Это черное существо было размером не больше крупной собаки. Мари-Луиза Риччи, все еще пребывающая в неведении, заснула в удобном кресле в тот момент, когда Буч Кэссиди и Санденс Кид взорвали поезд и стояли в боливийской пыли, осыпаемые дождем из бумажных денег.
9
Лео сидел в машине, чей двигатель продолжал работать, и каждые пятнадцать минут продвигался вперед на целый фут. Были открыты всего лишь две будочки дорожного сбора из пяти, и неподвижная полоса машин тянулась к Норрингтону и Выезду № 16. Нарушители проносились в своих автомобилях по двум левым полосам, которые официально были закрыты, пытаясь хоть немного пробраться вперед. Лео с удовлетворением отметил, что машины-очередники стояли практически бампер к бамперу и авантюристам никак не удавалось протиснуться. Впереди, по другую сторону шлагбаума, он увидел огни и вспышки красного пламени. Так что там наверняка катастрофа.
В девять часов, все еще находясь на пятьдесят первом месте от пропускного пункта, он включил радио и нашел станцию Вудвилла. Новости касались последней заварушки в Иране и судьбы находившихся там американцев. Потом речь пошла о земельных проблемах Хэмпстеда. Все это Лео слушал без всяких проблесков интереса. Затем, когда диктор произнес слова «Вудвилл Солвент», Лео выпрямился на сиденье и увеличил громкость: "Эта ужасная трагедия привела к гибели двух человек – Фрэнка Торогуда из Патчина и Гарни Вашингтона из Вудвилла. Исследования, проведенные Департаментом здравоохранения, показали, что причиной смерти послужило отравление моноокисью углерода.
Завод был немедленно закрыт для проведения профилактических мероприятий, и, вероятно, там произведут полную смену оборудования". Затем раздался взволнованный, высокий голос Теда Вайса, лгущего сквозь свои кроличьи зубки: «Мы узнали об этом, когда.., никто не чувствует большей утраты, чем я… Возможно, что владельцы примут решение свернуть…»
Это было для Лео новостью – он, должно быть, разговаривал с Пирсом, когда Вайс решил быть честным и упомянуть о «владельцах». А может, он и не был честным, просто слишком перепуганным и глупым. Но этот ляп заметил только Лео. Диктор перешел к сводке погоды и дорожных катастроф. К этому времени Лео довольно улыбался сам себе.
***
Все машины вытянулись в одну линию, властные полицейские помахивали сигнальными фонарями, горели огни, мигалки на крышах полицейских машин вспыхивали голубым, красным и зеленым. Обломки разбитых и сгоревших машин уже утащили с дороги, но шестиколесный фургон все еще находился здесь, точно поверженный динозавр.
Остальные перекрытые полосы были усеяны битым стеклом и мелкими обгоревшими фрагментами. Когда Лео, выстроившись в линию с остальными водителями, медленно проезжал мимо, он, взглянув в сторону полицейской мигалки, увидел зажатую между колесами фургона машину, чью марку опознать было невозможно. Весь верх машины до уровня дверных ручек был снесен, а внутри скорчилось нечто, бывшее раньше человеческим существом. «Стоуни…» – неожиданно для себя подумал Лео и вдруг с ужасающей ясностью вспомнил двух мертвых юношей за стеклянной стеной бокса – рты и глаза открыты – и вновь увидел стекающую в дренажное отверстие белую пену. Он загнал эти видения в какой-то пустой и темный уголок своего сознания и вновь поглядел вперед, на высокого полицейского, который размахивал сигнальным фонарем.
Выезд № 18 был всего в трех милях отсюда, и теперь Лео изо всех сил торопился домой. Казалось, что облако несчастий закружилось вокруг него и не отпускало, словно он все время находился в его эпицентре. Вспышки лампы-мигалки отражались в зеркальце заднего обзора и метались у него по лицу. И он три мили еле плелся до выезда.
Умом Лео понимал, что с женой ничего не могло случиться. Он догадывался, что все его страхи берут начало в Вудвилле, что они – последствия его визита туда и этой внезапной катастрофы на шоссе. Он был далеко не таким крутым, каким старался казаться в Вудвилле, и теперь его разум никак не мог избавиться от страхов. «От тех неприятностей ты избавился, – шептало ему его подсознание, – но есть неприятности, от которых избавиться не так уж легко». Но ведь, судя по радиосводке, его план сработал? И Лео пытался уверить себя, что раз это удалось, то и все остальное будет в порядке.
Все будет хорошо, все будет хорошо, все везде будет хорошо.
Опять он увидел этих двоих, Вашингтона и Торогуда, лежащих на спине в стеклянном боксе. Он свернул к разъезду и погнал свой «корвет», не обращая внимания на предупредительные знаки.
