«Убийство в Восточном экспрессе». Эта книга была покруче, чем мои «Детективные загадки…». Но теперь, во всяком случае, понятно, откуда скучающий бармен черпает вдохновение.
— Я не хотел… Не хотел… — Тихий, едва внятный эстонский Калью Куллемяэ заставил меня вздрогнуть.
Пока я заседала у стойки Андрона, Калыо успел прийти в себя.
Он покинул столик и на нетвердых ногах поплелся за мной. Я даже прижалась к стене, чтобы пропустить его. Терять «устрицу пустыни» из-за какого-то пьяного придурка мне не хотелось. Но у Калью, судя по всему, были совсем другие планы.
— Moldaavlane . — Он ткнул в меня пальцем и хихикнул.
Я хотела было ответить ему на чистокровном эстонском с вкраплениями ненормативного русского, но вовремя сдержалась. Пусть пьянчужка думает, что защищен хотя бы своим нетерпимым, маленьким и гордым язычишкой.
Калью хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и побрел к выходу. Я двинулась следом.
Но наша лестница слишком затянулась. Он останавливался на каждой ступеньке, бормотал себе под нос более чем скромные эстонские ругательства и обреченно посмеивался.
Но, дойдя до второго этажа, он не свернул к себе, как этого можно было ожидать, а поплелся на третий. Я поставила стакан с «устрицей» на площадке, против мясистой пальмы, и отправилась следом за Калью.
Все последующее напомнило мне мелодраматические сопли, которыми время от времени исходил мой любимый журнал «Дамский вечерок». Калью остановился против номера своего покойного патрона и, не прекращая шмыгать носом, достал из кармана ключ. Но на то, чтобы открыть дверь, ему понадобилось несколько минут. Я даже порывалась выйти из своего временного укрытия (напольной вазы с лилиями, остро и сладко пахнущими лежалой мертвечиной), чтобы помочь бедолаге.
Наконец Калью справился с замком и завалился в номер. Выждав контрольные три минуты, я двинулась за ним. И снова нырнула под своды недавнего преступления.
В номере было темно; даже свет от окна не проникал. Очевидно, что его плотно зашторили: запах убийства и память о нем не должны никого тревожить.
Глаза никак не хотели привыкать к темноте, она плавала вокруг меня, как туман, забиралась в ноздри и покалывала затылок. Я вдруг вспомнила о слепой жене красавчика Филиппа: вот кто ориентировался бы здесь, как рыба в воде, вот для кого не было бы никаких тайн в бархатистом черном. Уж она бы сразу определила месторасположение Калью.
А я…
Потерянная, я стояла посреди темноты, боясь сделать хотя бы шаг: еще неизвестно, что последует за этим шагом и кто меня будет за ним ожидать. Черт, черт, черт, что за детские страхи! Здесь нет и не может быть никого, кроме налакавшегося вусмерть эстонца.
Нет и не может быть.
Не опоздавший же на поезд убийца здесь прячется, в самом деле!
А если Калью и есть убийца? Ведь убийц всегда тянет на место преступления, об этом я сама читала в журнале «Дамский вечерок», в интервью с одной популярной писательницей, имя которой никак не могла запомнить…
А если Калью и есть убийца?
Если он узнал меня еще тогда, в баре? Если он просто ждал меня, как ждет змея зазевавшегося тушканчика? Если он специально заманил меня сюда и…
Плохо соображая, что делаю, я нашарила рукой стену и стала искать выключатель. Поиски заняли вечность, но в конце этой вечности меня ждал свет, заливший номер. Тот самый номер, в котором произошло убийство Олева Киви.
Убийство, которое я проспала.
…Номер казался не просто убранным — вылизанным. Подготовленным для долгой стерильной смерти, как какой-нибудь склеп сразу после похорон. Родственники покойного дают себе и друг другу слово навещать его, зная, что не придут никогда. Интересно, как долго номер будет стоять пустым?.. Совсем потеряв осторожность, я прошлась по нему и даже посидела в кресле — том самом кресле, в котором выслушивала россказни Олева Киви о его покойной жене. Возможно, в нем сидел и сам убийца, перед тем как направить нож в грудь Олева. Он видел все то, что вижу сейчас я: зашторенные окна, видеодвойку, стеклянный журнальный столик, ковер на полу, абстрактную картину на стене, керамическую лампу в латиноамериканском стиле — точно такую же, какую разбила Чарская…
И он видел меня.
Меня.
И я осталась жива только потому, что не проснулась. А если бы проснулась?.. А если он и сейчас в городе? Если он и сейчас в гостинице — и решит, что я просто притворялась. Что не спала?..
Мурашки поползли у меня по телу, а потом я услышала тонкий застенчивый храп. И двинулась на него.
Так и есть.
