Их приятная тяжесть наполнила его руки, и сквозь платье он ощутил напряженные соски. Райдер пальцем потер сосок. Его холмик тотчас отвердел, превратившись в камешек, и из груди Миракл вырвался стон.
Миракл сняла одежду и, влажная и горячая, прижалась к нему. Постанывая, чувствуя только сладкое, неодолимое желание, он приподнял бедра. Ей не было нужды направлять его. Страсть сама нашла дорогу. И Миракл, блестящая, горячая и бархатная, уже ждала его.
Мистер Лорример, задумчиво посасывая трубку, стоял в дверях булочной и смотрел на деревенскую улицу.
– Это то, что вы ожидали узнать, сэр? – спросила девочка в лавке, вытирая руки о передник. – Мужчина был одет довольно просто, но держался как герцог – так мне показалось. Он, верно, бродячий артист, потому как настоящие герцоги в наших краях нечастые гости.
Мужчина посмотрел в глаза благоговейно глядящей на него девочки.
– Какие еще бродячие артисты?
– Ну, знаете «Когда мой взор Оливию увидел…» М-м… ах вот, вспомнила! «…Как бы очистился от смрада воздух, а герцог твой в оленя превратился, и… и с той поры, как свора жадных псов, его грызут желанья… Наконец-то! Какую весть Оливия мне шлет?» Это из «Двенадцатой ночи». Я видела это несколько недель назад в «Амбаре мельника». Этого герцога звали Орсино.
– Человек, говоришь, был один и верхом?
– Ага, я враз смекнула: что-то тут не то. Такой гнедой кобылы днем с огнем не сыскать, сэр. Вся так и горит, так и сияет. Красавица! Глядя на эту кобылу, я уж было подумала: а не настоящий ли он лорд?
– Так с ним никого не было? Женщины, например? Или мальчика?
– Нет, сэр, но провизии он накупил много, выбирал не торопясь, точно его ждал кто-то, кому он хотел угодить.
– А! – отозвался мистер Лорример. – Правда? Ну, со мной тоже есть кое-кто не менее благородный, кто торчит в десяти милях отсюда, и кому я могу очень даже угодить, поведав эту новость.
– Так, значит, вы возьмете хлеб и пироги с бараниной, сэр?
– Я возьму поцелуй.
Пока он целовал ее, девочка сопротивлялась, норовя лягнуть его. Мужчина укусил ей губу, затем рассмеялся, глядя в ее гневное личико, и вскочил в седло. Дочь булочника утерла слезы и бросила ему вдогонку проклятие.
Мистер Лорример снова расхохотался. Можно считать, добыча почти в руках. Деньги почти в кармане. А потом предстоит еще небольшое дельце – с повешением.
Райдер спал как убитый с широко раскинутыми на траве руками, хотя улыбался как ангел, дарующий благословение. Пока Миракл чистила его одежду, он ни разу не шелохнулся. Лишь, когда она в последний раз поцеловала его, застонал тихонько во сне, а затем повернулся и уткнул лицо в свой сложенный под головой сюртук. Ее безумный странствующий рыцарь наконец отдыхал, полностью растворившись в дремоте.
Миракл вымылась в речке, отвязала лошадь и повела ее сквозь ивняк. Красотка, увидев, что Джим ушел, тряхнула головой, но, к счастью, не заржала.
На сердце у Миракл кошки скребли, казалось, оно вот-вот разорвется на части. К тому же она чувствовала легкую досаду на Райдера: оказывается, любым мужчиной, даже ее благородным рыцарем, можно очень легко управлять. А может, она злилась на себя за то, что могла жить только по одному закону – лишать добродетели достойного человека или обманывать дурного?
Какие бы романтические бредни ни засели в голове у Райдера, она, без сомнения, разрушила их. Теперь он знает всю правду о ее рождении. Что касается возможных между ними отношений, то тут она тоже все расставила по своим местам.
Не оборачиваясь, Миракл быстро поскакала по дороге, с которой они часом раньше свернули, потом еще по какой-то, ведущей в сторону. Если уж она решила убежать от него, нужно сделать так, чтобы выдающие ее следы Джима затерялись среди множества других. Для этого она должна проследовать либо за большим стадом, либо рискнуть поехать по главной дороге.
Не прошло и десяти минут, как Миракл выехала на большую дорогу, скорее всего не главную, поскольку в пределах видимости не было ни одного экипажа, но все же достаточно оживленную. Тогда она свернула на север и поскакала вперед. Несколько прохожих и кучер повозки внимательно оглядели ее, некоторые даже обменялись шутками на ее счет, но никто не досаждал. Остальные из встретившихся ей решили, что женщина, путешествующая верхом без сопровождения, должно быть, местная.
