Аньес ушла из меня. Она меня больше не интересовала. Меня вообще ничто не интересовало. В эту минуту я сожалел о лагере, колючей проволоке, дисциплине. Монастырь как раз по мне.
Я возвращался. Шаг за шагом приближался к дому, почти что против воли, лукавя с самим собой, но слишком устав сопротивляться. Недалеко от подъезда собака упорно обнюхивала тротуар. Я достал отмычку. Чтобы не обращать внимания на все эти приметы и внутренние голоса, изматывающие меня, надо бы еще раз сменить шкуру. Задыхаясь, я поднялся по лестнице. Открыл входную дверь. Прислушался.
— Аньес!
Какой же я идиот! Неужто я и впрямь надеялся, что она выйдет мне навстречу с распростертыми объятиями? Но слух у меня был наметан. Мне были знакомы мельчайшие оттенки царящей в пустых комнатах тишины.
— Аньес!
Я ринулся вперед. Дверь в ее комнату даже не была заперта. Аньес лежала возле уборной. Тело, сведенное обезобразившей ее конвульсией, уже застыло. Я дотронулся до ее руки. Твердь и холод, словно металл. Паркет усеян осколками чашки. Звук моего дыхания и тот казался сейчас оскорблением. Я отпрянул и утер лоб мягким рукавом пальто. Яд. Я прошептал это слово, чтобы убедиться, что уже поздно что-либо предпринимать. Оставалось ждать возвращения Элен. Она-то наверняка знает, что делают в подобном случае. Я стоял, скрестив руки, неотрывно глядя на покойную; вокруг было тихо как в склепе. Отважная Аньес! Не поколебалась выбрать благую часть. Я чуть слышно поздравил себя. Я был болен от горя и в то же время чувствовал себя на пути к выздоровлению. С Элен я уж как-нибудь найду общий язык. А самое главное, Элен сделает все необходимое. Она придумает, как избавить меня от присутствия этого тела, как обезопасить меня. Ох, только бы она поскорее вернулась! Я повел глазами: фотографии на столе не было, но в камине лежали остатки сожженных бумаг, писем, тетрадей; Аньес оборвала все связи с прошлым. Охваченный опасением, впрочем, вероятно, напрасным, я бросился в комнату Элен, затем обошел остальные — гостиные, столовую, кухню… Нет, Аньес не оставила ничего, что могло бы свидетельствовать против меня. Я вернулся к телу и в этот момент услышал, как поворачивается ключ в замке. Когда дверь закрылась, я негромко позвал: «Элен! Сюда!» — и отстранился. Еще не переступив порог, она увидела Аньес и перехватила мой взгляд.
— Она мертва, — прошептал я. — Я только что нашел ее.
Элен сделала все, чего я от нее ждал. Первым делом собрала осколки, понюхала их, снова положила на пол. Затем приподняла голову сестры.
— Так и должно было кончиться.
— Я вышел почти следом за вами, — торопливо объяснял я. — Ничего не понимаю. Какое горе! Она выпрямилась и, нахмурившись, сняла перчатки.
— Вы уедете. Немедленно. Вас не должны здесь видеть. Подождите!… Франшвиль — слишком близко. А вот Сен-Дидье в самый раз… Я знаю там одну небольшую гостиницу, скорее постоялый двор, «Два торговца». Скажите хозяину, что вы от меня. Он вас устроит.
— Я не знаю окрестностей. В Лионе и то с трудом ориентируюсь.
Она пошарила в сумке, вынула блокнот, куда записывала занятия с учениками, и вырвала страницу.
— Но до площади-то Белькур вы способны добраться?
Серебряным автоматическим карандашиком она начертила схему, крестиками пометила нужные места.
— На Пон-Мутон пересядете на другой трамвай. Я был спасен! Как я любил ее в эту минуту!
— Поняли?
— Все понял. Но я в отчаянии — мне так не хочется оставлять вас одну, Элен.
— Вы мне не нужны. Напротив, будете мешать. Повернувшись к телу, она вздохнула:
— Бедная Аньес! Она никогда не думала о других. И что ей взбрело в голову?
— Вы позовете врача? — спросил я.
— Да. Доктор Ландё уже лечил ее семь лет назад, после ее первой попытки. Он предупреждал, что возможен рецидив. И не удивится. Тут я спокойна. А вот священник меня тревожит.
— Священник?
— Ну да. Он откажется отпевать ее. Если же состоится гражданская панихида… — В первый раз Элен показалась мне глубоко взволнованной. — К нам уже поворачивались спиной. Я взял ее за руку, горячо пожал ее.
— Я с вами, Элен.
— Вы все же хотите жениться на мне? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Что за вопрос! — ответил я, стараясь выглядеть сердитым. И тут же добавил, чтобы сменить тему разговора: — Разве в случае самоубийства не надо ставить в известность комиссара полиции?
— Конечно, надо. Но комиссар был другом отца. Частенько обедал у нас. Это скромный, понятливый человек… Торопитесь, Бернар.
