Очередная его уловка. Если бы он так сильно любил меня, то разве отнимал бы мою… летательную машину? Ведь это единственное, что я… действительно… делаю в жизни… единственное, что чего-то стоит.
Герцогиня слушала Мерлин, речь которой становилась все более отрывистой. В конце концов девушка расплакалась, и она вынула из корсажа платок. Мерлин высморкалась и глубоко вздохнула.
– Мерлин, дорогая, – сказала герцогиня. – Ты когда-нибудь чего-нибудь боялась?
– Ч-что?
– Например, ты не боишься подняться в воздух на своей летательной машине?
– Нет, – сказала Мерлин, уткнувшись носом в платок. Она вытерла глаза и смяла в руке кружевную ткань. – Конечно, не боюсь. Это совсем не то же, что спрыгнуть со скалы, как думает Рансом. Я вывела уравнения, все сама проверила и в точности знаю, как она будет работать. И я не стану пробовать взлететь, пока не буду совершенно уверена, что машина готова.
– Похоже, ты полностью сознаешь, что делаешь.
– Ну… Думаю, да.
– А больше тебя ничто никогда не пугало? Ты никогда не боялась, что произойдет что-то по-настоящему ужасное? Ты не испугалась, когда тебя похитили?
Мерлин взмахнула рукой, отмахиваясь от этих слов:
– Я же знала, что Рансом спасет меня. Он всегда меня спасает.
– Всегда? Как тебе повезло с этим, дорогая. Так, значит, ты никогда ничего не боялась?
– Нет-нет, вы не думайте, что… конечно же, я боялась! Когда Рансома ранило, я была… ох, я была просто в ужасе!
– Почему?
– Почему?! Потому что я боялась, что он умрет!
Герцогиня разгладила юбку на коленях:
– Но ты же была рядом и спасла его.
– Да, но вдруг у меня не получилось бы?
– Действительно. Что, если у тебя не получилось бы? Что, если бы… ты пыталась перевязать его рану… а он оттолкнул бы тебя и не позволил?
При мысли об этом глаза Мерлин округлились от ужаса.
– Если бы он не позволил? Тогда я силой заставила бы его меня подпустить. И кроме того, он был так слаб, что не смог бы помешать мне.
Герцогиня Мей кивнула:
– Да. В этом случае сила была на твоей стороне. Но если бы понадобилось, ты применила бы эту силу и вопреки его желаниям, – она улыбнулась. – Для его же блага. Чтобы его спасти.
– Да, конечно, я бы так и поступила.
Герцогиня склонила голову набок и с той же улыбкой наблюдала за Мерлин. Девушка, нахмурившись, комкала в руках платок.
– Вы хотите сказать, что он чувствует то же самое к моей летательной машине?
– Ты могла бы немного подумать над этим.
– Но это же другое дело, – сказала Мерлин, однако в голосе ее не было уверенности.
– Возможно, с твоей точки зрения.
– Это другое дело! Тут есть большая разница. Когда я перевязывала его рану, то ничего не отнимала у него. И это не обедняло его как личность.
– Ох, Мерлин, ты же не думаешь, в самом деле, что потеря летательной машины обеднит тебя как личность?
Мерлин резко повернулась к ней:
– Вы не понимаете, герцогиня. Никто не понимает!
– Зато я вижу разницу между тем, что человек представляет собой сам, и теми вещами, которые он пытается сделать. Любое изобретение – это всего лишь вещь, Мерлин. Это не душа, не сердце и не то, что делает тебя самой собой.
– Ну как вы можете так говорить?! – воскликнула Мерлин. Она всплеснула руками и принялась снова расхаживать по комнате. – Герцогиня Мей, вы никогда ни о чем не мечтали? Вам никогда не хотелось увидеть все так, как может увидеть любая, даже самая маленькая птичка? Не хотелось получить этот дар, узнать секрет, существующий с самого сотворения мира? – Мерлин сжала кулаки и, глядя в огонь, со страстью в голосе продолжила: – Это и есть я сама. Машина из бального зала будет летать. Я точно знаю, что будет. Я строю ее всю жизнь. Она и есть моя душа и сердце, герцогиня. И никто на свете… никто на свете не отберет ее у меня.
Глава 17
Последние письма Рансом присыпал песком торопливее, чем обычно. Несмотря на все старания сохранять серьезный и важный вид, в уголках его рта играла улыбка, пока Коллетт не спеша забирал готовую к отправке корреспонденцию.
За время его двухнедельного нездоровья накопилось множество несделанной работы. Одну неделю он потерял напрасно – исполненные добрых намерений, родственники и врач пичкали его дурманившими, вгонявшими в сон лекарствами. Как только он смог прийти в себя, Рансом тут же поехал в Лондон. Он не желал больше рисковать и откладывать передачу говорящей коробки. Тайные совещания прошли вполне успешно, и он был в приподнятом настроении.
