Мать скептически относится к моему сообщению. «Без труда не выловишь…» Нет чтобы порадоваться, сказать: «Конечно, дочка, тебя возьмут!» Труд, труд!.. Чего этот труд стоит, если ты бездарный и тупой, как валенок. Даже в «Что делать?» есть о наклонностях и способностях. Не даны они если тебе природой, то ничего и не выйдет. И сколько ты ни высиживай, усилий ни прикладывай – все результаты будут не такими, как если бы талант в тебе был.
Тетки на работе – в восторге. Я, конечно, не удержалась и рассказала им. Толстуха смеется и просит специальный билет на премьеру. Начальница говорит, чтобы не забывала про работу.
– Ты, Наташа, уже у нас четыре месяца. Пора из учениц в работницы переходить.
Может, меня еще не возьмут? А она уже переживает – «Когда же съемки начнутся?» Боится, что я должна буду пропускать работу. «В работницы!» Знала бы она, как я к ним, к работницам, отношусь! Я не занимаюсь самолюбованием. Все мое детство мне аплодировали, и теперь я не воспринимаю это всерьез. Я как раз все под сомнение ставлю.
Надену новые туфли, конечно. И платок новый на шею. Ольге такой Мустафа привез. А я приобрела его в общественном туалете. Отправились мы с Ольгой к Думе. Прямо напротив Гостиного Двора – туалет. Забит девчонками – торгующими или покупающими. От сигарет до дубленок, от колготок до косметики – но все фирменное. Цены, конечно, тоже не стандартные. Этот паршивый платок сорок пять рублей стоил. Какие-то лошади на нем, цепи, эмблемы. Я предпочитаю свой огненный шарф. Но Ольга сказала, что я в нем, как бабка, и что не модно, и… В общем, я решила приобрести модный платок.
Фирменный, как называют туалет, посещают любители не только фирменных шмоток. Милиция тоже приходит. Облавы устраивает. Уводит расфуфыренных девиц в ближайшее отделение. После трех таких приводов ставят на учет – фотографируют и анфас и в профиль. Шмотье, с которым забирают, не отдают. Сами потом, наверное, перефарцовывают.
Ну и кого же мы встретили на Невском у Думы? Сашку с Захарчиком! Как он развопился! И как мне, мол, не стыдно по таким местам ходить? Я разозлилась на него:
«А где я еще могу купить? Ты же мне не купишь у своих клиентов!» Он сунул Ольге в лапку пятьдесят рублей, а меня засунул в такси – домой отправил. Я вернулась через десять минут. Ольга ждала меня в туалете. Мы купили платок и колготки, и губную помаду. И еще деньги остались. Их мы потратили на шампанское и четыре порции мороженого с двойным сиропом. Шлялись потом по Невскому полупьяные. Я жестикулировала, махала платком и кричала какие-то лозунги. Ольга притоптывала своими десятисантиметровыми каблуками и улыбалась всем подряд, ртом уже без губной помады. Она осталась на краях бокалов в мороженице.
* * *
– Сашка, Сашенька!
Он даже не просит меня туфли в коридоре снять, видит, какая я ошалевшая.
– Ты знаешь, он меня не узнал! – я хохотала. – Ну неудивительно – тогда мне было тринадцать, сейчас почти шестнадцать. Для смягчения своей взрослости я прочла стих из школьной программы, маминого любимого Лермонтова. Тем не менее он спросил, есть ли у меня школьная форма.
– Если бы я был на его месте…
– Конечно, ты бы повел меня в темное помещение, сказав, что это фотолаборатория, и выебал бы! Чего от тебя еще ожидать!
– Не уверен, что ты бы очень противилась…
Сашка все с подъебочками. Еще ведь в августе ты аплодировал мне на пляже, кричал «браво!». Может, совсем скоро мне и взаправду можно будет аплодировать. Мое имя было на листке в проходной, и дежурный меня сразу впустил. В картотеку. Там хранятся фотографии актеров, все данные о них. И мои тоже!
В вечернюю школу не пойду! Поедем в новый кабак. Отметить мою маленькую победу. Кабак называется «Тройка», и платок с лошадьми у меня на шее.
Захарчик встречает нас у метро «Маяковская», ресторан недалеко. Как, интересно, его переименуют? «Сайгон» и «Ольстер» уже есть, да и о Вьетнаме будто забыли. Сейчас надо во что-то израильское. Еще на подходе к ресторану ясно, что за народ тут толпится. Как бы сказала моя тетка – прожигатели жизни, дармоеды и жулики. Никого случайного, никого из толпы, одетой под цвет асфальта. Как только мы подходим к пестрой кучке, подъезжает такси, и из него выпархивает Людмила. В длинном платье, которое она поднимает и демонстрирует чудные туфельки. А ее рот, накрашенный необычно блестящей помадой (как невысохший лак для ногтей блестит) уже открывается в ругательствах Захарчику.
– Тебя нельзя оставить без присмотра даже на пару дней! Ты сразу же хиреешь без пизды!
Понятно, почему Захарчик дерганый – из такси вылезает Жан-Иван. В шарфике. Как француз может быть без шарфика? Людка – молодец – и по-английски говорит, и по-французски. Может, не прекрасно, но Жан ее понимает. Чего-то ей каркает, она ему в ответ. С нами идут еще двое. Борис по кличке Козел. Людка объясняет эту кличку не его тупостью, а его вонью. Он действительно какой-то замызганный, и волосы жирные свисают на плечи. Уж длинные-то волосы, кроме петэушников, никто не носит! Его девушка – Лорик – без умолку тараторящая пизда, желающая во что бы то ни стало быть центром внимания. Вот уж хуй!
В кабак мы входим без особых препятствий. Самое главное – войти в зал. На дверях стоит здоровенный швейцар – собирает дань. Пока мы раздеваемся, Сашка договаривается с ним. Даже в вестибюле слышно, что оркестр в кабаке классный. Играют что-то из «Лед Зеппелин». Я наизусть помню их диск – Флер целыми днями в школе выстукивал их музыку, и мы даже на два голоса пели.
Перед группой итальях швейцар с улыбкой распахивает двери. Проклятый жополиз! Они только своими обтянутыми в фирменные штаны жопами перед ним покрутили да паспортами итальянскими – ничего ему не дали! Александр дает швейцару десятку за нас – и тот еще недоволен. Какое блядство! И мне стыдно перед иностранцами. На своих, на русских, на советских граждан! этому хую, значит, положить, а перед какими-то итальяшками он расшаркивается! Наверняка, если б война – стал бы полицаем.
Поднимаемся в зал. Стены вдоль лестницы в шкурах, оружии. При чем здесь «Тройка»? На тройке гулять ездят, в былые времена – к «Яру», где цыгане и шампанское. Но не на охоту ведь… Наш столик рядом с итальянцами. Шесть мужиков. Без баб. Сплоховали бляди с Невского – такую группу пропустили. Но Людка не упустит – заговаривает с ними, чем вызывает кислое выражение на лице Захарчика. Лорик старается как можно громче разговаривать, но ее заглушает оркестр, перешедший с «Лед Зеппелин» на что-то французское и быстрое. Мы идем с Александром танцевать.
Назло Лорику и вообще всем я усиленно вращаю бедрами, посылаю воздушные поцелуи итальяхам. Сашка, как ни странно, не делает мне никаких замечаний. Но видно же, что я не из-за итальянцев такая бурная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51