Не отдавая себе в том отчета, он сам получал настоящее удовольствие, когда видел, как облагораживается острый ум Рамзеса, выказывавшего порой исключительную проницательность.
С некоторых пор юноша изменился. Он, который не мог вынести и минуты без движения, стал задумываться над «Изречениями» мудреца Птах-Хотепа; однажды Сари даже застал его созерцающим ласточек, резвящихся в свете утреннего солнца. Взросление, судя по всему, подходило к своему удачному завершению, хотя многим так и не удавалось повзрослеть. Наставник иногда задумывался, из какого материала сформировался бы Рамзес, если бы пыл юности обернулся другим, менее неуемным, но столь же сильным пламенем.
Как не волноваться перед лицом стольких талантов? При дворе, как и в любом другом слое общества, посредственности, которым нечего было ждать от жизни, недолюбливали, если не сказать ненавидели, тех, кто ярко выделялся на их тусклом сером фоне. Хотя ни у кого не было сомнения, кого Сети должен был назвать своим наследником, и Рамзесу нечего было беспокоиться по поводу неизбежных интриг, затеваемых власть имущими, его будущее все же могло оказаться не столь радужным, как предполагалось. Кое-кто подумывал уже о том, чтобы лишить фараона главных государственных функций, едва лишь придет к власти старший брат Рамзеса. Что станется с ним, если его сошлют в далекую провинцию, привыкнет ли он к спокойному течению сельской жизни, единственное разнообразие которой — в чинно сменяющих друг друга временах года?
Сари не осмелился поделиться своими сомнениями с сестрой своего подопечного, опасаясь ее болтливости. О том, чтобы открыться Сети, не могло быть и речи; погруженный в дела, фараон и без того был слишком занят управлением страной, с каждым днем все более процветающей, и вряд ли обратил бы внимание на переживания какого-то наставника. Хорошо еще, что отец с сыном никогда не встречались. Видя пример такого могущественного правителя, как Сети, Рамзес мог бы выбирать лишь между бунтом и уходом в небытие. Решительно, в традициях есть разумное зерно — отцам не доводилось воспитывать собственных детей.
Однако Туйа, божественная супруга царя и мать Рамзеса, смотрела на это совсем иначе. Сари, один из немногих, замечал, что ее предпочтения — на стороне младшего сына. Хорошо образованная и утонченная, она подмечала и качества, и недостатки каждого из придворных; управляя царским домом как истинная царица, она строго следила за соблюдением правил поведения и снискала уважение как знати, так и народа. И все же Сари побаивался Туйи; если он станет докучать ей своими нелепыми опасениями, он рискует лишиться ее уважения. Царица не любила сплетников; необоснованное обвинение считалось у нее таким же тяжким проступком, как и клевета. Лучше было промолчать, нежели сойти за предвестника плохих предзнаменований.
Превозмогая отвращение, Сари отправился в конюшню; он боялся лошадей и их брыкания, ненавидел компанию конюхов, а еще больше — наездников, кичащихся бессмысленной отвагой. Не обращая внимания на насмешки, посыпавшиеся при его появлении, наставник стал искать своего подопечного, но тщетно: вот уже два дня никто не видел его, и всех удивляло это отсутствие.
Долгие часы, забыв о еде, Сари разыскивал Рамзеса. Наконец обессилев, весь в пыли, он решился вернуться во дворец, когда стемнело. Скоро ему предстояло объявить об исчезновении своего ученика и доказать, что он здесь был ни при чем. Как он посмотрит в глаза сестре своего воспитанника?
Чернее тучи, наставник даже не поздоровался с коллегами, которые выходили из учебного класса; начиная с завтрашнего утра ему придется расспрашивать, не испытывая, правда, большой надежды, ближайших друзей Рамзеса. Если не удастся обнаружить никакой зацепки, придется признать ужасную реальность.
Чем же Сари провинился перед богами, чтобы его так преследовал злой гений? Карьера его будет погублена из-за явной, кричащей несправедливости; его прогонят из дворца, супруга отречется от него, и до конца дней своих он будет обречен на жалкое прозябание! Ужаснувшись при одной мысли подвергнуться таким лишениям, Сари устало опустился на свое привычное место писца.
Обычно напротив него сидел Рамзес, порой внимательный, порой с отсутствующим видом и всегда готовый ответить учителю неожиданной репликой. В возрасте восьми лет он уже умел уверенно чертить иероглифы и вычислять углы пирамиды… потому что это занятие ему понравилось.
Наставник закрыл глаза, пытаясь собрать в памяти лучшие моменты своего постепенного повышения при дворе.
— Сари, ты что, заболел?
Этот голос… этот голос, уже низкий и властный!
