– Он усмехнулся. – Но для них нужно специальное место. Каталажки вроде этой – ерунда, отсюда можно выбраться с помощью согнутой шпильки. Поэтому строят специальные тюрьмы. Но на них не напасешься убийц и место зря пропадает. Вот они и начинают более жестко судить. Ты это почувствовал на своей шкуре, приятель.
– Но почему же меня поместили сюда, если здесь недостаточно надежно? – спросил я.
– Потому что специальные тюрьмы еще не готовы. Подожди, пока они построят их на острове Уайт, за что так ратует Маунтбэттен. Тогда тебя выпрут отсюда в мгновение ока. Тем временем они распределяют вас, опасных парней, по разным тюрьмам, так чтоб за вами было легче наблюдать.
Я осмотрел зал «Си».
– Если отсюда так легко удрать, почему же ты еще здесь? – удивился я.
Он посмотрел на меня с изумлением.
– Что я, дурак что ли? У меня ведь всего-навсего отрезок.
Это значит, что через два года, от силы через два с небольшим, я выйду отсюда, если, конечно, нервы не подведут и я не пристукну этого негодяя Хадсона. Ты не представляешь, что это такое – очутиться за пределами тюрьмы и стать объектом настоящей охоты. Это же кровожадные суки! Они, парень, используют вертолеты, радио. Просто военные маневры какие-то. Нет, овчинка не стоит выделки. – Он дернул меня за рукав. – Но ты – другое дело. Тебе в общем-то терять нечего, хотя выбраться отсюда труднее, чем мне. Они ведь с тебя глаз не спускают. И никуда не уйдешь за стеной, если будешь один. Нужна организация.
– Организация? Какая организация? – воскликнул я, крайне заинтересованный.
– Это все нужно спланировать там, на воле, – продолжал Джонни. – Ты же не захочешь уподобиться тем кретинам, которые, освободившись, бегают кругами по болотам, грызут незрелую брюкву и постоянно прислушиваются к лаю собак. – Он зябко передернул плечами. – Ох, уж эти чертовы собаки! Нет, нужна организация, которая выведет чисто. Ты думаешь, как убежал Вильсон, Бигс и другие?
– Что ж, – сказал я. – Давай, выкладывай. Как они убежали?
Он почесал нос.
– Ну, вот, как я и сказал – организация, внешнее планирование. Но это дело требует тугриков. Это по карману лишь состоятельным клиентам. – Он бросил взгляд по сторонам, наклонился ко мне и спросил вполголоса. – Слышал когда-нибудь о скарперах?
– Скарперах? – я помотал головой. – Никогда.
– Знаешь, тут разные слухи ходят, может, я и ошибаюсь, но говорят, что есть такие ребята, которые специально занимаются этим делом – ну помогают таким долгосрочникам, как ты, отвалить. – Он хмыкнул. – Это нечто новенькое в преступном мире. Но нужны бабки.
Ну, это понятно: деньги – товар.
– А как с ними связаться? – спросил я.
– А тебе не надо. Они сами свяжутся с тобой. Эти ребята очень разборчивы, выбирают своих клиентов тщательно. Но я слышал по тюремному телеграфу, что работают с гарантией. То есть ты чисто, с концами уходишь. А если что срывается – платы не требуют. Ну, там, компенсация расходов только. Такими, как я, они, конечно, не интересуются, а вот ты можешь их заинтересовать.
Я колебался.
– Джонни, понимаешь, я ведь в чужой стране, не знаю, что тут и как. Я и пробыл-то в Англии меньше недели. Если б ты смог по этому самому телеграфу намекнуть, что есть тут один, который нуждается в помощи, было бы здорово. Никаких имен, понятное дело.
– Думаешь, я дурак? Какие могут быть имена? – Он задумчиво посмотрел на меня и вздохнул. – А мне, когда я получу «протяжку» скарперы не помогут. У меня нет башлей. И не было никогда. Так что мне на роду написано здесь сидеть.
2
Шли месяцы.
Я чистил, скреб, полировал зал «Си» изо дня в день. Это было все равно, что чистить Авгиевы конюшни, хотя больше походило на свинюшник. У меня произошло несколько мелких стычек по этому поводу, но ничего такого, что отразилось бы в моем досье.
Время от времени приходил Форбс и снова пытался расколоть меня по поводу брильянтов, но из этого ничего не получилось, и он махнул рукой. Полагаю, что меня сочли неисправимым.
Пару раз меня посетил Маскелл. В первый раз он спросил, не собираюсь ли апеллировать по поводу пересмотра дела.
– А какой смысл? – спросил я.
– Ну так, ради формы, – ответил он. – Кстати, вы помните, судья бросил фразу о том, что он, мол, не видит, как ваше дело может быть хуже, чем оно есть? С его стороны это была очень неосторожная фраза, и ее можно рассматривать как попытку оказать давление на присяжных. Правда, с другой стороны, ваше упрямство относительно исчезнувшей собственности не очень обнадеживает.
