Его злодей-соперник, нахмурившись, поплевал на свои перчатки и хлопнул ими друг о друга. Кролик же подскочил к нему (он был почти такого же роста), внезапно обнял его за жирную талию, оттолкнулся задними лапами от ковра, затем еще раз, и вдруг оба они взмыли в воздух.
Том задрал голову: они все поднимались и поднимались, пока не стали точкой в небе, потом на миг остановились и вдруг стали стремительно падать. Вот-вот разобьются в лепешку… И тут кролик, отпустив амбала, раскрыл маленький зонтик со сборками и плавно опустился на сцену. А его соперник, рухнув с головокружительной высоты, расплющился словно монета.
Тем не менее его плоская теперь туша приняла вертикальное положение, и он, яростно брызжа слюной, ринулся на кролика. Тот на своих мощных задних лапах легко и стремительно затанцевал вокруг противника, нанося короткие, но точные удары. Татуированный амбал, собрав все силы, размахнулся раздувшимся вдруг, точно воздушный шар, кулаком так, что вихрь взъерошил Тому волосы, а длинные кроличьи уши затрепыхались.
И тут со злодеем-амбалом произошел конфуз: он, видно, так перенапрягся, что его боксерские трусы лопнули на заду с таким звуком, будто он оглушительно «подпустил ветра».
Он покраснел как рак и, стыдливо прикрывая зад перчатками, в панике заметался по рингу.
– Вот это облажался! – радостно взвизгнул сидевший рядом фанат. – А ведь он, похоже…
Тут на мгновение испарившийся кролик Багс появился вновь, теперь уже на велосипеде, в сюртуке, цилиндре и с колокольчиком в лапе. Велосипед вихлялся из стороны в сторону в унисон со звоном колокольчика. На шее у кролика висела табличка с надписью: «Стайкен Тайм, портной, срочные заказы».
Тайм… Том задумался: имя вроде бы знакомое. И тут он вспомнил тот апрельский день, порывы ветра, несущие песок и ворошившие цветы на могилах. И преподобного мистера Тайма, моловшего полную чушь. Том осознал, что его охватывает ужас. Это не может быть простым совпадением, никак не может.
А Багс на велосипеде принялся выписывать круги по рингу. Теперь у него появилась громадная игла с продетой сквозь нее ниткой, более похожей на канат: двигаясь вокруг вконец растерянного амбала, он быстро-быстро упаковывал его словно в кокон. В точности как преподобный Тайм, Багс время от времени молитвенно соединял перед собой лапы, закатывал вверх глаза, кротко склонял голову – короче, пародировал священника как мог. Том как будто даже уловил запах мятной жвачки изо рта.
Когда Блуто (или все-таки Снейл?) исчез в коконе вместе со своей татуировкой, беспомощно извиваясь червяком, Багс соскочил с велосипеда и принялся выделывать над коконом загадочные пассы – через секунду тот превратился в кафедру, на которой лежала раскрытая книга. Багс поклонился, сложил молитвенно лапы и стал занудливо читать проповедь.
При виде столь блестящей пародии на ненавистного святошу Том почувствовал огромное облегчение.
– Жуткий зануда, правда? – пробормотал фанат.
– Еще какой! – ответил Том «Вот что делает магия», – подумал он с восхищением. Вот почему ее так ненавидят все эти ханжи в рясах и без оных: магия способна выставить их на посмешище, показав такими, как они есть. Ему вдруг стало так легко и свободно, как, наверное, никогда в жизни.
А Багс начал выделывать пассы возле своего велосипеда: тот прозвенел звонком и вдруг выстрелил вверх множеством железок, которые тут же превратились в огни фейерверка.
В лапах у кролика оказалось ружье. Он скинул сюртук, вывернул его наизнанку – теперь это была военная форма. Натянув ее на себя, Багс прицелился в воздух и нажал курок.
Из дула вырвались огни фейерверка. Затем он упер ружье стволом в пол, рванул на себя приклад, словно рычаг, в полу сцены распахнулся люк, куда и провалилось спеленутое тело Блуто, в которое уже успела превратиться церковная кафедра.
Исполнив победную пляску папуасов, кролик переломил ружье надвое – оно стало опять велосипедом, – вскочил в седло и умчался прочь со сцены.
– Надеюсь, вам понравилось, – сказал фанат голосом Коулмена Коллинза.
Том в возбуждении повернулся к нему: маг вернул свой нормальный облик. У него был чуть усталый, но страшно довольный вид, какой и положено иметь старому дядюшке-добряку, сумевшему великолепно развлечь любимого племянника и его лучшего друга.
