А комплекс, пожалуй, уже завершен. Хватит. Я обернулась и перекрестилась невольно на три башенки, увенчанные золотыми крестами - храм святого Иоанна Крестителя, в самом центре Города. Я сделала его слегка похожим на православные храмы - для России же все-таки работаю. Хотя дейтрийские мне нравятся больше. Получилась помесь. Но это не так важно. Все равно те, кто воспримет мой образ, расцветят его своими красками, опишут своими словами, придумают собственные мелодии и архитектурные формы.
Воспринимаются ведь не подробности. Общее настроение. То, что я сейчас леплю детали - я делаю это лишь для того, чтобы насытить Город, сделать его полнее и ярче. Реальнее. Легче для восприятия.
Со временем я создам и жителей этого города. Они будут похожими на дейтр. Они уж наверняка будут характеризоваться "жесткой зависимостью человека от его социальной группы, от общества, от религии", как сказала бы эзотерическая дарайка-голландка Хендрике Юргенс. Более того, у них еще будет широко распространено "самопожертвование и отказ от своих интересов". Но Бог ты мой, какая любовь будет царить в стенах этого города! Такая любовь бывает, когда ты видишь, что товарищ твой упал, обливаясь кровью, и кидаешься к нему, и видишь с облегчением, что он жив и будет жить - и вот то, что испытываешь в этот момент, это будет у них постоянно. Всегда. Каждый день. Или хотя бы так - как мы втроем, когда сидим вечером, и Ашен тихонько наигрывает на клори, а потом Инза читает свои зубодробительные стихи. Этим пропитан здесь каждый камень, каждое дерево и травинка. Я это испытываю, когда создаю Город. Еще такое бывает, когда выйдешь из церкви, и хочется обнять любого человека, идущего навстречу, любого нищего, некрасивого, старого. Так будет здесь, в Городе. Мне даже легче дышится здесь. Я сама удивляюсь, как у меня получилось такое, даже странно, ведь вроде бы я отнюдь не отличаюсь добродетелями.
Конечно, это всего лишь картинка. Мы не можем творить совершенно, в отличие от Бога. Но пусть будет эта картинка. И это тоже защита Земли. Не все же творцам на Земле ловить лишь дарайские образы. Потребление, удовольствия, достижения нелепых суетных результатов. Творить рекламу и яркие упаковки, черпая вдохновение из дарайских разработок. Голливудские мордочки или большеглазых героев анимэ, не целиком, но по большей части заимствованных из тех же лабораторий Дарайи.
Воспринять мою картинку смогут только те, у кого в душе тот же самый дейтрийский огонь. Тот, кто понимает. Они смогут передать ее дальше.
Если Господь не созиждет дома,
Напрасно трудятся строящие его.
Если Господь не охранит города,
Напрасно бодрствует страж
(пс.127(126))
В общем-то, некоторые подобные образы создаются общей фантазией, но я привыкла работать в одиночку. Это очень тонкая работа, очень сложная. Дело ведь не в камнях и деревьях - каждый может творить в Медиане. Каждый гэйн, во всяком случае. Здесь та же история, что и с обычными произведениями искусства на Тверди: не каждую книгу можно писать в соавторстве, ну а картину - тем более. Я же художник. Я всегда работаю одна. Здесь, в Городе, каждый камень пропитан моей мечтой. Именно и только моей. Моим восприятием. Город - это лучшее, что есть во мне. Может, другие могут делать это лучше - только вот никто не создал подобного цельного образа. А чужие детали будут выглядеть здесь неуместно. Поэтому Ашен с Инзой - всего лишь мои ассистенты, а Город я создаю в одиночку.
Треть шехи охранников сейчас дежурит - медленно фланирует над Городом и вокруг на маленьких разнообразных летательных аппаратах, двое парят в вышине, превратившись в белых птиц. Это очень красиво. Но ведь мы, гэйны, любим выпендриться, что уж говорить. Мы любим красоту. У этих птиц наверняка очень острое зрение, и они заметят даже малейшее движение в Медиане на многие километры вокруг. Дарайцы не подойдут к Городу.
Мы медленно бредем к точке выхода - если мы хотим снова оказаться в нашем рабочем кабинете, где попало на Твердь не сунешься. Ашен улыбается мне молча. А меня пошатывает, и я хватаюсь за ее плечо.
— Что, много времени?
— Да уж конечно. Мы с Инзой уже сменились.
— Ого!
Они меняются раз в шесть часов. Пока один караулит в Медиане, другой на Тверди может отдохнуть, перекусить, там все-таки спокойнее. Значит, я уже больше двенадцати биочасов здесь? Ничего себе дела. Но никогда не замечаешь времени, когда работа идет хорошо.
