Она щурится, чтобы разглядеть его лицо. Он вытирает слезы с ее щек.
– Не плачь, Майк. Твоя дочь в порядке.
Она верит ему. С Джулианой ничего не случилось.
– Кто…
– Не спеши, дорогая. Все в свое время.
– Кто… вы? – спрашивает она.
Прежде чем он успевает ответить, она теряет к нему всяческий интерес. С ее девочкой ничего не случилось – это главное. Голова кажется налитой свинцом и ужасно болит.
Она рада вернуться в прохладную голубую воду, где чувствует себя в безопасности, где все так спокойно и радостно.
– Ретроградная амнезия.
Лайем и Джулиан сидели перед огромным дубовым столом Стивена Пенна. Доктор выглядел усталым и измученным. Лайем склонился вперед.
– Обычно после травмы…
– Подождите минуту, черт побери! – Джулиан вскочил с места и стал метаться по кабинету из угла в угол, как пойманный зверь, то и дело теребя волосы. – Я не учился двадцать лет в колледже и не понимаю, о чем вы говорите. Что означает эта амнезия?
Стивен снял очки и, аккуратно положив их на край стола, заговорил, не глядя на Лайема:
– В момент серьезной травмы мозг перестает накапливать воспоминания. Именно поэтому пострадавший никогда не помнит, что с ним произошло. Чаще всего его последним воспоминанием остается то, что произошло дни, недели, а то и годы назад. Как правило, эти воспоминания касаются значительных событий: свадеб, рождения детей… Похоже, мозг Микаэлы оказался в ловушке – если можно так выразиться – того, что произошло давным-давно. Она уверена в том, что Джейси только что родилась. – Он помолчал. – Очевидно, она не помнит свою жизнь с Лайемом.
– И как долго может продлиться амнезия? – спросил Лайем, догадываясь, каков будет ответ.
– Трудно сказать. Хотя есть шанс, что она все вспомнит. Продолжительная ретроградная амнезия – редчайший случай. Но она тоже встречается, – добавил он как можно мягче.
– Как мы можем ей помочь? – тихо спросил Лайем.
– В настоящий момент она испуганна и растерянна. Поэтому нужно действовать очень осторожно. Сознание – хрупкая субстанция, гораздо более хрупкая, чем мозг. Не стоит перегружать его тревожной информацией. Думаю, пусть все идет своим чередом.
– Значит, мне и детям лучше пока не видеться с ней, – вздохнул Лайем.
– Прости, Лайем. Я понимаю, как тебе тяжело. Но нужно время, чтобы ее сознание окрепло. Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы из твоей памяти вычеркнули шестнадцать последних лет жизни.
– Представляю. – Лайем опустил голову и долго смотрел на ковер, пока его восточный рисунок не превратился в расплывчатые разводы.
Господи, что он скажет детям?
Джулиан набрал номер Вэла.
– Она пришла в себя, – сообщил он, когда агент снял трубку.
– Здорово. И как она?
– У нее амнезия. Она не помнит последние шестнадцать лет своей жизни. Она думает, что мы все еще женаты.
– Ты хочешь сказать…
– Она по-прежнему любит меня, Вэл. И не помнит, что мы расстались.
– Боже мой! – восхищенно присвистнул Вэл. – Может, сделать из этого сценарий? Это очень похоже на сказку, а ты – на сказочного принца. Пресса с радостью ухватится за такую историю.
– Ты не понял. – Джулиан устало прислонился к стенке телефонной будки. – Как мне сказать, что я не вернусь к ней, Вэл?
Ответом ему были короткие гудки. Джулиан в отчаянии повесил трубку. Впервые за время своего пребывания в Ласт-Бенде он по-настоящему испугался.
По дороге домой Лайем попытался успокоиться. Он понимал, что амнезия – естественное кратковременное следствие серьезной мозговой травмы. Кратковременное – это слово казалось ему выступом на скале, за который он в отчаянии пытался уцепиться, пока груз собственной совести тянул его на дно пропасти.
А что, если она никогда не вспомнит его и детей?
Лайем постарался выровнять дыхание. Он сделал это не потому, что ему не хватало воздуха, а просто потому, что стоило ему перестать об этом думать, как воздух начинал вырываться у него из груди часто и резко, как у астматика.
«Кто вы?»
Сможет ли он когда-нибудь забыть эти слова, ту боль, которая, как ножом, пронзила его в этот момент? Она произнесла имя Джулиана, а потом спросила у Лайема, кто он.
Он утешал себя профессиональным объяснением – нарушение функционирования поврежденного мозга. Однако он был не только врачом, но и мужчиной, и чувствовал себя, как любой мужчина на его месте. Как будто двенадцать лет совместной жизни, состоящих из крупных и мелких воспоминаний, проявлений любви, и не только в постели, но и за обеденным столом, в разговорах перед сном, не оставили в ней никакого следа. Собственная любовь казалась Лайему волной, которая накатывает на берег, но не меняет его очертания.