— Еще вопрос. Спросит ли он, откуда у Аньес яд? Элен взглянула на меня с удивлением.
— Откуда у нее яд? А все эти люди, которых она принимала? Все эти психопаты! Полусумасшедшие! Тут нечего понимать, все и так ясно. — Она подтолкнула меня. — Идите! Если вас не выставить, вы проторчите тут до вечера…
Мы прошли ко мне в комнату. Элен принялась складывать и упаковывать в чемодан вещи и белье, которые я вынимал из шкафа. Она была бесподобно ловкая, предусмотрительная. Снабдила меня продовольственными талонами, объяснила, какие литеры хозяин гостиницы не должен отрывать вперед. Пока я наматывал на шею шарф, она следила за моими движениями.
— Не заблудитесь, Бернар!
— Нет. У меня в кармане ваша схема. Я должен два раза сделать пересадку с трамвая на трамвай.
Мы были похожи на двух пожилых супругов. Последняя преграда между нами исчезла. Перед тем как открыть дверь на лестницу, она подставила губы для поцелуя. И я поцеловал ее.
— Удачи, Бернар.
— Держитесь, Элен!
— Не забудьте: «Два торговца». Хозяина зовут Дезире… Дезире Ландро. Я прошел несколько маршей. Она перегнулась через перила.
— Я приеду к вам, когда все закончится.
И вернулась, чтобы начать звонить по телефону. С чемоданом в руке я вышел на улицу, и тут меня вдруг настигло чувство одиночества. Я потрогал схему, помял в руках хрустящий кожаный бумажник. Пристанище мне обеспечено. Деньги есть. И тем не менее я ощущал себя заблудившимся ребенком. Я знал, что буду считать дни, не сводить глаз с дороги, по которой она приедет, сгорать от беспокойства в этой незнакомой гостинице до тех пор, пока ее не будет возле меня, со мной, между мной и миром. Я не любил ее. Может, даже побаивался. Но уже ждал ее. Боялся пропустить трамвай на Пон-Мутон, не найти Дезире Ландро. Боялся ночи, в которую погружался, подобно эмигранту. Нуждался в том, чтобы кто-то держал меня за руку.
Глава 11
Мы поженились. Я не несчастлив. Я даже был бы очень счастлив, будь у меня получше со здоровьем. Мы сняли небольшой меблированный домик на берегу Соны. Он окружен деревьями. Каштанами. Каштаны, такие все новенькие, поблескивают лопнувшей кожурой. Пламенеющие красные листья медленно падают на лужайки, и сквозь уже полунагие ветви проглядывают река, стелющийся над городом дым, стекла домов на соседних холмах, удерживающие по вечерам лучи закатного солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Я возвращался. Шаг за шагом приближался к дому, почти что против воли, лукавя с самим собой, но слишком устав сопротивляться. Недалеко от подъезда собака упорно обнюхивала тротуар. Я достал отмычку. Чтобы не обращать внимания на все эти приметы и внутренние голоса, изматывающие меня, надо бы еще раз сменить шкуру. Задыхаясь, я поднялся по лестнице. Открыл входную дверь. Прислушался.
— Аньес!
Какой же я идиот! Неужто я и впрямь надеялся, что она выйдет мне навстречу с распростертыми объятиями? Но слух у меня был наметан. Мне были знакомы мельчайшие оттенки царящей в пустых комнатах тишины.
— Аньес!
Я ринулся вперед. Дверь в ее комнату даже не была заперта. Аньес лежала возле уборной. Тело, сведенное обезобразившей ее конвульсией, уже застыло. Я дотронулся до ее руки. Твердь и холод, словно металл. Паркет усеян осколками чашки. Звук моего дыхания и тот казался сейчас оскорблением. Я отпрянул и утер лоб мягким рукавом пальто. Яд. Я прошептал это слово, чтобы убедиться, что уже поздно что-либо предпринимать. Оставалось ждать возвращения Элен. Она-то наверняка знает, что делают в подобном случае. Я стоял, скрестив руки, неотрывно глядя на покойную; вокруг было тихо как в склепе. Отважная Аньес! Не поколебалась выбрать благую часть. Я чуть слышно поздравил себя. Я был болен от горя и в то же время чувствовал себя на пути к выздоровлению. С Элен я уж как-нибудь найду общий язык. А самое главное, Элен сделает все необходимое. Она придумает, как избавить меня от присутствия этого тела, как обезопасить меня. Ох, только бы она поскорее вернулась! Я повел глазами: фотографии на столе не было, но в камине лежали остатки сожженных бумаг, писем, тетрадей; Аньес оборвала все связи с прошлым. Охваченный опасением, впрочем, вероятно, напрасным, я бросился в комнату Элен, затем обошел остальные — гостиные, столовую, кухню… Нет, Аньес не оставила ничего, что могло бы свидетельствовать против меня. Я вернулся к телу и в этот момент услышал, как поворачивается ключ в замке. Когда дверь закрылась, я негромко позвал: «Элен! Сюда!» — и отстранился. Еще не переступив порог, она увидела Аньес и перехватила мой взгляд.