— А я сегодня закончила восточный квартал.
— Да, я видела. Дома немного странные, - нерешительно говорит Ашен, - то есть красиво, но как в них жить…
— А изнутри их форму можно менять, - объясняю я. Мы останавливаемся. Переходим на Твердь.
— Все в порядке?
Инза подхватывает меня за плечи. На Тверди, в Германии ночь. Сколько же это времени?
— В порядке, - говорю я, - и жрать хочется, сил нет.
— Тогда пошли, - говорит Инза, - я сейчас разогрею пиццу.
Меня усаживают. Тащат пиццу. Крепкий чай. Пицца исходит паром. Я жадно в нее вгрызаюсь. С тунцом и луком, как я люблю. Инза разливает "Дорнфельдер". Самое то. Самое то после работы - нажраться и спать.
— Иной раз вот так думаешь, - говорит Инза, - мы тут их держим, как марионеток, на нитях. Мы создаем образы - они их ловят и пишут… и пишут. Думают, что они творцы, а на самом деле…
— А на самом деле люди разные, Инза, - я давлюсь куском пиццы, - есть и творцы. Есть те, кто на наши фантомы, знаешь, кладет с прибором. И это хорошо, потому что иначе земляне бы всякой самостоятельности лишились. Есть те, кто только сам может сочинять. Кто независим и ничего от других не принимает. Просто наблюдает жизнь. А есть - талантливые… гениальные даже. Прекрасные компиляторы. Только вот создавать они могут лишь в реальности, созданной другими. Например, нами. И это еще хорошо, если нами…
— Верно, - согласилась Ашен, - среди доршей есть тоже вполне неплохие писатели… сценаристы. Художники. Беда их только в том, что свое собственное они создать не могут. Они изучают чужое - мифы, например, или созданный чьим-то воображением мир, интерпретируют его по-своему, и… даже хорошо получается. Иногда лучше, чем у самостоятельных творцов. Только одно они не могут - оружие создавать… Для этого самостоятельность нужна. Чтобы создать что-то настолько реальное, что может убить.
— А вы никогда не думали, - Инза режет пиццу неторопливо, аристократически, - что и мы только интерпретируем чьи-то фантомы. Что есть еще и более высокая Твердь, чем Медиана. Или может быть, это Воздух… Что настоящие фантомы создаются - там. А мы их уже ловим.
— Может и так, Инза, - говорю я, - только это бесплодные все рассуждения. Проверить это нельзя все равно. Давайте лучше выпьем за Город!
Квенсен. Год первый.
От занятий в этот день нас, конечно, освободили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Воспринимаются ведь не подробности. Общее настроение. То, что я сейчас леплю детали - я делаю это лишь для того, чтобы насытить Город, сделать его полнее и ярче. Реальнее. Легче для восприятия.
Со временем я создам и жителей этого города. Они будут похожими на дейтр. Они уж наверняка будут характеризоваться "жесткой зависимостью человека от его социальной группы, от общества, от религии", как сказала бы эзотерическая дарайка-голландка Хендрике Юргенс. Более того, у них еще будет широко распространено "самопожертвование и отказ от своих интересов". Но Бог ты мой, какая любовь будет царить в стенах этого города! Такая любовь бывает, когда ты видишь, что товарищ твой упал, обливаясь кровью, и кидаешься к нему, и видишь с облегчением, что он жив и будет жить - и вот то, что испытываешь в этот момент, это будет у них постоянно. Всегда. Каждый день. Или хотя бы так - как мы втроем, когда сидим вечером, и Ашен тихонько наигрывает на клори, а потом Инза читает свои зубодробительные стихи. Этим пропитан здесь каждый камень, каждое дерево и травинка. Я это испытываю, когда создаю Город. Еще такое бывает, когда выйдешь из церкви, и хочется обнять любого человека, идущего навстречу, любого нищего, некрасивого, старого. Так будет здесь, в Городе. Мне даже легче дышится здесь. Я сама удивляюсь, как у меня получилось такое, даже странно, ведь вроде бы я отнюдь не отличаюсь добродетелями.
Конечно, это всего лишь картинка. Мы не можем творить совершенно, в отличие от Бога. Но пусть будет эта картинка. И это тоже защита Земли. Не все же творцам на Земле ловить лишь дарайские образы. Потребление, удовольствия, достижения нелепых суетных результатов. Творить рекламу и яркие упаковки, черпая вдохновение из дарайских разработок. Голливудские мордочки или большеглазых героев анимэ, не целиком, но по большей части заимствованных из тех же лабораторий Дарайи.
Воспринять мою картинку смогут только те, у кого в душе тот же самый дейтрийский огонь. Тот, кто понимает. Они смогут передать ее дальше.