– Ну да, вижу, что понравилось. – Вдруг он протянул руку и ласково погладил Тома по волосам. – А ты, мальчик мой, просто чудо.
Том невольно напрягся; приподнятое настроение почему-то сразу улетучилось.
– Какой сегодня день? – осведомился тем временем Коллинз.
Тома так ошарашил его неожиданный жест, что он лишь пожал плечами. Маг убрал руку с его головы.
– Сегодня воскресенье, – сказал он, – а по воскресеньям полагается предаваться благочестивым размышлениям.
Поэтому я счел необходимым включить в наш маленький спектакль хоть одну библейскую сценку.
Он хлопнул в ладоши, и декорация стала поворачиваться.
Веселенькая мелодия сменилась более спокойным, но каким-то пульсирующим ритмом. Том машинально принялся отбивать такт ногой, и маг одобрительно кивнул.
А декорация уже полностью повернулась: на сцене появился длинный стол, заставленный блюдами и кубками с вином. В окно лились багровые лучи предзакатного солнца.
Тринадцать фигур в хитонах за столом, хотя и знакомые, несомненно, не были столь легко узнаваемы, как кролик Багс или Блуто из мультиков.
Раздался громкий смех Дэла, и Тома осенило. Как же он мог сразу не узнать знаменитую сцену: внимание одиннадцати за столом полностью устремлено на высокого, еще молодого человека с бородой, сидящего в центре, а тринадцатый куда-то отводит взгляд…
– Та самая картина, – проговорил Том.
Коллинз улыбнулся.
Вместо религиозного гимна послышались вдруг бравурно-шаловливые аккорды фортепиано, собравшиеся за столом принялись размахивать руками, будто дирижируя, затем поднялись и пустились в пляс, горланя идиотские куплеты:
Трали-вали, трали-вали,
Трали-вали, семь пружин!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Меню у нас тут нету,
Ведь мы не в ресторане.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Вчера мы ели рыбу,
Сегодня – рыбу с хлебом,
А завтра – хлеб без рыбы,
Живем – не голодаем!
Эх!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Бородатый извлек из-под хитона саксофон и выдал пронзительное, душераздирающее соло, остальные принялись размахивать руками и притопывать. Один из апостолов задудел в трубу. Хор сменился нестройными пьяными воплями:
ЭХ-МА!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Декорация начала снова поворачиваться.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Том задрал голову: они все поднимались и поднимались, пока не стали точкой в небе, потом на миг остановились и вдруг стали стремительно падать. Вот-вот разобьются в лепешку… И тут кролик, отпустив амбала, раскрыл маленький зонтик со сборками и плавно опустился на сцену. А его соперник, рухнув с головокружительной высоты, расплющился словно монета.
Тем не менее его плоская теперь туша приняла вертикальное положение, и он, яростно брызжа слюной, ринулся на кролика. Тот на своих мощных задних лапах легко и стремительно затанцевал вокруг противника, нанося короткие, но точные удары. Татуированный амбал, собрав все силы, размахнулся раздувшимся вдруг, точно воздушный шар, кулаком так, что вихрь взъерошил Тому волосы, а длинные кроличьи уши затрепыхались.
И тут со злодеем-амбалом произошел конфуз: он, видно, так перенапрягся, что его боксерские трусы лопнули на заду с таким звуком, будто он оглушительно «подпустил ветра».
Он покраснел как рак и, стыдливо прикрывая зад перчатками, в панике заметался по рингу.
– Вот это облажался! – радостно взвизгнул сидевший рядом фанат. – А ведь он, похоже…
Тут на мгновение испарившийся кролик Багс появился вновь, теперь уже на велосипеде, в сюртуке, цилиндре и с колокольчиком в лапе. Велосипед вихлялся из стороны в сторону в унисон со звоном колокольчика. На шее у кролика висела табличка с надписью: «Стайкен Тайм, портной, срочные заказы».
Тайм… Том задумался: имя вроде бы знакомое. И тут он вспомнил тот апрельский день, порывы ветра, несущие песок и ворошившие цветы на могилах. И преподобного мистера Тайма, моловшего полную чушь. Том осознал, что его охватывает ужас. Это не может быть простым совпадением, никак не может.
А Багс на велосипеде принялся выписывать круги по рингу. Теперь у него появилась громадная игла с продетой сквозь нее ниткой, более похожей на канат: двигаясь вокруг вконец растерянного амбала, он быстро-быстро упаковывал его словно в кокон. В точности как преподобный Тайм, Багс время от времени молитвенно соединял перед собой лапы, закатывал вверх глаза, кротко склонял голову – короче, пародировал священника как мог. Том как будто даже уловил запах мятной жвачки изо рта.