— Она мертва, — прошептал я. — Я только что нашел ее.
Элен сделала все, чего я от нее ждал. Первым делом собрала осколки, понюхала их, снова положила на пол. Затем приподняла голову сестры.
— Так и должно было кончиться.
— Я вышел почти следом за вами, — торопливо объяснял я. — Ничего не понимаю. Какое горе! Она выпрямилась и, нахмурившись, сняла перчатки.
— Вы уедете. Немедленно. Вас не должны здесь видеть. Подождите!… Франшвиль — слишком близко. А вот Сен-Дидье в самый раз… Я знаю там одну небольшую гостиницу, скорее постоялый двор, «Два торговца». Скажите хозяину, что вы от меня. Он вас устроит.
— Я не знаю окрестностей. В Лионе и то с трудом ориентируюсь.
Она пошарила в сумке, вынула блокнот, куда записывала занятия с учениками, и вырвала страницу.
— Но до площади-то Белькур вы способны добраться?
Серебряным автоматическим карандашиком она начертила схему, крестиками пометила нужные места.
— На Пон-Мутон пересядете на другой трамвай. Я был спасен! Как я любил ее в эту минуту!
— Поняли?
— Все понял. Но я в отчаянии — мне так не хочется оставлять вас одну, Элен.
— Вы мне не нужны. Напротив, будете мешать. Повернувшись к телу, она вздохнула:
— Бедная Аньес! Она никогда не думала о других. И что ей взбрело в голову?
— Вы позовете врача? — спросил я.
— Да. Доктор Ландё уже лечил ее семь лет назад, после ее первой попытки. Он предупреждал, что возможен рецидив. И не удивится. Тут я спокойна. А вот священник меня тревожит.
— Священник?
— Ну да. Он откажется отпевать ее. Если же состоится гражданская панихида… — В первый раз Элен показалась мне глубоко взволнованной. — К нам уже поворачивались спиной. Я взял ее за руку, горячо пожал ее.
— Я с вами, Элен.
— Вы все же хотите жениться на мне? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Что за вопрос! — ответил я, стараясь выглядеть сердитым. И тут же добавил, чтобы сменить тему разговора: — Разве в случае самоубийства не надо ставить в известность комиссара полиции?
— Конечно, надо. Но комиссар был другом отца. Частенько обедал у нас. Это скромный, понятливый человек… Торопитесь, Бернар.
— Еще вопрос. Спросит ли он, откуда у Аньес яд? Элен взглянула на меня с удивлением.
— Откуда у нее яд? А все эти люди, которых она принимала? Все эти психопаты! Полусумасшедшие! Тут нечего понимать, все и так ясно. — Она подтолкнула меня. — Идите! Если вас не выставить, вы проторчите тут до вечера…
Мы прошли ко мне в комнату. Элен принялась складывать и упаковывать в чемодан вещи и белье, которые я вынимал из шкафа. Она была бесподобно ловкая, предусмотрительная. Снабдила меня продовольственными талонами, объяснила, какие литеры хозяин гостиницы не должен отрывать вперед. Пока я наматывал на шею шарф, она следила за моими движениями.
— Не заблудитесь, Бернар!
— Нет. У меня в кармане ваша схема. Я должен два раза сделать пересадку с трамвая на трамвай.
Мы были похожи на двух пожилых супругов. Последняя преграда между нами исчезла. Перед тем как открыть дверь на лестницу, она подставила губы для поцелуя. И я поцеловал ее.
— Удачи, Бернар.
— Держитесь, Элен!
— Не забудьте: «Два торговца». Хозяина зовут Дезире… Дезире Ландро. Я прошел несколько маршей. Она перегнулась через перила.
— Я приеду к вам, когда все закончится.
И вернулась, чтобы начать звонить по телефону. С чемоданом в руке я вышел на улицу, и тут меня вдруг настигло чувство одиночества. Я потрогал схему, помял в руках хрустящий кожаный бумажник. Пристанище мне обеспечено. Деньги есть. И тем не менее я ощущал себя заблудившимся ребенком. Я знал, что буду считать дни, не сводить глаз с дороги, по которой она приедет, сгорать от беспокойства в этой незнакомой гостинице до тех пор, пока ее не будет возле меня, со мной, между мной и миром. Я не любил ее. Может, даже побаивался. Но уже ждал ее. Боялся пропустить трамвай на Пон-Мутон, не найти Дезире Ландро. Боялся ночи, в которую погружался, подобно эмигранту. Нуждался в том, чтобы кто-то держал меня за руку.
Глава 11
Мы поженились. Я не несчастлив. Я даже был бы очень счастлив, будь у меня получше со здоровьем. Мы сняли небольшой меблированный домик на берегу Соны. Он окружен деревьями. Каштанами. Каштаны, такие все новенькие, поблескивают лопнувшей кожурой. Пламенеющие красные листья медленно падают на лужайки, и сквозь уже полунагие ветви проглядывают река, стелющийся над городом дым, стекла домов на соседних холмах, удерживающие по вечерам лучи закатного солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39