Лео проехал по пустым улицам Хэмпстеда. В домах горели огни, и там продолжалась обычная семейная жизнь. Мужчина выгуливал собаку, полная женщина в хлопчатобумажном спортивном костюме трусила по Чарльстон-роад. На углу его улицы стоял с отсутствующим видом подросток, оглядывая небо, словно выбирал себе маршрут. На какую-то секунду Лео показалось, что он узнал этого мальчика, светловолосого, не слишком рослого для своих лет, в полосатой рубахе с подвернутыми рукавами, из которых торчали худенькие руки. Но фары метнулись дальше, подросток исчез из виду, и Лео свернул на Кэннон-роад.
На своих полутора акрах дома важно взбирались вверх по холму, словно объявляя о собственной ценности; хоть они и не были такими шикарными, как на Эрмитаж-авеню, но солидными – без сомнения. Все дети на этой улице были блондинами, все холодильники были забиты минеральной водой, а в шкафах в прихожей валялись дорогие кроссовки, предназначенные для бега трусцой. Подъезжая к пятому дому, Лео увидел машину Стоуни, оставленную на подъезде к дому.
Затем он увидел, что во всех окнах было темно. Машина, не заведенная в гараж, пустые темные окна… Лео судорожно вздохнул при этих первых признаках того, что что-то было неладно, и почувствовал, как холод коснулся его головы. Он выехал на дорожку и протиснулся мимо машины жены.
Перед парадной дверью он остановился и поглядел по сторонам. На углу Чарльстон-роад никого не было, деревья дружно гудели во тьме, точно срослись в одно гигантское дерево. Наступала ночь, повсюду было тихо. Мистер Лео Фрайдгуд вернулся домой в субботу вечером после утомительной и важной работы. Мистер Лео Фрайдгуд заслужил отдых. Неожиданно сердце у него сжалось. Он резко повернулся и быстро зашагал к парадной двери.
Она была незаперта. Внутри было темнее, чем снаружи, и он включил свет в прихожей.
– Стоуни! – позвал он. Никакого ответа. – Стоуни?
Он шагнул вперед, все еще надеясь на то, что все можно как-то разумно объяснить: она вышла погулять или заскочила на коктейль в соседний дом. Но Стоуни никогда не делала ни того, ни другого, во всяком случае ночью. Лео включил свет в столовой и увидел пустой стол, окруженный массивными деревянными стульями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
9
Лео сидел в машине, чей двигатель продолжал работать, и каждые пятнадцать минут продвигался вперед на целый фут. Были открыты всего лишь две будочки дорожного сбора из пяти, и неподвижная полоса машин тянулась к Норрингтону и Выезду № 16. Нарушители проносились в своих автомобилях по двум левым полосам, которые официально были закрыты, пытаясь хоть немного пробраться вперед. Лео с удовлетворением отметил, что машины-очередники стояли практически бампер к бамперу и авантюристам никак не удавалось протиснуться. Впереди, по другую сторону шлагбаума, он увидел огни и вспышки красного пламени. Так что там наверняка катастрофа.
В девять часов, все еще находясь на пятьдесят первом месте от пропускного пункта, он включил радио и нашел станцию Вудвилла. Новости касались последней заварушки в Иране и судьбы находившихся там американцев. Потом речь пошла о земельных проблемах Хэмпстеда. Все это Лео слушал без всяких проблесков интереса. Затем, когда диктор произнес слова «Вудвилл Солвент», Лео выпрямился на сиденье и увеличил громкость: "Эта ужасная трагедия привела к гибели двух человек – Фрэнка Торогуда из Патчина и Гарни Вашингтона из Вудвилла. Исследования, проведенные Департаментом здравоохранения, показали, что причиной смерти послужило отравление моноокисью углерода.
Завод был немедленно закрыт для проведения профилактических мероприятий, и, вероятно, там произведут полную смену оборудования". Затем раздался взволнованный, высокий голос Теда Вайса, лгущего сквозь свои кроличьи зубки: «Мы узнали об этом, когда.., никто не чувствует большей утраты, чем я… Возможно, что владельцы примут решение свернуть…»
Это было для Лео новостью – он, должно быть, разговаривал с Пирсом, когда Вайс решил быть честным и упомянуть о «владельцах». А может, он и не был честным, просто слишком перепуганным и глупым. Но этот ляп заметил только Лео. Диктор перешел к сводке погоды и дорожных катастроф. К этому времени Лео довольно улыбался сам себе.
