— Обязательно. Главное, чтобы Господь не забыл устроить напоследок дождь.
— Идем, Алексей. Я кивнул.
— Да, Ира… Подожди еще минутку. — Ухватив опального инквизитора за рукав, я вновь оттащил его в сторону. Перешел на шепот и торопливо спросил: — Ты знал, да? Ты все заранее знал?
Он понял, о чем я. Сразу понял. И так же тихо ответил:
— Да.
— Но откуда?
Вместо ответа он только улыбнулся и закатил глаза. Я поморщился: секреты, всюду одни секреты. Как мне все это уже надоело!
Тем не менее расстались мы вполне мирно. Пожали друг другу руки, пообещали в случае чего забегать на огонек, Хмырь посулил достать настоящего коньяку, я вспомнил найденную в старом городе бутылку… Обычные, ничего не значащие слова перед лицом надвигающегося Апокалипсиса.
Уже на лестнице, подхватив рассеянно нащупывающую ногой ступени Ирину под локоток, я тихо спросил:
— О чем вы с ним говорили?
— О жизни, — равнодушно ответила Ирина, явно не собираясь вдаваться в излишние подробности. — О жизни, о Боге и о тебе.
* * *
У Ирины была квартирка неподалеку от центра. Уютная однокомнатная на третьем этаже с видом на парк. Планировка помещений была точно такая же, как и у меня, — видимо, дома были построены по одному проекту. Но в отличие от моих угодий здесь за хлипкой деревянной дверью находился не совмещенный с медвежьей берлогой склад всякого барахла. Здесь действительно жили.
Аккуратно наклеенные обои, чистенькие половики, накрытый бахромчатой скатертью стол. Чистота и уют. Но не доведенные до абсолюта, а самые обычные. Живые. Женские.
Но были и следы мужского присутствия: аккуратно приколоченная полка, пахнущая свежим деревом, блестящий начищенной медью новенький кран на кухне, сапоги сорок пятого размера в коридоре. Впрочем, следы эти уже отступали под неумолимым натиском времени и пахло от них… Смертью пахло, горечью и болью.
Наверное, неделю назад в тихом пустынном дворике действительно простился с жизнью близкий ей человек. Друг, брат… может быть, даже муж.
Я мог бы спросить. И она бы мне ответила. Сейчас, когда ее глаза видели отблески божественного величия, рядом с которым нелепая смерть близкого человека не имела никакого значения, она бы ответила. Но я не стал спрашивать. Не захотел бередить рану.
В конце концов, это все равно не дало бы мне ничего, кроме удовлетворения сиюминутного любопытства.
— Проходи, — рассеянно отозвалась Ирина, заметив, что я бестолково остановился посреди комнаты. — Садись.
Неопределенно махнув рукой, она вышла из комнаты и появилась минут через пять, одетая в обычный домашний халатик веселенькой расцветки. Села на диван, машинально включила радио.
Передавали новости. Самые обычные. О запасах продовольствия на будущий год. О пуске в эксплуатацию новой доменной печи. О внеочередном собрании синода и необыкновенно массированном нашествии нечисти, сразу с трех сторон атаковавшей вчера защитный периметр соседнего города Магнитогорска.
О приближающемся Апокалипсисе — ни полслова. Городские власти предпочитали молчание любым неизбежно бесполезным словам. И, в принципе, правильно делали. Незачем провоцировать панику.
Я представил себе возможные последствия столь необдуманного шага, как официальное подтвержденное церковью объявления конца света, и мне разом поплохело.
Что сделает народ, услышав столь «приятную» новость?..
Всеобщая истерия. Мгновенный всплеск разгула и насилия. Осаждающие городские церкви толпы народа. Вновь вышедшие на охоту мародеры…
Нет, молчание в данной ситуации — единственно верный выход. Скрыть, утаить, завесить плотным занавесом секретности пугающие факты. Надолго это, конечно, не поможет — слишком много людей уже в курсе дел. У них есть семьи, родные, близкие, в конце концов, просто друзья. Рано или поздно слухи просочатся. Но остается шанс, всего лишь шанс, что они не дорастут до критического уровня. Что на улицах не появятся бушующие толпы народа… По крайней мере, в ближайшие два дня не появятся. А потом… потом некому будет бунтовать.
А слухи уже просочились. И напряжение уже чувствуется. Даже в голосе пересказывающего последние новости диктора, в каждой его фразе, в каждом слове оно неуловимо ощущалось. Будто повисшая на горизонте грозовая туча. Тяжелая. Мрачная. Угрожающая.
Или, может быть, мне это только кажется?..
А синий лед в глазах смотрящей на меня Ирины мне тоже кажется?
— Что такое? — негромко поинтересовался я. — Ты смотришь на меня так, будто я только что наступил на твою любимую болонку. Что случилось?
— Я чувствую… — голосом впавшего в транс предсказателя протянула Ирина. Потом медленно, как во сне, встала. Шагнула вперед. И вдруг резко выбросила руку, ткнув пальцем прямо мне в грудь. — Что там у тебя?
Я коротко хмыкнул. Сунул руку за пазуху.
— Всего лишь это. — На стол тяжело плюхнулся обмотанный потерявшей всякий цвет тряпкой сверток.
— Покажи.
Приказной тон мне очень не понравился. И возможные последствия тоже. Но я все же кивнул, послушно размотал сверток и молча показал ей кинжал. Простая безыскусная рукоять легла в руку как влитая. И тотчас же кинжал дрогнул. Слабо, практически неощутимо. Но все же, будь он живым существом, я бы сказал, что он напрягся в ожидании возможной схватки.
Неужели и впрямь?.. Нет. Не верю. Не верю! Никогда!..
Брови Ирины чуть опустились. Лед в ее глазах заметно окреп, полыхнул сотнями бритвенно-острых граней. Коротко вякнуло что-то невразумительное мое чувство опасности. Вякнуло и в ужасе заткнулось, когда Ирина, подняв руку, медленно потянулась к лежащему в моей ладони инструменту тьмы и смерти.
На мгновение мне показалось, что кинжал выгибается в моей руке, то ли пытаясь уйти от соприкосновения, то ли намереваясь поднырнуть под тянущуюся к нему ладонь, чтобы потом, дернув мою руку вперед, коротко, без замаха, войти прямо под левую грудь. Войти. Провернуться в ране. Вырваться, разбрызгивая ярко-алую кровь. И снова войти. И снова… И снова…
Ну, уж нет.
Так не пойдет… Ты всего лишь орудие, кусок металла. Ты не сможешь заставить меня это сделать. Не сможешь!.. Я человек, а ты всего лишь железяка. Я сильнее…
Кончики пальцев Ирины коснулись источающего тягучие волны тьмы лезвия. И тотчас же мою ладонь кольнули тысячи холодных иголок. А откуда-то изнутри поднялась такая волна ненависти, что я едва… едва… едва удержался…
Мимолетно скользнув пальцами по обжигающе-холодному металлу острия, Ирина отвела руку. А я наконец-то смог перевести дух и осторожно разжать намертво стиснутые зубы. Чужая воля, не сумев совладать со мной, отступила… На некоторое время.
Проклятье, что этот кинжал делает? На что он меня толкает? Что за чудовище он хочет из меня сотворить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94