С присущей ему самодисциплиной, сразу же после завтрака он отправился в кабинет, чтобы заняться наиболее срочными делами. Рансом был слегка разочарован тем, что Мерлин в то утро еще не проснулась и не встретила его за завтраком. Он надеялся устроить ей сюрприз, вернувшись в поместье еще до зари.
Но ничего страшного, подумал он. Во всяком случае, теперь он знал, что она как следует высыпается и отдыхает, а не доводит себя до изнеможения, трудясь над своей проклятой летательной ерундой.
Рансом улыбнулся. Нет, ее летательная машина больше не встанет стеной между ними. Решение явилось к нему само, выплыло откуда-то из наркотических снов, хотя он еще несколько дней тщательно взвешивал эту идею, находясь в Лондоне. Теперь он позволит ей доделать свой аппарат. И даже будет ее поощрять и поддерживать. А когда машина будет готова, Рансом просто наймет кого-нибудь, чтобы ее испытать.
Это было так просто!
Завтракать Рансому пришлось в одиночестве. За столом не было даже Вудроу, который обычно рано вставал и ел вместе с дядей. Рансом покачал головой, губы его печально скривились. Получается, если человек вернулся домой на сутки раньше, чем планировалось, то он уже не может рассчитывать на радушный прием? И неужели кого-то волнует, что у него все еще першит в горле после целого дня горячей дискуссии в правительстве? Что во рту стоит вкус дорожной пыли, глаза щиплет от песка и страшно болит спина после целой ночи езды? Даже лошадь, вероятно, устала меньше, чем он.
Но все равно улыбка затаилась в уголках его губ. А стоило ему приоткрыть коробку с письменными принадлежностями, как она расплылась во всю ширь – из глубины на него смотрела пара маленьких глаз и черная бусина-носик.
– Доброе утро, – сказал Рансом. – Как поживаете? – Он кивнул ежику, свернувшемуся в глубине коробки. – О да, поездка прошла вполне успешно, благодарю вас. Да, я полностью с вами согласен: дорога к югу от Севеноукса совершенно ужасна. Как раз сегодня утром я написал письмо в государственную комиссию. Ах, вы тоже хотите его подписать? Тогда извольте выйти наружу… только аккуратно, мы ведь не хотим повторения того инцидента, не так ли? Так… лапкой в чернильницу. Вот так, хорошо. Просто превосходно. Это немедленно привлечет их внимание. И, несомненно, у Коллетта есть наготове платок, на случай если вы пожелаете очиститься от чернил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Герцогиня слушала Мерлин, речь которой становилась все более отрывистой. В конце концов девушка расплакалась, и она вынула из корсажа платок. Мерлин высморкалась и глубоко вздохнула.
– Мерлин, дорогая, – сказала герцогиня. – Ты когда-нибудь чего-нибудь боялась?
– Ч-что?
– Например, ты не боишься подняться в воздух на своей летательной машине?
– Нет, – сказала Мерлин, уткнувшись носом в платок. Она вытерла глаза и смяла в руке кружевную ткань. – Конечно, не боюсь. Это совсем не то же, что спрыгнуть со скалы, как думает Рансом. Я вывела уравнения, все сама проверила и в точности знаю, как она будет работать. И я не стану пробовать взлететь, пока не буду совершенно уверена, что машина готова.
– Похоже, ты полностью сознаешь, что делаешь.
– Ну… Думаю, да.
– А больше тебя ничто никогда не пугало? Ты никогда не боялась, что произойдет что-то по-настоящему ужасное? Ты не испугалась, когда тебя похитили?
Мерлин взмахнула рукой, отмахиваясь от этих слов:
– Я же знала, что Рансом спасет меня. Он всегда меня спасает.
– Всегда? Как тебе повезло с этим, дорогая. Так, значит, ты никогда ничего не боялась?
– Нет-нет, вы не думайте, что… конечно же, я боялась! Когда Рансома ранило, я была… ох, я была просто в ужасе!
– Почему?
– Почему?! Потому что я боялась, что он умрет!
Герцогиня разгладила юбку на коленях:
– Но ты же была рядом и спасла его.
– Да, но вдруг у меня не получилось бы?
– Действительно. Что, если у тебя не получилось бы? Что, если бы… ты пыталась перевязать его рану… а он оттолкнул бы тебя и не позволил?
При мысли об этом глаза Мерлин округлились от ужаса.
– Если бы он не позволил? Тогда я силой заставила бы его меня подпустить. И кроме того, он был так слаб, что не смог бы помешать мне.
Герцогиня Мей кивнула:
– Да. В этом случае сила была на твоей стороне. Но если бы понадобилось, ты применила бы эту силу и вопреки его желаниям, – она улыбнулась. – Для его же блага. Чтобы его спасти.
– Да, конечно, я бы так и поступила.
