Бессильно реву, колотя мертвое тело вора руками и ногами. Оно дергается, но из него больше ничто не выходит. Теперь он так же пуст, как и я.
Они снова обманули меня… Они говорили, что им нужны те цветные бумажки, что лежали у меня в столе, и бесполезные кусочки желтого металла. Но они обманули! Они забрали их, а потом убили меня. И взяли нечто куда более ценное…
Пустота жжет меня изнутри.
Смерть вора не смогла ее заполнить. Но, может быть, если я помещу это жалко скорчившееся у моих ног тщедушное тело внутрь, то мне станет легче?
Я киваю самому себе и сажусь на корточки…
* * *
Ухватившись трясущейся рукой за резную деревянную спинку, я рывком сел. Подождал, пока исчезнут плывущие перед глазами разноцветные круги. Жадно втянул сухой, пахнущий пылью воздух. Повернув голову, тупо посмотрел в окно… И вздрогнул.
Сквозь грязновато-мутное стекло пробивались тусклые лучи солнца, успевшего в своем каждодневном путешествии взобраться уже довольно высоко.
Господи… Сколько же я спал?.. И что за дрянь мне опять снилась?
Резко, так, что аж закружилась голова, я спрыгнул с кровати. Выдернул из прислоненных к изголовью ножен меч. И первым делом крадучись обошел квартиру, на всякий случай заглядывая под столы и открывая дверцы обросших пышной бахромой пыли шкафов… Зряшное, конечно, занятие. Бестолковое. Если бы какая-нибудь тварь пролезла сюда в то время, как я валялся в отрубе, вряд ли мне довелось проснуться… Но мало ли. Потерявшие осторожность или ставшие слишком самоуверенными чистильщики гибнут очень быстро. Лучше уж перестраховаться.
Кажется, все в порядке. Незваных гостей на моей временной жилплощади вроде не появилось… Хотя могли бы. Ох как могли. И то, что я специально выбрал место для ночевки на шестом этаже десятиэтажного дома, чтобы никто не смог запрыгнуть в окно или спуститься с крыши на балкон, что железную входную дверь с ходу не сможет высадить даже вампир, что на окнах есть наспех кем-то наваренные, очевидно уже после Дня Гнева, кустарные решетки — все это было бы практически бесполезно, если б кто-нибудь из здешних тварей вдруг почуял запах человека, в то время пока я спокойно спал…
Пристроив меч на стоящий возле окна пыльный столик, я взгромоздился на подоконник. Сорвал обертку с конфискованного вчера у Димки Осипова пакетика армейского сухого пайка. Задумчиво постучав твердым как кирпич брикетом по ладони, на всякий случай пощупал затылок… Нет, шишки вроде бы не было.
И тем не менее половина ночи из моей памяти таинственным образом испарилась… Странно.
Что я вообще помню?..
Опустившаяся на землю непроглядная темнота. Плывущие вдали отблески озаренного тысячами электрических огней нового города. Вой оборотня, пронзивший небеса холодной жестокостью и неизбывной болью. Подозрительное шебуршание, доносящееся от подножия дома… Обычная ночь в живущем своей вечно голодной нежизнью старом городе. Ничего особого.
Как обычно, когда приходилось ночевать за городом, спал я весьма чутко. Вполуха. Вполглаза… Вполноса. Часто приподнимался и, держа ладонь на рукояти меча, вглядывался в танцующие во дворе угольно-черные тени, вслушивался в далекий сухой треск автоматных очередей и вой вышедших на ночную охоту оборотней, внюхивался в тонкую струйку просачивающегося через приоткрытую форточку воздуха… То есть сначала это была совершенно обычная ночь.
А потом — как будто кто-то пыльным мешком по затылку врезал.
Я вырубился. Начисто. Провалился в сон и продрых без задних ног чуть не до полудня. Нехорошо. Ох как нехорошо.
А тут еще этот сон… Кстати, на это раз что-то новенькое. Такого я еще не видел. И на все сто уверен, что не хотел бы увидеть его вновь.
Эх, сны, сны — зеркала реальности… Раньше, до Дня Гнева, к ним относились как к чему-то несерьезному.
Изучали, анализировали, выстраивали цепочки предположений и домыслов, спрашивали друг друга: «А ты веришь в сны?» И снисходительно улыбались, услышав в ответ «да».
Сейчас все совсем иначе. Никто уже не улыбается, никто не кивает свысока. После столетий насмешек и осторожных попыток толкований сны наконец-то приняли всерьез. Даже более чем всерьез. Да и как иначе, если новейшая теология, которая после Дня Гнева моментально стала главнейшей наукой человечества, затмив занимавшую это почетное место доселе физику, считает вполне и недвусмысленно доказанным, что именно во сне человеку легче всего прикоснуться к высшим силам и увидеть мир их глазами?
Сны — это очень, очень серьезно. Посредством снов с нами общается Господь. Посредством снов нам шлет свои послания Люцифер.
Знать бы только, кто из них решил наградить меня сегодняшним кошмариком? И зачем?.. Впрочем, последний вопрос с повестки дня можно снять…
Что бы там не говорила церковь, у владык верхнего и нижнего миров все-таки есть некая общая черта: оба они больше всего на свете не любят, когда их спрашивают: «Зачем?» И карают за это беспощадно.
А что касается первого вопроса… Разве это для меня столь важно?
Лениво отщипывая и кидая в рот безвкусно-солоноватые крошки, я теребил переплетенную кожаными ремешками рукоять меча. А еще я думал.
Думал не о прошлом — нет смысла сожалеть о прошедшем, его все равно не изменить. И не о настоящем— оно мимолетно и по своей сути является всего лишь отвлеченным философским понятием. Нет. Я думал о будущем, о том, что принесет мне этот день.
Наверное, ничего, кроме очередных неприятностей…
Меня ищет церковь, меня жаждет заполучить инквизиция, по указке все тех же святых отцов меня выслеживает Управление. За что?.. Какая разница? Если поначалу я и не видел причины, то теперь-то уж точно повод найдется.
Я искоса взглянул на спокойно лежащий на пыльном столике тряпичный сверток. Поморщился, ощутив ползущее по комнате зловоние тьмы. Странно… Я уже почти не обращал на него внимания. Чувствовал, только если специально принюхивался.
Наверное, тьма уже настолько глубоко въелась в мою душу, что я уже ее не замечаю, как не замечают нечто ставшее привычным и обыденным. Не замечают до тех пор, пока это нечто вдруг не обернется своей новой, кошмарной стороной и не пожрет мое испуганно вопящее «я».
Печальная перспектива. Она стала неизбежностью после того, как я принял решение и взял в руки излучающий волны иномирового зла инструмент. Но, самое страшное, я об этом ничуть не сожалею. И, в конце концов, именно это отсутствие раскаяния низвергнет меня в ад, к вящей радости Аваддона.
Почему-то, даже после увиденного в глазах демона преддверья, меня это почти не пугало.
Может быть, потому, что в глубине души я до сих пор еще не могу поверить в реальность навалившегося на меня? Может быть, потому, что я, сам того не осознавая, все еще живу в полудетском, простом и понятном мире, где существуют четко разделяемые добро и зло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94