх.
— Тогда девять стоунов. Наверняка. — Он бесцеремонно уселся в кресло. — Пустяки. Видите? Я вешу больше вашего, а оно даже не скрипит.
Скрестив руки на груди, он с видом победителя смотрел на нее — глаза в глаза, на одном уровне, так близко, что Анна видела, как его длинные густые ресницы («такие же, как у Сары», — пронеслось у нее в голове) переплетаются в углах глаз. У нее замерло сердце.
«Боже, я теряю голову, — подумала она. — Принять горячую ванну, плотно пообедать и не думать ни о длине его ресниц, ни о форме его рта, ни, тем более, о том, какими глубокими могут быть его глаза и какие у него ноги».
Граф встал и указал на кресло.
— Садитесь!
Теперь, к счастью, его глаза не были так близко. Зато она могла обозревать его великолепную шею и даже коснуться ее. (Анна представила, как она медленно проводит пальцем по его горлу, доходит до волевого подбородка, затем снова вниз, к его широкой груди.) Ужаснувшись собственной порочности, Анна обреченно села в кресло. К ее удивлению, кресло действительно оказалось удобным, а толстое сиденье было даже мягче, чем она ожидала.
— Замечательно! — выдавила она из себя.
На лице графа мелькнуло подобие улыбки, он повернулся и приоткрыл шторы на окнах. Солнечный свет заиграл в ее волосах, и они приобрели цвет расплавленного золота.
— С тех пор как я почти семнадцать лет назад въехал в этот дом, я стараюсь превратить Грейли-Хаус в подлинное родовое гнездо.
— Это хорошо! — Анна оглядела комнату, удивившись лепным украшениям в форме короны. — Снаружи дом выглядит строгим, но внутри он прекрасен!
Граф удивился и подумал, что впервые слышит от нее положительный отзыв.
— Да, вы правы. Не все замечают это. — Не отрывая от нее взгляда, он оперся одной рукой о каминную полку из зеленого мрамора, другую сунул в карман. — Ребенком я приезжал сюда на каждое Рождество. Это был единственный день в году, когда я видел своих родственников Эллиотов.
— С тех пор дом, наверное, сильно изменился?
— Да, в те годы он был настолько ветхий, что просто разваливался на куски, впрочем, как и сами Эллиоты. Я отремонтировал его. Но его внешний вид — это как бы лицо нашего рода, который я не могу изменить. Правда, это вопрос точки зрения. Зато внутри… — Он окинул взглядом комнату, ее причудливую лепнину стен и изящную отделку оконных рам. — Это мое. Когда-нибудь он обретет должное великолепие.
Анна поняла, что, помимо разочарования, в голосе графа сквозила гордость. Она внезапно осознала, что смотрит на Грейли с одобрением. Она встала и откашлялась.
— Всех лягушек поймали? Он пожал плечами.
— Чума, по выражению миссис Стиббонс, оказалась всего лишь дюжиной маленьких лягушек, которые были безумно рады вернуться обратно в пруд.
— Замечательно, — сказала Анна. — Граф, нам нужно кое о чем договориться. Если вы хотите, чтобы поведение ваших подопечных исправилось на более-менее длительный срок, а то и на всю жизнь, — нам придется действовать сообща.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64