Если Господь не созиждет дома,
Напрасно трудятся строящие его.
Если Господь не охранит города,
Напрасно бодрствует страж
(пс.127(126))
В общем-то, некоторые подобные образы создаются общей фантазией, но я привыкла работать в одиночку. Это очень тонкая работа, очень сложная. Дело ведь не в камнях и деревьях - каждый может творить в Медиане. Каждый гэйн, во всяком случае. Здесь та же история, что и с обычными произведениями искусства на Тверди: не каждую книгу можно писать в соавторстве, ну а картину - тем более. Я же художник. Я всегда работаю одна. Здесь, в Городе, каждый камень пропитан моей мечтой. Именно и только моей. Моим восприятием. Город - это лучшее, что есть во мне. Может, другие могут делать это лучше - только вот никто не создал подобного цельного образа. А чужие детали будут выглядеть здесь неуместно. Поэтому Ашен с Инзой - всего лишь мои ассистенты, а Город я создаю в одиночку.
Треть шехи охранников сейчас дежурит - медленно фланирует над Городом и вокруг на маленьких разнообразных летательных аппаратах, двое парят в вышине, превратившись в белых птиц. Это очень красиво. Но ведь мы, гэйны, любим выпендриться, что уж говорить. Мы любим красоту. У этих птиц наверняка очень острое зрение, и они заметят даже малейшее движение в Медиане на многие километры вокруг. Дарайцы не подойдут к Городу.
Мы медленно бредем к точке выхода - если мы хотим снова оказаться в нашем рабочем кабинете, где попало на Твердь не сунешься. Ашен улыбается мне молча. А меня пошатывает, и я хватаюсь за ее плечо.
— Что, много времени?
— Да уж конечно. Мы с Инзой уже сменились.
— Ого!
Они меняются раз в шесть часов. Пока один караулит в Медиане, другой на Тверди может отдохнуть, перекусить, там все-таки спокойнее. Значит, я уже больше двенадцати биочасов здесь? Ничего себе дела. Но никогда не замечаешь времени, когда работа идет хорошо.
— А я сегодня закончила восточный квартал.
— Да, я видела. Дома немного странные, - нерешительно говорит Ашен, - то есть красиво, но как в них жить…
— А изнутри их форму можно менять, - объясняю я. Мы останавливаемся. Переходим на Твердь.
— Все в порядке?
Инза подхватывает меня за плечи. На Тверди, в Германии ночь. Сколько же это времени?
— В порядке, - говорю я, - и жрать хочется, сил нет.
— Тогда пошли, - говорит Инза, - я сейчас разогрею пиццу.
Меня усаживают. Тащат пиццу. Крепкий чай. Пицца исходит паром. Я жадно в нее вгрызаюсь. С тунцом и луком, как я люблю. Инза разливает "Дорнфельдер". Самое то. Самое то после работы - нажраться и спать.
— Иной раз вот так думаешь, - говорит Инза, - мы тут их держим, как марионеток, на нитях. Мы создаем образы - они их ловят и пишут… и пишут. Думают, что они творцы, а на самом деле…
— А на самом деле люди разные, Инза, - я давлюсь куском пиццы, - есть и творцы. Есть те, кто на наши фантомы, знаешь, кладет с прибором. И это хорошо, потому что иначе земляне бы всякой самостоятельности лишились. Есть те, кто только сам может сочинять. Кто независим и ничего от других не принимает. Просто наблюдает жизнь. А есть - талантливые… гениальные даже. Прекрасные компиляторы. Только вот создавать они могут лишь в реальности, созданной другими. Например, нами. И это еще хорошо, если нами…
— Верно, - согласилась Ашен, - среди доршей есть тоже вполне неплохие писатели… сценаристы. Художники. Беда их только в том, что свое собственное они создать не могут. Они изучают чужое - мифы, например, или созданный чьим-то воображением мир, интерпретируют его по-своему, и… даже хорошо получается. Иногда лучше, чем у самостоятельных творцов. Только одно они не могут - оружие создавать… Для этого самостоятельность нужна. Чтобы создать что-то настолько реальное, что может убить.
— А вы никогда не думали, - Инза режет пиццу неторопливо, аристократически, - что и мы только интерпретируем чьи-то фантомы. Что есть еще и более высокая Твердь, чем Медиана. Или может быть, это Воздух… Что настоящие фантомы создаются - там. А мы их уже ловим.
— Может и так, Инза, - говорю я, - только это бесплодные все рассуждения. Проверить это нельзя все равно. Давайте лучше выпьем за Город!
Квенсен. Год первый.
От занятий в этот день нас, конечно, освободили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104