Герцогиня склонила голову набок и с той же улыбкой наблюдала за Мерлин. Девушка, нахмурившись, комкала в руках платок.
– Вы хотите сказать, что он чувствует то же самое к моей летательной машине?
– Ты могла бы немного подумать над этим.
– Но это же другое дело, – сказала Мерлин, однако в голосе ее не было уверенности.
– Возможно, с твоей точки зрения.
– Это другое дело! Тут есть большая разница. Когда я перевязывала его рану, то ничего не отнимала у него. И это не обедняло его как личность.
– Ох, Мерлин, ты же не думаешь, в самом деле, что потеря летательной машины обеднит тебя как личность?
Мерлин резко повернулась к ней:
– Вы не понимаете, герцогиня. Никто не понимает!
– Зато я вижу разницу между тем, что человек представляет собой сам, и теми вещами, которые он пытается сделать. Любое изобретение – это всего лишь вещь, Мерлин. Это не душа, не сердце и не то, что делает тебя самой собой.
– Ну как вы можете так говорить?! – воскликнула Мерлин. Она всплеснула руками и принялась снова расхаживать по комнате. – Герцогиня Мей, вы никогда ни о чем не мечтали? Вам никогда не хотелось увидеть все так, как может увидеть любая, даже самая маленькая птичка? Не хотелось получить этот дар, узнать секрет, существующий с самого сотворения мира? – Мерлин сжала кулаки и, глядя в огонь, со страстью в голосе продолжила: – Это и есть я сама. Машина из бального зала будет летать. Я точно знаю, что будет. Я строю ее всю жизнь. Она и есть моя душа и сердце, герцогиня. И никто на свете… никто на свете не отберет ее у меня.
Глава 17
Последние письма Рансом присыпал песком торопливее, чем обычно. Несмотря на все старания сохранять серьезный и важный вид, в уголках его рта играла улыбка, пока Коллетт не спеша забирал готовую к отправке корреспонденцию.
За время его двухнедельного нездоровья накопилось множество несделанной работы. Одну неделю он потерял напрасно – исполненные добрых намерений, родственники и врач пичкали его дурманившими, вгонявшими в сон лекарствами. Как только он смог прийти в себя, Рансом тут же поехал в Лондон. Он не желал больше рисковать и откладывать передачу говорящей коробки. Тайные совещания прошли вполне успешно, и он был в приподнятом настроении.
С присущей ему самодисциплиной, сразу же после завтрака он отправился в кабинет, чтобы заняться наиболее срочными делами. Рансом был слегка разочарован тем, что Мерлин в то утро еще не проснулась и не встретила его за завтраком. Он надеялся устроить ей сюрприз, вернувшись в поместье еще до зари.
Но ничего страшного, подумал он. Во всяком случае, теперь он знал, что она как следует высыпается и отдыхает, а не доводит себя до изнеможения, трудясь над своей проклятой летательной ерундой.
Рансом улыбнулся. Нет, ее летательная машина больше не встанет стеной между ними. Решение явилось к нему само, выплыло откуда-то из наркотических снов, хотя он еще несколько дней тщательно взвешивал эту идею, находясь в Лондоне. Теперь он позволит ей доделать свой аппарат. И даже будет ее поощрять и поддерживать. А когда машина будет готова, Рансом просто наймет кого-нибудь, чтобы ее испытать.
Это было так просто!
Завтракать Рансому пришлось в одиночестве. За столом не было даже Вудроу, который обычно рано вставал и ел вместе с дядей. Рансом покачал головой, губы его печально скривились. Получается, если человек вернулся домой на сутки раньше, чем планировалось, то он уже не может рассчитывать на радушный прием? И неужели кого-то волнует, что у него все еще першит в горле после целого дня горячей дискуссии в правительстве? Что во рту стоит вкус дорожной пыли, глаза щиплет от песка и страшно болит спина после целой ночи езды? Даже лошадь, вероятно, устала меньше, чем он.
Но все равно улыбка затаилась в уголках его губ. А стоило ему приоткрыть коробку с письменными принадлежностями, как она расплылась во всю ширь – из глубины на него смотрела пара маленьких глаз и черная бусина-носик.
– Доброе утро, – сказал Рансом. – Как поживаете? – Он кивнул ежику, свернувшемуся в глубине коробки. – О да, поездка прошла вполне успешно, благодарю вас. Да, я полностью с вами согласен: дорога к югу от Севеноукса совершенно ужасна. Как раз сегодня утром я написал письмо в государственную комиссию. Ах, вы тоже хотите его подписать? Тогда извольте выйти наружу… только аккуратно, мы ведь не хотим повторения того инцидента, не так ли? Так… лапкой в чернильницу. Вот так, хорошо. Просто превосходно. Это немедленно привлечет их внимание. И, несомненно, у Коллетта есть наготове платок, на случай если вы пожелаете очиститься от чернил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102