Хит долго молчал. Но когда он заговорил, голос его звучал спокойно и размеренно. Люси сразу же почувствовала себя как непослушный, перевозбудившийся ребенок.
– Я не всегда смогу давать объяснения всему, что я делаю. Но ведь я и тебя не прошу оправдывать каждый свой поступок. Кто сказал, что все и всегда между нами будет справедливым? Так не бывает в жизни. Мы не давали друг другу никаких обещаний и не заключали сделок. Единственной гарантией может служить только это кольцо, которое я сам надел на твою руку.
Глава 12
Люси неплохо удавалось справляться с ролью гостеприимной хозяйки. Она делала все, что было в ее силах, чтобы никто не мог упрекнуть ее в том, как она содержит дом, или усомниться в ее радушии. Внешне никто не смог бы заметить и следа разногласий между ними. Все разговоры велись с настолько изысканной любезностью, что временами становились слащавыми, и это напоминало грандиозный фарс, а не обычную учтивость. Это была единственная неделя в жизни Люси, которую потом она всегда будет вспоминать с содроганием. Но это было и в высшей степени поучительное время. Она узнала многое из того, чего еще не знала, и уловила-таки значительную разницу между женщинами-южанками и северянками.
Эми и Рейн обладали ловкостью и шармом, которым Люси могла только изумляться, иногда завидуя им, а иногда презирая их за это. В добавление ко всем их прочим талантам они почти ежеминутно с изумительной легкостью напрашивались на комплименты и лесть. Это было истинное искусство, которым даже еще совсем юная Эми овладела в совершенстве. Независимо от того как начинался разговор, в итоге он все равно сводился на них. Ни одна северянка не позволила бы себе такой роскоши, чтобы, посмотрев на мужчину широко распахнутыми глазами, беспечно прощебетать: «Я глупа, как утка» или «Я совершенно ничего не смыслю ни в чем». Но Рейн именно так и поступала. Это раздражало Люси до исступления. Но она вынуждена была признать, что именно в такие моменты Рейн казалась наиболее обаятельной и трогательной.
И хотя Люси ни на минуту не претендовала на то, что постигла мужскую психологию, она не сомневалась, что любой мужчина нашел бы Рейн, безусловно, очень привлекательной. Неужели Хит восхищался именно такой женщиной? Эта мысль приводила ее в полное уныние. Зачем же тогда он поощрял ее занятия, если ему нужна безмозглая гусыня, которая просто не умеет, да и не хочет, говорить о чем-то хоть сколько-нибудь серьезном? Зачем он заставлял ее спорить с ним, если хотел видеть перед собой ту, которая улыбаясь станет соглашаться с каждым его словом? Неужели это была лишь проверка, которую она с блеском провалила?
Поведение Хита никогда еще не приводило ее в такое замешательство. Все, что она когда-то делила с ним и полностью принимала – его мнения, идеалы, его чувство юмора, – уходило куда-то в присутствии этих женщин. С ними он вел себя совершенно по-другому. Обычно его раздражала пустая, бессмысленная болтовня, но теперь он с завидным терпением слушал чепуху, слетавшую с их милых уст.
Ушли в прошлое чарующие разговоры за ужином о политике или «Экзэминер». Рейн и Эми ни в какую не желали разговаривать о новостях или популярных дебатах; они то и дело перебирали местные сплетни, будто весь мир вращался вокруг крошечного графства в Виргинии. И Хит никоим образом не противился этому. Он смиренно слушал их, смеялся над тем, как ловко они передразнивали людей, которых и он когда-то знал, и щедро раздавал им комплименты, когда они хотели услышать их. Люси не понимала смысла этой праздной, словно заученной до автоматизма болтовни и радовалась, что Хит не позволял перевести этот глупейший вздор на нее. Она бы сочла это за оскорбление. Молча она сидела во время долгих бесед и занимала себя тем, что думала: что же скрывалось за серебристыми глазами этой Рейн?
Люси понимала, что рано или поздно она и Рейн обязательно окажутся в таком положении, что не смогут избежать разговора. Всю субботу и воскресенье ее интересовало только то, как будет вести себя ее «соперница», когда Хита не будет поблизости. Продолжит ли она играть роль красавицы южанки или предпочтет раскрыть то, зачем она все-таки появилась тут. В понедельник утром Хит рано ушел из дома в свой офис на Вашингтон-стрит. Эми, извинившись, сказала, что не спустится к завтраку, и, таким образом, Люси осталась наедине с Рейн.
Добавив еще немного сахара в кофе и тщательно размешивая его, Люси оценивающе посмотрела на женщину, сидевшую с ней за одним столом. В немного поблекшем розовом халате Рейн выглядела превосходно. Бархатная лента вилась среди поразительно аккуратных завитков волос, которые в шутку называли «завитками-поцелуйчиками». Рейн, в свою очередь, также пристально посмотрела на Люси с легкой улыбкой. В первый раз они могут и будут говорить без свидетелей.
– Похоже, что все нас покинули, – начала разговор Люси, положив на стол ложку и делая первый глоток.
– Я рада, что мы одни. Мне хотелось еще раз поблагодарить вас за вашу доброту к Эми и ко мне. Нам не хотелось бы стать причиной каких-то неприятностей в этом доме.
Люси улыбнулась в ответ на столь деликатную инсинуацию.
– Ну что вы, не стоит беспокоиться. Вы нам нисколько не мешаете.
– В этом нет и доли правды, – возразила Рейн, сладкозвучно смеясь. – Нежданные гости – это всегда неприятности. Но я скоро отбуду в Англию. И тогда снова ваш дом и ваш муж будут полностью принадлежать только вам.
Люси вся напряглась, поняв из слов Рейн, что та не очень уверена в твердости ее положения жены Хита.
– Мой дом всегда открыт для вас. И я вовсе не возражаю, если моему мужу хочется проводить время со своими сестрами. – Люси сделала легкое ударение на последнем слове. Дав Рейн несколько секунд переварить услышанное, она небрежно продолжила:
– Как, должно быть, потрясающе интересна перспектива жить в Англии.
– Я бы хотела так думать. Но переселенный южанин всегда представляет жалкое зрелище. По правде сказать, зная Хита, как я, трудно понять, что он делает здесь. – Ее пристальные серые глаза улавливали каждое изменение в настороженном лице Люси. – Видели бы вы его, когда он приехал на плантацию: оглянулся вокруг, вздохнул полной грудью и сказал, что замечательно почувствовать на себе теплое прикосновение солнечных лучей. Бедняжка, я никогда не видела его таким бледным, почти синим. И таким изможденным. Но неделя, другая в Виргинии, и он снова стал самим собой. Я вспомнила свою маму, которая всегда говорила: «Южанин рожден, чтобы жить только на Юге». Не знаю, о чем думал Хит, переезжая на Север. Люди здесь никогда не поймут такого человека, как он. Нет, я не хочу сказать, что вы не знаете, как угодить ему, он просто без ума от вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101