Так бы и она заразилась.
Я его в саду ждала, а он с бабой чуть было не поехал…
– Что ты делать собираешься, а? Ты же не пойдешь в диспансер! Там тебя сразу за жопу возьмут – с кем, да когда… А ты и не знаешь наверняка, пизда!
Официально и не вылечишься, пока не назовешь, от кого заразился. А если не знаешь? Ну и называй всех подряд, с кем спал в последнее время. Им сразу повесточки разошлют – явиться в венерологический диспансер. А будешь уклоняться – насильно заставят, госпитализируют. А со мной вообще разговаривать не станут – мамочку пригласят.
– У тебя есть деньги? Нет, конечно, блядь. У меня вся задница исколота из-за удовольствия, которого я не получил.
Он, значит, уже лечится. Пенициллином у него задница исколота.
– Если б ты и получил удовольствие, твой зад страдал бы не меньше.
– Мне бы хоть перед самим собой стыдно не было. А так получается, что и не выебал, а заразился. Оригинально!
– Я очень извиняюсь. Поверь, что если б я знала, меня бы у Дурака в тот вечер не было. Как, может, не было бы вообще. Прости еще раз. Хотя, что тебе мое прости – ты ведь и не знаешь меня! Это так – формальность, требуемая правилами.
Тебе нужна формальность? Ты соблюдаешь правила?
Действительно, чего он хочет от меня? Я даже перестала нервничать. Он уже лечится. Вылечится, будет ебать опять молодых пиздюшек. Денег у меня нет, врача у меня нет…
– У меня есть правила. Поэтому я и сижу с тобой. Не знаю, чему тебя твои ебари учили, с кем ты общаешься… Человеком надо быть, а не животным…
Молчал бы, сам в жопу пьяный был.
– Ты небось и у гинеколога ни разу не была… У меня есть знакомый врач. Полтинник с носа. В наказание тебе – заплатишь за меня.
Он, наверное, не первый раз болеет, если у него знакомый врач есть. У меня осталось тридцать рублей от теткиных. А семьдесят где я возьму?
– Зачем тебе со мной связываться? От меня хлопот не оберешься…
– Я сказал уже, что человеком надо быть… Ты не плачь только, чего плакать-то…
Как же мне плохо! За что мне такое наказание?
– Хочешь в кино? Напротив как раз «Гран-при» идет. Пошли.
И я иду. В кино. Две серии! Свет с экрана освещает его костюм, уже цвета дыма. Мне бы хотелось уткнуться ему в плечо и плакать. Но я не могу, не имею права этого сделать.
5
Все-таки перед сном я могла бы выносить пепельницу или за окно окурки выкидывать. Фу, вонь какая! Когда я уснула? Ой, почти целую бутылку портвейна выпила. «Категорически запрещаются любые спиртные напитки, в том числе и пиво». А я? Достала из бабкиного чемодана «777». Что мне теперь, легче, что ли?
Еще есть два с половиной часа. Может, он не захочет меня вести к врачу? Всего двадцатку удалось у мамаши стащить. Она что-то опять на дачу не поехала… Смотрю на себя в зеркало – да, если бы я вчера была с накрашенными глазами, то сейчас бы выглядела, как хуй знает что. Краску бы, конечно, не смыла – завалилась бы спать пьяная и накрашенная.
Иду к дверям. Они… заперты. Но задвижечка отодвинута. Она заперла меня! О, еб твою мать, как же я выйду теперь?! Телефон звонит в коридоре. Никто не отвечает. Конечно, все блядские соседи греют жопы на солнце. Может, это мне звонили? Дура проклятая! Мне лечиться надо!