Я улыбнулся ему.
– Мистер Маскелл, если я ничего не знаю о брильянтах, как я могу что-нибудь сказать о них?
Апелляцию мы решили не подавать.
Во второй раз я встретился с ним в кабинете начальника тюрьмы. Тот сказал:
– Ваш адвокат просит вас подписать доверенность.
Маскелл пояснил:
– Мистер Риарден имеет кое-какие вклады в Южной Африке, которые теперь так ликвидированы и переводятся в Англию. Естественно, нужен человек, который будет заниматься этим, поскольку сам он такой возможности лишен.
– Какая сумма имеется в виду? – спросил начальник.
– Немногим больше 400 фунтов, – сказал Маскелл. – Вложение их в какой-нибудь попечительный фонд даст через двадцать лет около тысячи фунтов. Сумма, на которую мистер может твердо рассчитывать, я полагаю. – Он протянул бумагу. – Вот разрешение министерства внутренних дел.
– Хорошо, – сказал начальник, и я подписал доверенность.
В конце концов, кто-то должен платить за радио, которым мне разрешили пользоваться – такие вещи бесплатно не предоставляются. Приятно было и то, что меня не забывают. Я тепло поблагодарил Маскелла.
И вот наступил день, когда я зачеркнул цифру 365 в моем календаре. Впереди оставалось только девятнадцать лет. Джонни ничего не сообщал мне о скарперах, и я с грустью думал о том, что мои шансы на побег ничтожны.
Я все еще числился в категории особо опасных со всеми вытекающими отсюда неудобствами. Но теперь я уже привык спать с включенным светом и автоматически складывал свою одежду за порогом камеры, когда приходил с вечерним обходом Смитон. Через разные промежутки времени меня переводили из камеры в камеру, и я тщательно фиксировал этот процесс, пытаясь нащупать какой-нибудь принцип. Однако, насколько я мог судить, ни с точки зрения времени, ни с точки зрения выбора камеры, никаких закономерностей не было. Я решил, что они просто прибегают к гаданию, вытаскивая клочки бумаги из чьей-нибудь фуражки. В этом случае я был бессилен.
Примерно в это время я встретился со Слэйдом. Он числился в категории впервые совершивших преступление и получил сорок два года, хотя я сомневался в том, что Специальное уложение о совершивших преступление впервые предусматривает наказание за шпионаж. Я, конечно, слышал о Слэйде – о суде над ним постоянно сообщалось в выпусках новостей по радио и в газетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Но почему же меня поместили сюда, если здесь недостаточно надежно? – спросил я.
– Потому что специальные тюрьмы еще не готовы. Подожди, пока они построят их на острове Уайт, за что так ратует Маунтбэттен. Тогда тебя выпрут отсюда в мгновение ока. Тем временем они распределяют вас, опасных парней, по разным тюрьмам, так чтоб за вами было легче наблюдать.
Я осмотрел зал «Си».
– Если отсюда так легко удрать, почему же ты еще здесь? – удивился я.
Он посмотрел на меня с изумлением.
– Что я, дурак что ли? У меня ведь всего-навсего отрезок.
Это значит, что через два года, от силы через два с небольшим, я выйду отсюда, если, конечно, нервы не подведут и я не пристукну этого негодяя Хадсона. Ты не представляешь, что это такое – очутиться за пределами тюрьмы и стать объектом настоящей охоты. Это же кровожадные суки! Они, парень, используют вертолеты, радио. Просто военные маневры какие-то. Нет, овчинка не стоит выделки. – Он дернул меня за рукав. – Но ты – другое дело. Тебе в общем-то терять нечего, хотя выбраться отсюда труднее, чем мне. Они ведь с тебя глаз не спускают. И никуда не уйдешь за стеной, если будешь один. Нужна организация.
– Организация? Какая организация? – воскликнул я, крайне заинтересованный.
– Это все нужно спланировать там, на воле, – продолжал Джонни. – Ты же не захочешь уподобиться тем кретинам, которые, освободившись, бегают кругами по болотам, грызут незрелую брюкву и постоянно прислушиваются к лаю собак. – Он зябко передернул плечами. – Ох, уж эти чертовы собаки! Нет, нужна организация, которая выведет чисто. Ты думаешь, как убежал Вильсон, Бигс и другие?
– Что ж, – сказал я. – Давай, выкладывай. Как они убежали?
Он почесал нос.
– Ну, вот, как я и сказал – организация, внешнее планирование. Но это дело требует тугриков. Это по карману лишь состоятельным клиентам. – Он бросил взгляд по сторонам, наклонился ко мне и спросил вполголоса. – Слышал когда-нибудь о скарперах?
– Скарперах? – я помотал головой. – Никогда.