Однако лошадь, хоть и была крепкой, не была неутомимой. Через несколько часов Миракл вынуждена была сделать остановку и напоить Джима из деревенского желоба для стока воды. Какие-то рабочие и торговцы, возвращавшиеся домой в конце дня, бросали в ее сторону любопытные взгляды.
Сумерки сгустились, близилась ночь. На грязную дорогу легли длинные тени. Движение уменьшилось, а как только сквозь живую изгородь прокралась ночь, и вовсе прекратилось. На перекрестке дорог Миракл пришлось проехать мимо виселицы. Неопределенное содержимое железной клетки поскрипывало от легкого ветерка. Инстинктивно отвернувшись и не имея понятия, где находится, Миракл съехала на узенькую дорожку, ведущую вправо.
Джим повел ухом. Миракл остановила лошадь, прислушалась, оглянулась. Сзади ехал экипаж. Поблизости не было никакого укромного места, куда можно было бы съехать с дороги. По обе стороны тянулись высокие насыпи, на их вершине росли живые изгороди. Правда, впереди дорога расширялась, и там, в изгороди ворота с пятью перекладинами были открыты. Если бы ей удалось преодолеть отделявшее ее от калитки расстояние, пока карета не догнала ее, она могла бы запросто попасть через эти ворота на поле за изгородью.
Миракл погнала Джима вперед. Лошадь заартачилась. Приближающиеся лошади были явно свежи и скакали слишком быстро, чтобы можно было успеть скрыться. Возможно, это был джентльмен, которому не терпелось добраться до дома после дневной выпивки с собутыльниками, или человек, припозднившийся на ужин, куда его пригласили.
С бешено колотящимся сердцем Миракл прижала Джима к обочине. Экипаж с четверкой лошадей между тем мчался мимо, и… вспышкой алого и золота перед Миракл блеснул герб на двери.
От тошнотворного приступа паники она стала неловкой. Яростно пыталась развернуть лошадь, но Джим задом прижимался к изгороди. Карета остановилась, преградив ей дорогу, а затем начала разворачиваться возле ворот.
С грубостью от охватившего ее ужаса Миракл понукала Джима, но лошадь упрямо не двигалась с места, щипля траву. Как в кошмарном сне, Миракл попыталась заставить ее скакать галопом, хотя знала, что Джиму не под силу обогнать лошадей, впряженных в экипаж, знала, что она в ловушке, из которой не выбраться, даже когда усталая лошадь наконец, тяжело ступая, вяло тронулась вперед.
Экипаж медленно покатил назад. Поравнявшись с ней, форейтор наклонился и перехватил поводья ее лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Миракл сняла одежду и, влажная и горячая, прижалась к нему. Постанывая, чувствуя только сладкое, неодолимое желание, он приподнял бедра. Ей не было нужды направлять его. Страсть сама нашла дорогу. И Миракл, блестящая, горячая и бархатная, уже ждала его.
Мистер Лорример, задумчиво посасывая трубку, стоял в дверях булочной и смотрел на деревенскую улицу.
– Это то, что вы ожидали узнать, сэр? – спросила девочка в лавке, вытирая руки о передник. – Мужчина был одет довольно просто, но держался как герцог – так мне показалось. Он, верно, бродячий артист, потому как настоящие герцоги в наших краях нечастые гости.
Мужчина посмотрел в глаза благоговейно глядящей на него девочки.
– Какие еще бродячие артисты?
– Ну, знаете «Когда мой взор Оливию увидел…» М-м… ах вот, вспомнила! «…Как бы очистился от смрада воздух, а герцог твой в оленя превратился, и… и с той поры, как свора жадных псов, его грызут желанья… Наконец-то! Какую весть Оливия мне шлет?» Это из «Двенадцатой ночи». Я видела это несколько недель назад в «Амбаре мельника». Этого герцога звали Орсино.
– Человек, говоришь, был один и верхом?
– Ага, я враз смекнула: что-то тут не то. Такой гнедой кобылы днем с огнем не сыскать, сэр. Вся так и горит, так и сияет. Красавица! Глядя на эту кобылу, я уж было подумала: а не настоящий ли он лорд?
– Так с ним никого не было? Женщины, например? Или мальчика?
– Нет, сэр, но провизии он накупил много, выбирал не торопясь, точно его ждал кто-то, кому он хотел угодить.
– А! – отозвался мистер Лорример. – Правда? Ну, со мной тоже есть кое-кто не менее благородный, кто торчит в десяти милях отсюда, и кому я могу очень даже угодить, поведав эту новость.
– Так, значит, вы возьмете хлеб и пироги с бараниной, сэр?
– Я возьму поцелуй.
Пока он целовал ее, девочка сопротивлялась, норовя лягнуть его. Мужчина укусил ей губу, затем рассмеялся, глядя в ее гневное личико, и вскочил в седло. Дочь булочника утерла слезы и бросила ему вдогонку проклятие.