Какой же он дурак! Она любила своих детей всей душой и забыла их…
Впрочем, нет. Она забыла только Брета, их сына. Она помнит Джейси. И Джулиана.
Лайем не мог избавиться от панического страха, что в конечном счете его любовь к Микаэле ничего не стоит. Как он посмотрит детям в глаза? Что скажет? Они и так уже перенесли столько боли, натерпелись такого страха. Брет отважно ходил к матери каждый день после школы и пел ее любимые песни, ожидая в награду всего лишь улыбку. Как он скажет сыну, что мама больше его не помнит? Достаточно одного его слова, и мальчик уже никогда не избавится от этой душевной травмы.
А Джейси? Она постарается перенести все стойко, но в глубине души будет страдать, как ребенок. Она поймет, что их семьи больше не существует. Все, что их объединяло, отныне будет принадлежать ей одной.
Лайем уже не мог думать о собственном страхе.
– Господи! – взмолился он. – Этого мы не перенесем.
Перед лобовым стеклом машины метались снежные хлопья, они залепляли стекло, цеплялись за снегоочистители. Лайем включил радио. Из колонок полилась песня Барбры Стрейзанд «Воспоминания». Он раздраженно повернул рычажок. Неподходящее название!
Снегопад усилился. Лайем чуть не проскочил поворот к дому, но в последний момент резко затормозил, дал задний ход и осторожно въехал в гараж.
– Привет, это я! – крикнул он, стараясь придать своему голосу жизнерадостность.
Он услышал шуршание шлепанцев по полу. Роза спешила ему навстречу.
– Добрый вечер, – сказала она, проводя рукой по подбородку и оставляя на нем след муки. – Я готовлю бисквиты на ужин. Хочешь кофе? Или бокал вина?
– Где дети?
Она почувствовала что-то странное в его тоне и замерла на месте, не сводя взгляда с его лица.
– Джейси скоро придет. Брет наверху, в ванной. Если хочешь…
– Майк проснулась сегодня.
– Господи, спасибо за это чудо! – воскликнула она. – Как она?
Лайем не смог изложить все события сегодняшнего дня и сказал лишь:
– Она не узнала меня, Роза. А Джулиана узнала.
– И что это значит? – в страхе спросила она.
– Если не вдаваться в медицинские подробности, суть дела в том, что у нее частично пропала память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Не плачь, Майк. Твоя дочь в порядке.
Она верит ему. С Джулианой ничего не случилось.
– Кто…
– Не спеши, дорогая. Все в свое время.
– Кто… вы? – спрашивает она.
Прежде чем он успевает ответить, она теряет к нему всяческий интерес. С ее девочкой ничего не случилось – это главное. Голова кажется налитой свинцом и ужасно болит.
Она рада вернуться в прохладную голубую воду, где чувствует себя в безопасности, где все так спокойно и радостно.
– Ретроградная амнезия.
Лайем и Джулиан сидели перед огромным дубовым столом Стивена Пенна. Доктор выглядел усталым и измученным. Лайем склонился вперед.
– Обычно после травмы…
– Подождите минуту, черт побери! – Джулиан вскочил с места и стал метаться по кабинету из угла в угол, как пойманный зверь, то и дело теребя волосы. – Я не учился двадцать лет в колледже и не понимаю, о чем вы говорите. Что означает эта амнезия?
Стивен снял очки и, аккуратно положив их на край стола, заговорил, не глядя на Лайема:
– В момент серьезной травмы мозг перестает накапливать воспоминания. Именно поэтому пострадавший никогда не помнит, что с ним произошло. Чаще всего его последним воспоминанием остается то, что произошло дни, недели, а то и годы назад. Как правило, эти воспоминания касаются значительных событий: свадеб, рождения детей… Похоже, мозг Микаэлы оказался в ловушке – если можно так выразиться – того, что произошло давным-давно. Она уверена в том, что Джейси только что родилась. – Он помолчал. – Очевидно, она не помнит свою жизнь с Лайемом.
– И как долго может продлиться амнезия? – спросил Лайем, догадываясь, каков будет ответ.
– Трудно сказать. Хотя есть шанс, что она все вспомнит. Продолжительная ретроградная амнезия – редчайший случай. Но она тоже встречается, – добавил он как можно мягче.
– Как мы можем ей помочь? – тихо спросил Лайем.
– В настоящий момент она испуганна и растерянна. Поэтому нужно действовать очень осторожно. Сознание – хрупкая субстанция, гораздо более хрупкая, чем мозг. Не стоит перегружать его тревожной информацией. Думаю, пусть все идет своим чередом.
– Значит, мне и детям лучше пока не видеться с ней, – вздохнул Лайем.