– Знаешь, тут разные слухи ходят, может, я и ошибаюсь, но говорят, что есть такие ребята, которые специально занимаются этим делом – ну помогают таким долгосрочникам, как ты, отвалить. – Он хмыкнул. – Это нечто новенькое в преступном мире. Но нужны бабки.
Ну, это понятно: деньги – товар.
– А как с ними связаться? – спросил я.
– А тебе не надо. Они сами свяжутся с тобой. Эти ребята очень разборчивы, выбирают своих клиентов тщательно. Но я слышал по тюремному телеграфу, что работают с гарантией. То есть ты чисто, с концами уходишь. А если что срывается – платы не требуют. Ну, там, компенсация расходов только. Такими, как я, они, конечно, не интересуются, а вот ты можешь их заинтересовать.
Я колебался.
– Джонни, понимаешь, я ведь в чужой стране, не знаю, что тут и как. Я и пробыл-то в Англии меньше недели. Если б ты смог по этому самому телеграфу намекнуть, что есть тут один, который нуждается в помощи, было бы здорово. Никаких имен, понятное дело.
– Думаешь, я дурак? Какие могут быть имена? – Он задумчиво посмотрел на меня и вздохнул. – А мне, когда я получу «протяжку» скарперы не помогут. У меня нет башлей. И не было никогда. Так что мне на роду написано здесь сидеть.
2
Шли месяцы.
Я чистил, скреб, полировал зал «Си» изо дня в день. Это было все равно, что чистить Авгиевы конюшни, хотя больше походило на свинюшник. У меня произошло несколько мелких стычек по этому поводу, но ничего такого, что отразилось бы в моем досье.
Время от времени приходил Форбс и снова пытался расколоть меня по поводу брильянтов, но из этого ничего не получилось, и он махнул рукой. Полагаю, что меня сочли неисправимым.
Пару раз меня посетил Маскелл. В первый раз он спросил, не собираюсь ли апеллировать по поводу пересмотра дела.
– А какой смысл? – спросил я.
– Ну так, ради формы, – ответил он. – Кстати, вы помните, судья бросил фразу о том, что он, мол, не видит, как ваше дело может быть хуже, чем оно есть? С его стороны это была очень неосторожная фраза, и ее можно рассматривать как попытку оказать давление на присяжных. Правда, с другой стороны, ваше упрямство относительно исчезнувшей собственности не очень обнадеживает.
Я улыбнулся ему.
– Мистер Маскелл, если я ничего не знаю о брильянтах, как я могу что-нибудь сказать о них?
Апелляцию мы решили не подавать.
Во второй раз я встретился с ним в кабинете начальника тюрьмы. Тот сказал:
– Ваш адвокат просит вас подписать доверенность.
Маскелл пояснил:
– Мистер Риарден имеет кое-какие вклады в Южной Африке, которые теперь так ликвидированы и переводятся в Англию. Естественно, нужен человек, который будет заниматься этим, поскольку сам он такой возможности лишен.
– Какая сумма имеется в виду? – спросил начальник.
– Немногим больше 400 фунтов, – сказал Маскелл. – Вложение их в какой-нибудь попечительный фонд даст через двадцать лет около тысячи фунтов. Сумма, на которую мистер может твердо рассчитывать, я полагаю. – Он протянул бумагу. – Вот разрешение министерства внутренних дел.
– Хорошо, – сказал начальник, и я подписал доверенность.
В конце концов, кто-то должен платить за радио, которым мне разрешили пользоваться – такие вещи бесплатно не предоставляются. Приятно было и то, что меня не забывают. Я тепло поблагодарил Маскелла.
И вот наступил день, когда я зачеркнул цифру 365 в моем календаре. Впереди оставалось только девятнадцать лет. Джонни ничего не сообщал мне о скарперах, и я с грустью думал о том, что мои шансы на побег ничтожны.
Я все еще числился в категории особо опасных со всеми вытекающими отсюда неудобствами. Но теперь я уже привык спать с включенным светом и автоматически складывал свою одежду за порогом камеры, когда приходил с вечерним обходом Смитон. Через разные промежутки времени меня переводили из камеры в камеру, и я тщательно фиксировал этот процесс, пытаясь нащупать какой-нибудь принцип. Однако, насколько я мог судить, ни с точки зрения времени, ни с точки зрения выбора камеры, никаких закономерностей не было. Я решил, что они просто прибегают к гаданию, вытаскивая клочки бумаги из чьей-нибудь фуражки. В этом случае я был бессилен.
Примерно в это время я встретился со Слэйдом. Он числился в категории впервые совершивших преступление и получил сорок два года, хотя я сомневался в том, что Специальное уложение о совершивших преступление впервые предусматривает наказание за шпионаж. Я, конечно, слышал о Слэйде – о суде над ним постоянно сообщалось в выпусках новостей по радио и в газетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64