— Это ты, это правда ты?
— Если спишь, спи дальше. Если нет — смотри.
Сари открыл глаза.
Это и в самом деле был Рамзес, тоже весь в пыли, но с сияющими глазами.
— Нам с тобой надо бы помыться; где ты пропадал, наставник?
— В злачном месте, в конюшне.
— Ты меня искал?
Вне себя от удивления, Сари встал и обошел вокруг Рамзеса.
— Что ты сделал со своим локоном?
— Мой отец сам его отрезал.
— Немыслимо! Ритуал требует, чтобы…
— Ты что, сомневаешься в моем слове?
— Прости.
— Сядь, наставник, и слушай.
Пораженный тоном царевича, который вдруг перестал быть ребенком, Сари повиновался.
— Мой отец подверг меня испытанию диким быком.
— Это… это невероятно!
— Я не победил, но я сумел противостоять этому чудовищу и, думаю… отец выбрал меня как будущего правителя!
— Нет, царевич; твой старший брат уже назначен наследником.
— А он прошел испытание быком?
— Сети просто хотел приблизить тебя к опасности, которую ты так любишь.
— И он стал бы тратить свое драгоценное время на это? Он призвал меня к себе, я уверен!
— Не обольщайся, это — безумие.
— Безумие?
— Для влиятельных персон двора ты ничего собой не представляешь.
— Что же во мне не так?
— Ты сам.
— Ты хочешь указать мне мое место?
— Здравый смысл этого требует.
— Только он не обладает силой быка.
— Игры власти более жестоки, чем ты можешь предположить; одной отваги недостаточно, чтобы выйти победителем.
— Ну что ж, ты мне поможешь.
— Что?
— Ты хорошо знаешь нравы двора; ты можешь определить, кто мне друг, а кто враг, можешь мне советовать.
— Не требуй от меня слишком многого… Я всего лишь твой наставник.
— Ты забыл, что мое детство — в прошлом? Решай, либо ты становишься моим помощником, либо мы расстанемся.
— Ты вынуждаешь меня идти на неоправданный риск, но ты еще не дорос до высшей власти; твой старший брат уже долгое время готовится к этому. Если ты встанешь поперек, он тебя уничтожит.
3
Наконец наступил решающий вечер.
Зарождалась новая луна, ночь стояла непроглядная. Всем своим товарищам, которые, как и он, воспитывались наставниками, Рамзес назначил в этот день важную встречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
С некоторых пор юноша изменился. Он, который не мог вынести и минуты без движения, стал задумываться над «Изречениями» мудреца Птах-Хотепа; однажды Сари даже застал его созерцающим ласточек, резвящихся в свете утреннего солнца. Взросление, судя по всему, подходило к своему удачному завершению, хотя многим так и не удавалось повзрослеть. Наставник иногда задумывался, из какого материала сформировался бы Рамзес, если бы пыл юности обернулся другим, менее неуемным, но столь же сильным пламенем.
Как не волноваться перед лицом стольких талантов? При дворе, как и в любом другом слое общества, посредственности, которым нечего было ждать от жизни, недолюбливали, если не сказать ненавидели, тех, кто ярко выделялся на их тусклом сером фоне. Хотя ни у кого не было сомнения, кого Сети должен был назвать своим наследником, и Рамзесу нечего было беспокоиться по поводу неизбежных интриг, затеваемых власть имущими, его будущее все же могло оказаться не столь радужным, как предполагалось. Кое-кто подумывал уже о том, чтобы лишить фараона главных государственных функций, едва лишь придет к власти старший брат Рамзеса. Что станется с ним, если его сошлют в далекую провинцию, привыкнет ли он к спокойному течению сельской жизни, единственное разнообразие которой — в чинно сменяющих друг друга временах года?
Сари не осмелился поделиться своими сомнениями с сестрой своего подопечного, опасаясь ее болтливости. О том, чтобы открыться Сети, не могло быть и речи; погруженный в дела, фараон и без того был слишком занят управлением страной, с каждым днем все более процветающей, и вряд ли обратил бы внимание на переживания какого-то наставника. Хорошо еще, что отец с сыном никогда не встречались. Видя пример такого могущественного правителя, как Сети, Рамзес мог бы выбирать лишь между бунтом и уходом в небытие. Решительно, в традициях есть разумное зерно — отцам не доводилось воспитывать собственных детей.