На кровати, где еще совсем недавно почивали мы с Олевом Киви, раскинув руки, спал Калыо. Эта картинка была такой невинной, что я даже рассмеялась. И все стало на свои места. Вдрызг напившийся Калью Куллемяэ просто перепутал этажи. Как я могла забыть — ведь на плане Сергуни Синенко его номер находился прямо под номером Олева Киви! Он просто перепутал номера. А поскольку их планировка вряд ли отличается особыми архитектурными новациями, то совершенно нормально, что он завалился на кровать.
Я осторожно прикрыла дверь спальни и вышла из номера.
Никакой загадки. Ну почему эстонцы не преподносят никаких загадок?..
Спустившись на второй этаж, я нагнулась было за оставленным стаканом «устрицы пустыни» — и с удивлением обнаружила, что он пуст. Нет, стакан стоял на том же самом месте, на котором я оставила его, вот только ни джина, ни виски в нем уже не было.
Интересно, кто мог так пошутить?
Сама Чарская вряд ли вышла бы из номера («пусть это делают те, которым деньги платят»), Калью на моих глазах оккупировал номер Киви, бармен Андрон Чулаки привязан к своей стойке и к «Убийству в Восточном экспрессе». Немец Гюнтер Кноблох, если верить тому же Андрону, не пьет ничего крепче воды… Глава алкогольной империи Аурэл Чорбу вряд ли будет менять свои вина и свой коньяк на какое-то сомнительное пойло… Разве что Илья Слепцов с кордебалетом. Или охранники. Наверняка охранники поднимаются на этажи…
Да и черт с ней, с этой «устрицей в пустыне», вот только перед Чарской неудобно.
Вспомнив об актрисе, я вздохнула и направилась к ее номеру. Дверь была приоткрыта, а Чарская…
Полина Чарская тоже спала.
Свернувшись клубком на кресле, среди изувеченных вещей, осколков стекла и пластиковых воспоминаний о телефонном корпусе. Она спала так, как спят маленькие дети: подложив ладонь под щеку и надув губы.
Очень мило.
Наверное, это и есть лучшая ее роль…
Я осторожно прикрыла дверь в номер, развернулась на пятках и… уткнулась в жесткую грудь Аурэла Чорбу.
— Вот ты где! — Он как ни в чем не бывало улыбнулся мне. — Почему ты сбежала?
— Я не сбежала… Просто вышла в коридор и встретила свою старую знакомую.
— Эту маленькую дрянь? — Судя по всему, Чарская и Чорбу ненавидели друг друга взаимно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Я не хотел… Не хотел… — Тихий, едва внятный эстонский Калью Куллемяэ заставил меня вздрогнуть.
Пока я заседала у стойки Андрона, Калыо успел прийти в себя.
Он покинул столик и на нетвердых ногах поплелся за мной. Я даже прижалась к стене, чтобы пропустить его. Терять «устрицу пустыни» из-за какого-то пьяного придурка мне не хотелось. Но у Калью, судя по всему, были совсем другие планы.
— Moldaavlane . — Он ткнул в меня пальцем и хихикнул.
Я хотела было ответить ему на чистокровном эстонском с вкраплениями ненормативного русского, но вовремя сдержалась. Пусть пьянчужка думает, что защищен хотя бы своим нетерпимым, маленьким и гордым язычишкой.
Калью хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и побрел к выходу. Я двинулась следом.
Но наша лестница слишком затянулась. Он останавливался на каждой ступеньке, бормотал себе под нос более чем скромные эстонские ругательства и обреченно посмеивался.
Но, дойдя до второго этажа, он не свернул к себе, как этого можно было ожидать, а поплелся на третий. Я поставила стакан с «устрицей» на площадке, против мясистой пальмы, и отправилась следом за Калью.
Все последующее напомнило мне мелодраматические сопли, которыми время от времени исходил мой любимый журнал «Дамский вечерок». Калью остановился против номера своего покойного патрона и, не прекращая шмыгать носом, достал из кармана ключ. Но на то, чтобы открыть дверь, ему понадобилось несколько минут. Я даже порывалась выйти из своего временного укрытия (напольной вазы с лилиями, остро и сладко пахнущими лежалой мертвечиной), чтобы помочь бедолаге.
Наконец Калью справился с замком и завалился в номер. Выждав контрольные три минуты, я двинулась за ним. И снова нырнула под своды недавнего преступления.
В номере было темно; даже свет от окна не проникал. Очевидно, что его плотно зашторили: запах убийства и память о нем не должны никого тревожить.
Глаза никак не хотели привыкать к темноте, она плавала вокруг меня, как туман, забиралась в ноздри и покалывала затылок. Я вдруг вспомнила о слепой жене красавчика Филиппа: вот кто ориентировался бы здесь, как рыба в воде, вот для кого не было бы никаких тайн в бархатистом черном. Уж она бы сразу определила месторасположение Калью.