Мистер Лорример снова расхохотался. Можно считать, добыча почти в руках. Деньги почти в кармане. А потом предстоит еще небольшое дельце – с повешением.
Райдер спал как убитый с широко раскинутыми на траве руками, хотя улыбался как ангел, дарующий благословение. Пока Миракл чистила его одежду, он ни разу не шелохнулся. Лишь, когда она в последний раз поцеловала его, застонал тихонько во сне, а затем повернулся и уткнул лицо в свой сложенный под головой сюртук. Ее безумный странствующий рыцарь наконец отдыхал, полностью растворившись в дремоте.
Миракл вымылась в речке, отвязала лошадь и повела ее сквозь ивняк. Красотка, увидев, что Джим ушел, тряхнула головой, но, к счастью, не заржала.
На сердце у Миракл кошки скребли, казалось, оно вот-вот разорвется на части. К тому же она чувствовала легкую досаду на Райдера: оказывается, любым мужчиной, даже ее благородным рыцарем, можно очень легко управлять. А может, она злилась на себя за то, что могла жить только по одному закону – лишать добродетели достойного человека или обманывать дурного?
Какие бы романтические бредни ни засели в голове у Райдера, она, без сомнения, разрушила их. Теперь он знает всю правду о ее рождении. Что касается возможных между ними отношений, то тут она тоже все расставила по своим местам.
Не оборачиваясь, Миракл быстро поскакала по дороге, с которой они часом раньше свернули, потом еще по какой-то, ведущей в сторону. Если уж она решила убежать от него, нужно сделать так, чтобы выдающие ее следы Джима затерялись среди множества других. Для этого она должна проследовать либо за большим стадом, либо рискнуть поехать по главной дороге.
Не прошло и десяти минут, как Миракл выехала на большую дорогу, скорее всего не главную, поскольку в пределах видимости не было ни одного экипажа, но все же достаточно оживленную. Тогда она свернула на север и поскакала вперед. Несколько прохожих и кучер повозки внимательно оглядели ее, некоторые даже обменялись шутками на ее счет, но никто не досаждал. Остальные из встретившихся ей решили, что женщина, путешествующая верхом без сопровождения, должно быть, местная.
Однако лошадь, хоть и была крепкой, не была неутомимой. Через несколько часов Миракл вынуждена была сделать остановку и напоить Джима из деревенского желоба для стока воды. Какие-то рабочие и торговцы, возвращавшиеся домой в конце дня, бросали в ее сторону любопытные взгляды.
Сумерки сгустились, близилась ночь. На грязную дорогу легли длинные тени. Движение уменьшилось, а как только сквозь живую изгородь прокралась ночь, и вовсе прекратилось. На перекрестке дорог Миракл пришлось проехать мимо виселицы. Неопределенное содержимое железной клетки поскрипывало от легкого ветерка. Инстинктивно отвернувшись и не имея понятия, где находится, Миракл съехала на узенькую дорожку, ведущую вправо.
Джим повел ухом. Миракл остановила лошадь, прислушалась, оглянулась. Сзади ехал экипаж. Поблизости не было никакого укромного места, куда можно было бы съехать с дороги. По обе стороны тянулись высокие насыпи, на их вершине росли живые изгороди. Правда, впереди дорога расширялась, и там, в изгороди ворота с пятью перекладинами были открыты. Если бы ей удалось преодолеть отделявшее ее от калитки расстояние, пока карета не догнала ее, она могла бы запросто попасть через эти ворота на поле за изгородью.
Миракл погнала Джима вперед. Лошадь заартачилась. Приближающиеся лошади были явно свежи и скакали слишком быстро, чтобы можно было успеть скрыться. Возможно, это был джентльмен, которому не терпелось добраться до дома после дневной выпивки с собутыльниками, или человек, припозднившийся на ужин, куда его пригласили.
С бешено колотящимся сердцем Миракл прижала Джима к обочине. Экипаж с четверкой лошадей между тем мчался мимо, и… вспышкой алого и золота перед Миракл блеснул герб на двери.
От тошнотворного приступа паники она стала неловкой. Яростно пыталась развернуть лошадь, но Джим задом прижимался к изгороди. Карета остановилась, преградив ей дорогу, а затем начала разворачиваться возле ворот.
С грубостью от охватившего ее ужаса Миракл понукала Джима, но лошадь упрямо не двигалась с места, щипля траву. Как в кошмарном сне, Миракл попыталась заставить ее скакать галопом, хотя знала, что Джиму не под силу обогнать лошадей, впряженных в экипаж, знала, что она в ловушке, из которой не выбраться, даже когда усталая лошадь наконец, тяжело ступая, вяло тронулась вперед.
Экипаж медленно покатил назад. Поравнявшись с ней, форейтор наклонился и перехватил поводья ее лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80