Сажусь на диван, который только что сложила, и вижу на пуфике зеленую кастрюльку, прикрытую дощечкой. В ней бабка мастику разводит. Понятно. Мамаша оставила – писай, деточка. Сука! Я тебе устрою, ты еще пожалеешь… Надо продумать все возможные варианты. Вывернуть замок – довоенное произведение – мне не удастся. А ключик наверняка лежит в кармашке пальто, тут же за дверьми. Подхожу к окну. Левому. Оно перпендикулярно окну лестничной площадки. Тому самому, на котором Валентин стоял. Всего два метра от меня, правда, чуть выше. Можно связать простыни, закрепить за диван, вылезти на карниз и… И – повиснуть на простыне, как мешок с отрубями, над пропастью. Как высоко-то! Я связываю простыни, уже точно зная, что не полезу.
Да, борьба любыми средствами! Что я ей сделала? Я же дома была, никуда не убежала. Портвейн я пила, так она и не видела. Сидела себе, на пианино играла, пела. Может, я пела слишком громко? Так нет ведь никого в квартире!.. По двору идет девушка-маляр в комбинезоне. Ставит лестницу у стены, сама на ящик садится, сверточек достает. Еда у нее там.
– Девушка! Я здесь, здесь!
Она лениво смотрит наверх, находит меня.
– Девушка! Вы работаете здесь?
– У меня перерыв.
Да, надо с ней поласковей. Уговорить как-нибудь.
– Меня заперли. Случайно! Мне к врачу. К врачу надо!
По-моему, она поняла. Встает с ящика и идет к закутку, куда окно выходит. Там свалка ящиков, алкаши на них частенько поддают.
– Девушка! У меня есть ключ! От входной двери.
Можно и из двора в квартиру попасть, но ключа от «черного» хода нет. Она еще не захочет идти через весь двор, на улицу, за угол, еще метров тридцать и потом только в парадное…
– Я вам брошу ключ от квартиры. Парадное рядом с магазином «Вино». Квартира восемьдесят шесть.
– Понятно. Бросайте.
Понятно ей… Но я бросаю ключ. Дура! Надо было хоть в коробок положить. Но она нашла, повертела им над головой.
– Сейчас я приду.
– Ой, девушка! Я вас жду!
А вдруг она воровка? Соберет в квартире все что можно и убежит… Довольно скоро слышу, как открывается входная дверь.
– Девушка, это вы?… Я здесь – первая дверь слева. Представляете, мне к врачу, а мама думала, что меня дома нет, и заперла комнату.
Да, знала бы она, к какому мне врачу.
– Ключ от комнаты в кармане пальто, которое на вешалке.
Она шебуршит за дверью очень долго что-то.
– Нет тут ключа.
Ни хуя себе! А где же он?
– Девушка, ну вы поищите, а? Под ковриком, может…
Господи, как все долго!
– Нашла. Он в сапоге был.
– Ну, так отпирайте же меня!
Вот дура – нашла и не открывает! Я обнимаю ее. Она совсем девчонка.
– Вы подождите, я вам что-нибудь дам.
Между рамами правого окна мать хранит консервы. Я беру баклажанную икру, крабы, лосось. Выношу ей в коридор.
– Да что вы, не надо мне!
– Берите, берите – вы моя спасительница!
Целую ее в щеку, прямо в пятнышко от краски.
Она уходит, а я бегу к туалету. Тут же, вспомнив про зеленую кастрюльку, передумываю. Иду в комнату и писаю в кастрюлю. Уйду и оставлю. Вот все, что осталось от вашей дочери, Маргарита Васильевна!
Я опаздываю. Бегу по эскалатору вверх, мелькаю голыми ляжками. А чуть выше, между ними, у меня болезнь. Но я, наверное, настолько бесстыжая или глупая, что не осознаю полностью случившегося. Дома, перед выходом, глаза подкрашивала, перед зеркалом крутилась.
Он стоит на улице. Не один – с Захарчиком. А как же я при нем про деньги скажу?
– Здравствуйте. Извини, что опоздала, попала в глупую историю.
– Не сомневаюсь в твоих способностях попадать в истории.
Александр передает Захарчику полиэтиленовый мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51