А я…
Потерянная, я стояла посреди темноты, боясь сделать хотя бы шаг: еще неизвестно, что последует за этим шагом и кто меня будет за ним ожидать. Черт, черт, черт, что за детские страхи! Здесь нет и не может быть никого, кроме налакавшегося вусмерть эстонца.
Нет и не может быть.
Не опоздавший же на поезд убийца здесь прячется, в самом деле!
А если Калью и есть убийца? Ведь убийц всегда тянет на место преступления, об этом я сама читала в журнале «Дамский вечерок», в интервью с одной популярной писательницей, имя которой никак не могла запомнить…
А если Калью и есть убийца?
Если он узнал меня еще тогда, в баре? Если он просто ждал меня, как ждет змея зазевавшегося тушканчика? Если он специально заманил меня сюда и…
Плохо соображая, что делаю, я нашарила рукой стену и стала искать выключатель. Поиски заняли вечность, но в конце этой вечности меня ждал свет, заливший номер. Тот самый номер, в котором произошло убийство Олева Киви.
Убийство, которое я проспала.
…Номер казался не просто убранным — вылизанным. Подготовленным для долгой стерильной смерти, как какой-нибудь склеп сразу после похорон. Родственники покойного дают себе и друг другу слово навещать его, зная, что не придут никогда. Интересно, как долго номер будет стоять пустым?.. Совсем потеряв осторожность, я прошлась по нему и даже посидела в кресле — том самом кресле, в котором выслушивала россказни Олева Киви о его покойной жене. Возможно, в нем сидел и сам убийца, перед тем как направить нож в грудь Олева. Он видел все то, что вижу сейчас я: зашторенные окна, видеодвойку, стеклянный журнальный столик, ковер на полу, абстрактную картину на стене, керамическую лампу в латиноамериканском стиле — точно такую же, какую разбила Чарская…
И он видел меня.
Меня.
И я осталась жива только потому, что не проснулась. А если бы проснулась?.. А если он и сейчас в городе? Если он и сейчас в гостинице — и решит, что я просто притворялась. Что не спала?..
Мурашки поползли у меня по телу, а потом я услышала тонкий застенчивый храп. И двинулась на него.
Так и есть.
На кровати, где еще совсем недавно почивали мы с Олевом Киви, раскинув руки, спал Калыо. Эта картинка была такой невинной, что я даже рассмеялась. И все стало на свои места. Вдрызг напившийся Калью Куллемяэ просто перепутал этажи. Как я могла забыть — ведь на плане Сергуни Синенко его номер находился прямо под номером Олева Киви! Он просто перепутал номера. А поскольку их планировка вряд ли отличается особыми архитектурными новациями, то совершенно нормально, что он завалился на кровать.
Я осторожно прикрыла дверь спальни и вышла из номера.
Никакой загадки. Ну почему эстонцы не преподносят никаких загадок?..
Спустившись на второй этаж, я нагнулась было за оставленным стаканом «устрицы пустыни» — и с удивлением обнаружила, что он пуст. Нет, стакан стоял на том же самом месте, на котором я оставила его, вот только ни джина, ни виски в нем уже не было.
Интересно, кто мог так пошутить?
Сама Чарская вряд ли вышла бы из номера («пусть это делают те, которым деньги платят»), Калью на моих глазах оккупировал номер Киви, бармен Андрон Чулаки привязан к своей стойке и к «Убийству в Восточном экспрессе». Немец Гюнтер Кноблох, если верить тому же Андрону, не пьет ничего крепче воды… Глава алкогольной империи Аурэл Чорбу вряд ли будет менять свои вина и свой коньяк на какое-то сомнительное пойло… Разве что Илья Слепцов с кордебалетом. Или охранники. Наверняка охранники поднимаются на этажи…
Да и черт с ней, с этой «устрицей в пустыне», вот только перед Чарской неудобно.
Вспомнив об актрисе, я вздохнула и направилась к ее номеру. Дверь была приоткрыта, а Чарская…
Полина Чарская тоже спала.
Свернувшись клубком на кресле, среди изувеченных вещей, осколков стекла и пластиковых воспоминаний о телефонном корпусе. Она спала так, как спят маленькие дети: подложив ладонь под щеку и надув губы.
Очень мило.
Наверное, это и есть лучшая ее роль…
Я осторожно прикрыла дверь в номер, развернулась на пятках и… уткнулась в жесткую грудь Аурэла Чорбу.
— Вот ты где! — Он как ни в чем не бывало улыбнулся мне. — Почему ты сбежала?
— Я не сбежала… Просто вышла в коридор и встретила свою старую знакомую.
— Эту маленькую дрянь? — Судя по всему, Чарская и Чорбу ненавидели друг друга взаимно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110