Однако Туйа, божественная супруга царя и мать Рамзеса, смотрела на это совсем иначе. Сари, один из немногих, замечал, что ее предпочтения — на стороне младшего сына. Хорошо образованная и утонченная, она подмечала и качества, и недостатки каждого из придворных; управляя царским домом как истинная царица, она строго следила за соблюдением правил поведения и снискала уважение как знати, так и народа. И все же Сари побаивался Туйи; если он станет докучать ей своими нелепыми опасениями, он рискует лишиться ее уважения. Царица не любила сплетников; необоснованное обвинение считалось у нее таким же тяжким проступком, как и клевета. Лучше было промолчать, нежели сойти за предвестника плохих предзнаменований.
Превозмогая отвращение, Сари отправился в конюшню; он боялся лошадей и их брыкания, ненавидел компанию конюхов, а еще больше — наездников, кичащихся бессмысленной отвагой. Не обращая внимания на насмешки, посыпавшиеся при его появлении, наставник стал искать своего подопечного, но тщетно: вот уже два дня никто не видел его, и всех удивляло это отсутствие.
Долгие часы, забыв о еде, Сари разыскивал Рамзеса. Наконец обессилев, весь в пыли, он решился вернуться во дворец, когда стемнело. Скоро ему предстояло объявить об исчезновении своего ученика и доказать, что он здесь был ни при чем. Как он посмотрит в глаза сестре своего воспитанника?
Чернее тучи, наставник даже не поздоровался с коллегами, которые выходили из учебного класса; начиная с завтрашнего утра ему придется расспрашивать, не испытывая, правда, большой надежды, ближайших друзей Рамзеса. Если не удастся обнаружить никакой зацепки, придется признать ужасную реальность.
Чем же Сари провинился перед богами, чтобы его так преследовал злой гений? Карьера его будет погублена из-за явной, кричащей несправедливости; его прогонят из дворца, супруга отречется от него, и до конца дней своих он будет обречен на жалкое прозябание! Ужаснувшись при одной мысли подвергнуться таким лишениям, Сари устало опустился на свое привычное место писца.
Обычно напротив него сидел Рамзес, порой внимательный, порой с отсутствующим видом и всегда готовый ответить учителю неожиданной репликой. В возрасте восьми лет он уже умел уверенно чертить иероглифы и вычислять углы пирамиды… потому что это занятие ему понравилось.
Наставник закрыл глаза, пытаясь собрать в памяти лучшие моменты своего постепенного повышения при дворе.
— Сари, ты что, заболел?
Этот голос… этот голос, уже низкий и властный!
— Это ты, это правда ты?
— Если спишь, спи дальше. Если нет — смотри.
Сари открыл глаза.
Это и в самом деле был Рамзес, тоже весь в пыли, но с сияющими глазами.
— Нам с тобой надо бы помыться; где ты пропадал, наставник?
— В злачном месте, в конюшне.
— Ты меня искал?
Вне себя от удивления, Сари встал и обошел вокруг Рамзеса.
— Что ты сделал со своим локоном?
— Мой отец сам его отрезал.
— Немыслимо! Ритуал требует, чтобы…
— Ты что, сомневаешься в моем слове?
— Прости.
— Сядь, наставник, и слушай.
Пораженный тоном царевича, который вдруг перестал быть ребенком, Сари повиновался.
— Мой отец подверг меня испытанию диким быком.
— Это… это невероятно!
— Я не победил, но я сумел противостоять этому чудовищу и, думаю… отец выбрал меня как будущего правителя!
— Нет, царевич; твой старший брат уже назначен наследником.
— А он прошел испытание быком?
— Сети просто хотел приблизить тебя к опасности, которую ты так любишь.
— И он стал бы тратить свое драгоценное время на это? Он призвал меня к себе, я уверен!
— Не обольщайся, это — безумие.
— Безумие?
— Для влиятельных персон двора ты ничего собой не представляешь.
— Что же во мне не так?
— Ты сам.
— Ты хочешь указать мне мое место?
— Здравый смысл этого требует.
— Только он не обладает силой быка.
— Игры власти более жестоки, чем ты можешь предположить; одной отваги недостаточно, чтобы выйти победителем.
— Ну что ж, ты мне поможешь.
— Что?
— Ты хорошо знаешь нравы двора; ты можешь определить, кто мне друг, а кто враг, можешь мне советовать.
— Не требуй от меня слишком многого… Я всего лишь твой наставник.
— Ты забыл, что мое детство — в прошлом? Решай, либо ты становишься моим помощником, либо мы расстанемся.
— Ты вынуждаешь меня идти на неоправданный риск, но ты еще не дорос до высшей власти; твой старший брат уже долгое время готовится к этому. Если ты встанешь поперек, он тебя уничтожит.
3
Наконец наступил решающий вечер.
Зарождалась новая луна, ночь стояла непроглядная. Всем своим товарищам, которые, как и он, воспитывались наставниками, Рамзес назначил в этот день важную встречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87