– Спасибо, Шейла, – сказал он невпопад на середине ее фразы «Господи, я не могу в это поверить!» или что-то в этом роде и повесил трубку. Он воткнул вилку в розетку и налил в сковороду чайную чашку подсолнечного масла.
– Это слишком много, – нахмурился Брет, косясь на снова затрезвонивший телефон.
– Мне нравится с хрустящей корочкой, – отозвался Лайем и снял трубку. Звонила Мейбл из Фонда защиты животных. Лайем произнес дежурную фразу, и его едва не стошнило, когда Мейбл четыре раза подряд повторила, что ей очень жаль. Он был признателен всем, кто звонил, но их участие делало случившееся слишком реальным. К тому же чертово масло закипело и стало шкворчать и дымиться.
– Папа…
– Прости, Бретти, – извинился он, повесил трубку и положил в кипящее масло цыпленка и овощи. Горячие капли брызнули ему в лицо. Лайем мысленно выругался и вернулся к капусте. Он вздрогнул от очередного пронзительного звонка и порезался. Кровь потекла по разделочной доске.
– Папа, у тебя кровь! – воскликнул Брет. Дзынь… дзынь… дзынь…
Под потолком затрещала пожарная сигнализация. От кастрюли валил чад, в кухне нечем было дышать от дыма. Лайем прижал трубку к плечу. Звонила Мирна, очередная подруга Майк, и интересовалась, чем она может быть полезна.
Лайем повесил трубку и почувствовал, что его тошнит. Он увидел, что Брет прижался к дверце холодильника, засунув палец в рот и дрожа всем телом.
Лайем не знал, чего ему хочется сейчас больше всего: бежать на край света, кричать или плакать. Вместо этого он опустился на колени перед сыном и обнял его. На потолке надрывалась пожарная сигнализация, по его руке струилась кровь.
– Прости, Бретти. Все будет в порядке.
– Ты готовишь не так, как мама.
– Я знаю. Но я научусь.
– Мы умрем с голода.
– Не бойся, не умрем. – Он ласково посмотрел в глаза сыну, стремясь придать ему уверенность. – Может, поедем куда-нибудь и пообедаем?
– Я только переоденусь, – кивнул Брет.
Лайем снова обнял его. Сын прижался к его груди и тихо, жалобно заплакал. Отцовское сердце было готово разорваться от боли и сострадания.
Глава 3
Джейси вернулась домой раньше, чем предполагал Лайем. Она выглядела усталой: не сказав ни слова, поцеловала его в щеку и пошла к себе в комнату.
Убедившись, что дети спят, Лайем вошел в кабинет Микаэлы и зажег свет.
Первое, на что он обратил внимание, был ее запах – свежий, как весенний дождь. Стол был завален кипами бумаг. Он прикрыл глаза и живо представил себе, как жена сидит за столом с чашкой дымящегося французского кофе в руке и набирает на компьютере письмо в очередную организацию по защите животных.
В обычной ситуации она подняла бы на него глаза и улыбнулась. В Скайкомиш есть кобыла, которую уморили голодом до такого состояния, что она не может подняться на ноги… У нас в конюшне найдется для нее место?
Лайем подошел к столу и сбросил с кресла пачку газет. Они упали на пол с громким шелестом. Он подсел к компьютеру, вошел в Интернет на сайт «Травмы головы».
В течение часа он был погружен в атмосферу страданий других людей и заполнил четыре листа в блокноте полезной информацией – сведениями о врачах, книгах, медикаментах. Его интересовало все, что могло быть полезным. Но в глубине души он понимал, что в этой ситуации остается только одно – ждать…
Лайем выключил компьютер, даже не удосужившись выйти из программы. Спустившись вниз, он налил себе двойную текилу – такой вольности он не позволял себе уже два года, с тех пор как напился в Легион-Холле. Он осушил бокал залпом, но ничего не почувствовал. Разочарованный тем, что мир по-прежнему давил на него своей тяжестью, он повторил дозу. Наконец боль в виске стала стихать, все поплыло перед глазами, горький комок, сдавивший горло, пропал, и из глаз потекли горячие слезы.
Лайем подошел к большому окну, из которого открывался прекрасный вид на пастбища. Там паслись лошади, спасенные и выхоженные Микаэлой; они попали в их конюшни из разных уголков штата, с брошенных и обанкротившихся ферм. Когда они появлялись здесь, на них было больно смотреть – отощавшие, покалеченные, несчастные. Но Микаэла дала им вторую жизнь, новый дом, в котором они были согреты теплом ее сердца. Именно это тепло он ценил в жене больше всего.
Но когда он говорил ей об этом в последний раз? Черт побери, как давно это было!
Слова никогда с легкостью не слетали у него с языка. Он не скупясь демонстрировал свою любовь, но слова сами по себе тоже значили очень много. Лайем напрягся и постарался вспомнить, когда в последний раз говорил жене, что она – его солнце, его луна, его мир.
Он выпил еще и плюхнулся на диван. Господи, она может умереть…
Нет! Он не имеет права даже допускать такой мысли. Майк скоро очнется, придет в себя, и они все вместе посмеются над тем, как испугали друг друга.
Он снова и снова вспоминал дорогу в больницу, запах разогретого асфальта, тревожное трепетание листвы…
Лайем закрыл глаза, а когда открыл, то увидел ее рядом с собой на диване. На ней были старые, потертые джинсы, которые грозили разойтись по швам в любую минуту, и черный свитер не по размеру. Она запрокинула голову и смотрела на него.
Лайему хотелось дотянуться до нее, уткнуться в ароматную мягкость свитера, прикоснуться губами к полной нижней губе. Но он понимал, что она далеко. Она рядом только в его мыслях, она внутри его, она переполняет своим присутствием все его существо.
– Ты бы умерла со смеху, если бы увидела меня сегодня на кухне, – прошептал он.
Лайем больше не мог бороться со своим горем, держать его внутри. Он откинулся на спинку дивана и расплакался.
– Папа, с кем ты разговариваешь? – донесся до него тихий детский голос.
Майк исчезла.
– Ни с кем. – Лайем поспешно вытер слезы и поднялся по лестнице.
Брет стоял на самом верху в вышитой пижаме и тер кулаками сонные, покрасневшие глаза.
– Я не могу заснуть.
Лайем подхватил сына на руки, отнес в свою спальню, уложил в постель и заботливо подоткнул одеяло. Без Майк кровать казалась пустой и огромной.
– Она смотрела на меня, папа.
Лайем обнял сына. Смешно, но всего неделю назад он стал замечать, что малыш растет не по дням, а по часам. Теперь же сын показался ему меньше, чем был совсем недавно. Горе сделало его совсем беззащитным. С этим придется что-то делать, но позже.
– Когда ты увидел маму, глаза у нее были открыты. Ты это имел в виду?
– Да. Она смотрела прямо на меня… но ее там не было. Это не был мамин взгляд.
– Просто тогда ей было очень трудно закрыть глаза, а теперь трудно их открыть.
– Я смогу увидеть ее завтра?
Лайем подумал о том, как она теперь выглядит: измученное, мертвенно-бледное лицо, из ноздри торчит трубка, в вены воткнуты иглы капельниц… Такое зрелище может до смерти испугать ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66