– Прости, Лайем. Я понимаю, как тебе тяжело. Но нужно время, чтобы ее сознание окрепло. Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы из твоей памяти вычеркнули шестнадцать последних лет жизни.
– Представляю. – Лайем опустил голову и долго смотрел на ковер, пока его восточный рисунок не превратился в расплывчатые разводы.
Господи, что он скажет детям?
Джулиан набрал номер Вэла.
– Она пришла в себя, – сообщил он, когда агент снял трубку.
– Здорово. И как она?
– У нее амнезия. Она не помнит последние шестнадцать лет своей жизни. Она думает, что мы все еще женаты.
– Ты хочешь сказать…
– Она по-прежнему любит меня, Вэл. И не помнит, что мы расстались.
– Боже мой! – восхищенно присвистнул Вэл. – Может, сделать из этого сценарий? Это очень похоже на сказку, а ты – на сказочного принца. Пресса с радостью ухватится за такую историю.
– Ты не понял. – Джулиан устало прислонился к стенке телефонной будки. – Как мне сказать, что я не вернусь к ней, Вэл?
Ответом ему были короткие гудки. Джулиан в отчаянии повесил трубку. Впервые за время своего пребывания в Ласт-Бенде он по-настоящему испугался.
По дороге домой Лайем попытался успокоиться. Он понимал, что амнезия – естественное кратковременное следствие серьезной мозговой травмы. Кратковременное – это слово казалось ему выступом на скале, за который он в отчаянии пытался уцепиться, пока груз собственной совести тянул его на дно пропасти.
А что, если она никогда не вспомнит его и детей?
Лайем постарался выровнять дыхание. Он сделал это не потому, что ему не хватало воздуха, а просто потому, что стоило ему перестать об этом думать, как воздух начинал вырываться у него из груди часто и резко, как у астматика.
«Кто вы?»
Сможет ли он когда-нибудь забыть эти слова, ту боль, которая, как ножом, пронзила его в этот момент? Она произнесла имя Джулиана, а потом спросила у Лайема, кто он.
Он утешал себя профессиональным объяснением – нарушение функционирования поврежденного мозга. Однако он был не только врачом, но и мужчиной, и чувствовал себя, как любой мужчина на его месте. Как будто двенадцать лет совместной жизни, состоящих из крупных и мелких воспоминаний, проявлений любви, и не только в постели, но и за обеденным столом, в разговорах перед сном, не оставили в ней никакого следа. Собственная любовь казалась Лайему волной, которая накатывает на берег, но не меняет его очертания.
Какой же он дурак! Она любила своих детей всей душой и забыла их…
Впрочем, нет. Она забыла только Брета, их сына. Она помнит Джейси. И Джулиана.
Лайем не мог избавиться от панического страха, что в конечном счете его любовь к Микаэле ничего не стоит. Как он посмотрит детям в глаза? Что скажет? Они и так уже перенесли столько боли, натерпелись такого страха. Брет отважно ходил к матери каждый день после школы и пел ее любимые песни, ожидая в награду всего лишь улыбку. Как он скажет сыну, что мама больше его не помнит? Достаточно одного его слова, и мальчик уже никогда не избавится от этой душевной травмы.
А Джейси? Она постарается перенести все стойко, но в глубине души будет страдать, как ребенок. Она поймет, что их семьи больше не существует. Все, что их объединяло, отныне будет принадлежать ей одной.
Лайем уже не мог думать о собственном страхе.
– Господи! – взмолился он. – Этого мы не перенесем.
Перед лобовым стеклом машины метались снежные хлопья, они залепляли стекло, цеплялись за снегоочистители. Лайем включил радио. Из колонок полилась песня Барбры Стрейзанд «Воспоминания». Он раздраженно повернул рычажок. Неподходящее название!
Снегопад усилился. Лайем чуть не проскочил поворот к дому, но в последний момент резко затормозил, дал задний ход и осторожно въехал в гараж.
– Привет, это я! – крикнул он, стараясь придать своему голосу жизнерадостность.
Он услышал шуршание шлепанцев по полу. Роза спешила ему навстречу.
– Добрый вечер, – сказала она, проводя рукой по подбородку и оставляя на нем след муки. – Я готовлю бисквиты на ужин. Хочешь кофе? Или бокал вина?
– Где дети?
Она почувствовала что-то странное в его тоне и замерла на месте, не сводя взгляда с его лица.
– Джейси скоро придет. Брет наверху, в ванной. Если хочешь…
– Майк проснулась сегодня.
– Господи, спасибо за это чудо! – воскликнула она. – Как она?
Лайем не смог изложить все события сегодняшнего дня и сказал лишь:
– Она не узнала меня, Роза. А Джулиана узнала.
– И что это значит? – в страхе спросила она.
– Если не вдаваться в медицинские подробности, суть дела в том, что у нее частично пропала память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66