***
Все машины вытянулись в одну линию, властные полицейские помахивали сигнальными фонарями, горели огни, мигалки на крышах полицейских машин вспыхивали голубым, красным и зеленым. Обломки разбитых и сгоревших машин уже утащили с дороги, но шестиколесный фургон все еще находился здесь, точно поверженный динозавр.
Остальные перекрытые полосы были усеяны битым стеклом и мелкими обгоревшими фрагментами. Когда Лео, выстроившись в линию с остальными водителями, медленно проезжал мимо, он, взглянув в сторону полицейской мигалки, увидел зажатую между колесами фургона машину, чью марку опознать было невозможно. Весь верх машины до уровня дверных ручек был снесен, а внутри скорчилось нечто, бывшее раньше человеческим существом. «Стоуни…» – неожиданно для себя подумал Лео и вдруг с ужасающей ясностью вспомнил двух мертвых юношей за стеклянной стеной бокса – рты и глаза открыты – и вновь увидел стекающую в дренажное отверстие белую пену. Он загнал эти видения в какой-то пустой и темный уголок своего сознания и вновь поглядел вперед, на высокого полицейского, который размахивал сигнальным фонарем.
Выезд № 18 был всего в трех милях отсюда, и теперь Лео изо всех сил торопился домой. Казалось, что облако несчастий закружилось вокруг него и не отпускало, словно он все время находился в его эпицентре. Вспышки лампы-мигалки отражались в зеркальце заднего обзора и метались у него по лицу. И он три мили еле плелся до выезда.
Умом Лео понимал, что с женой ничего не могло случиться. Он догадывался, что все его страхи берут начало в Вудвилле, что они – последствия его визита туда и этой внезапной катастрофы на шоссе. Он был далеко не таким крутым, каким старался казаться в Вудвилле, и теперь его разум никак не мог избавиться от страхов. «От тех неприятностей ты избавился, – шептало ему его подсознание, – но есть неприятности, от которых избавиться не так уж легко». Но ведь, судя по радиосводке, его план сработал? И Лео пытался уверить себя, что раз это удалось, то и все остальное будет в порядке.
Все будет хорошо, все будет хорошо, все везде будет хорошо.
Опять он увидел этих двоих, Вашингтона и Торогуда, лежащих на спине в стеклянном боксе. Он свернул к разъезду и погнал свой «корвет», не обращая внимания на предупредительные знаки.
Лео проехал по пустым улицам Хэмпстеда. В домах горели огни, и там продолжалась обычная семейная жизнь. Мужчина выгуливал собаку, полная женщина в хлопчатобумажном спортивном костюме трусила по Чарльстон-роад. На углу его улицы стоял с отсутствующим видом подросток, оглядывая небо, словно выбирал себе маршрут. На какую-то секунду Лео показалось, что он узнал этого мальчика, светловолосого, не слишком рослого для своих лет, в полосатой рубахе с подвернутыми рукавами, из которых торчали худенькие руки. Но фары метнулись дальше, подросток исчез из виду, и Лео свернул на Кэннон-роад.
На своих полутора акрах дома важно взбирались вверх по холму, словно объявляя о собственной ценности; хоть они и не были такими шикарными, как на Эрмитаж-авеню, но солидными – без сомнения. Все дети на этой улице были блондинами, все холодильники были забиты минеральной водой, а в шкафах в прихожей валялись дорогие кроссовки, предназначенные для бега трусцой. Подъезжая к пятому дому, Лео увидел машину Стоуни, оставленную на подъезде к дому.
Затем он увидел, что во всех окнах было темно. Машина, не заведенная в гараж, пустые темные окна… Лео судорожно вздохнул при этих первых признаках того, что что-то было неладно, и почувствовал, как холод коснулся его головы. Он выехал на дорожку и протиснулся мимо машины жены.
Перед парадной дверью он остановился и поглядел по сторонам. На углу Чарльстон-роад никого не было, деревья дружно гудели во тьме, точно срослись в одно гигантское дерево. Наступала ночь, повсюду было тихо. Мистер Лео Фрайдгуд вернулся домой в субботу вечером после утомительной и важной работы. Мистер Лео Фрайдгуд заслужил отдых. Неожиданно сердце у него сжалось. Он резко повернулся и быстро зашагал к парадной двери.
Она была незаперта. Внутри было темнее, чем снаружи, и он включил свет в прихожей.
– Стоуни! – позвал он. Никакого ответа. – Стоуни?
Он шагнул вперед, все еще надеясь на то, что все можно как-то разумно объяснить: она вышла погулять или заскочила на коктейль в соседний дом. Но Стоуни никогда не делала ни того, ни другого, во всяком случае ночью. Лео включил свет в столовой и увидел пустой стол, окруженный массивными деревянными стульями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106