Когда Блуто (или все-таки Снейл?) исчез в коконе вместе со своей татуировкой, беспомощно извиваясь червяком, Багс соскочил с велосипеда и принялся выделывать над коконом загадочные пассы – через секунду тот превратился в кафедру, на которой лежала раскрытая книга. Багс поклонился, сложил молитвенно лапы и стал занудливо читать проповедь.
При виде столь блестящей пародии на ненавистного святошу Том почувствовал огромное облегчение.
– Жуткий зануда, правда? – пробормотал фанат.
– Еще какой! – ответил Том «Вот что делает магия», – подумал он с восхищением. Вот почему ее так ненавидят все эти ханжи в рясах и без оных: магия способна выставить их на посмешище, показав такими, как они есть. Ему вдруг стало так легко и свободно, как, наверное, никогда в жизни.
А Багс начал выделывать пассы возле своего велосипеда: тот прозвенел звонком и вдруг выстрелил вверх множеством железок, которые тут же превратились в огни фейерверка.
В лапах у кролика оказалось ружье. Он скинул сюртук, вывернул его наизнанку – теперь это была военная форма. Натянув ее на себя, Багс прицелился в воздух и нажал курок.
Из дула вырвались огни фейерверка. Затем он упер ружье стволом в пол, рванул на себя приклад, словно рычаг, в полу сцены распахнулся люк, куда и провалилось спеленутое тело Блуто, в которое уже успела превратиться церковная кафедра.
Исполнив победную пляску папуасов, кролик переломил ружье надвое – оно стало опять велосипедом, – вскочил в седло и умчался прочь со сцены.
– Надеюсь, вам понравилось, – сказал фанат голосом Коулмена Коллинза.
Том в возбуждении повернулся к нему: маг вернул свой нормальный облик. У него был чуть усталый, но страшно довольный вид, какой и положено иметь старому дядюшке-добряку, сумевшему великолепно развлечь любимого племянника и его лучшего друга.
– Ну да, вижу, что понравилось. – Вдруг он протянул руку и ласково погладил Тома по волосам. – А ты, мальчик мой, просто чудо.
Том невольно напрягся; приподнятое настроение почему-то сразу улетучилось.
– Какой сегодня день? – осведомился тем временем Коллинз.
Тома так ошарашил его неожиданный жест, что он лишь пожал плечами. Маг убрал руку с его головы.
– Сегодня воскресенье, – сказал он, – а по воскресеньям полагается предаваться благочестивым размышлениям.
Поэтому я счел необходимым включить в наш маленький спектакль хоть одну библейскую сценку.
Он хлопнул в ладоши, и декорация стала поворачиваться.
Веселенькая мелодия сменилась более спокойным, но каким-то пульсирующим ритмом. Том машинально принялся отбивать такт ногой, и маг одобрительно кивнул.
А декорация уже полностью повернулась: на сцене появился длинный стол, заставленный блюдами и кубками с вином. В окно лились багровые лучи предзакатного солнца.
Тринадцать фигур в хитонах за столом, хотя и знакомые, несомненно, не были столь легко узнаваемы, как кролик Багс или Блуто из мультиков.
Раздался громкий смех Дэла, и Тома осенило. Как же он мог сразу не узнать знаменитую сцену: внимание одиннадцати за столом полностью устремлено на высокого, еще молодого человека с бородой, сидящего в центре, а тринадцатый куда-то отводит взгляд…
– Та самая картина, – проговорил Том.
Коллинз улыбнулся.
Вместо религиозного гимна послышались вдруг бравурно-шаловливые аккорды фортепиано, собравшиеся за столом принялись размахивать руками, будто дирижируя, затем поднялись и пустились в пляс, горланя идиотские куплеты:
Трали-вали, трали-вали,
Трали-вали, семь пружин!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Меню у нас тут нету,
Ведь мы не в ресторане.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Вчера мы ели рыбу,
Сегодня – рыбу с хлебом,
А завтра – хлеб без рыбы,
Живем – не голодаем!
Эх!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Бородатый извлек из-под хитона саксофон и выдал пронзительное, душераздирающее соло, остальные принялись размахивать руками и притопывать. Один из апостолов задудел в трубу. Хор сменился нестройными пьяными воплями:
ЭХ-МА!
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
Декорация начала снова поворачиваться.
На ужин у нас рыбка,
Какая – мы не знаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142