– Не хотела тебя пугать до времени. Ныне таких, как я, называют оборотниками…
…Он помнил последние дни жизни отца, как если бы прошли уже не годы, а пара недель горестных.
Последние дни батюшка лежал в избе в состоянии меж небытием и явью сумрачно-безрадостной, из кое го возвращался на краткие только мгновения. Лицо, изрытое болью, лицо, в котором не осталось почти ничего человеческого – зато проступало что-то лесное, звериное. Горячка уцепилась в него скрюченными пальцами и уже не отпускала. Он бредил. По крайней мере, именно так думал тогда Сашенька.
Но сегодня…
Его батюшка рассказывал о странном племени людском. Они окружили его ложе скорбное, смотрят на него пристально и зовут к себе. Мол, пора бы уже и воротиться… Галлюцинации старого умирающего мужчины, мозг которого изъеден болезнью мучительной? Он ждал спасения смерти, он очень долго ждал…
Батюшка боялся волка Тьмы, что всю жизнь преследовал его, что… отнял его Белую Волчицу.
Бред?
А если то не были видения горячечные? Кто тот черный человек, что волком Тьмы рыскал вкруг души умиравшего Князя?
Ответ из пары буквиц: ОН.
Сашенька схватился за кувшин с водой и судорожно глотнул. Вода, лишенная вкуса.
Оборотница!
Это было так нелепо, что стоило бы рассмеяться. Но не смеялось, ибо он видел Превращение собственными глазами.
– Почему они прячутся здесь? – грубовато спросил юный князь. – Боятся, что ли, что их грязные, маленькие тайны могут открыться?
– А почему ты думаешь, что эти тайны – непременно грязные? – спокойно спросила Марта. Спокойствие было ледяным, оно отлично гармонировало с каменной кладкой подземных камор. – Разве может быть грязной тайна Существования тех, кто когда-то породил весь этот мир? Или то наша вина?
– Чего ж вы тогда скрываетесь?
– Скрываемся? – Марта пристально смотрела на огонек свечи. – А разве люди, нынешние Хозяева мира, потерпели бы нас подле себя?
– М-да, ты права, наверное, – юный князь поник головой.
– Запомни, мальчик мой, – в ее лице не осталось мягких линий, одни сплошные острые углы. – Я всегда права.
Помолчав немного, продолжила спокойнее:
– Мы принуждены жить потаенно, в лесах, в пещерах, чаще всего у моря Белого. Люди не позволят жить белым вещунам. Они и на волков-то вон обыкновенных какие охоты устраивают. Ибо страх людской велик. И страх сей подогревают… Специально. Люди стали таковыми, потому что их долго лепила Тьма-мастерица. Они должны бояться нас. Черная краска не выносит белых оттенков. Люди считают себя охотниками, мы – дичь. Знание и Тайна всегда были добычей, с коей обращаются весьма жестоко. Знание и Тайна белых волхов есть природный враг людей. Ибо сия мысль долго внушалась им Тьмой. Тьма –тоже мудра, но мудрость может быть мрачной, душно-кровавой, а может быть легкой, искристой и светлой. Но – увы! У белых волхов не осталось времени. Почти.
Сашенька слушал этот удивительный голос и не узнавал его. Эмоции, которые жили в нем прежде, угасли, голос превратился в ровный гул морского прибоя.
– Я все расскажу тебе, чтобы ты знал, как выжить… среди людей. Не больше, но и не меньше.
– А потом?
– Что – потом?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, – вспыхнул Сашенька. – Что будет, когда мы… мы покончим с атакой Тьмы? Ведь ты этого хочешь? Когда мы… обезвредим этого… как его… Аната?
– Я не понимаю, – вздохнула Марта, и в голосе ее ожило смятение. – Что должно быть «потом»? Я – исчезну, а твоя жизнь пойдет прежним чередом.
– Ты же сама в это не веришь, – прошептал Сашенька. – Ты же сама сказала: вы должны оберегать тайну вашего бытия. Никто не должен знать, что вы есть.
– А посему я обязана, что ли, перегрызть глотки всем, хоть раз увидевшим меня? – хрипло рассмеялась Марта. – Да во имя всех богов борейских, почему? Кто тебе поверит, родненький? Али ты обо мне Сыскному приказу расскажешь? Незачем убивать людей. Нужно убивать Тьму.
– Ну, тогда желаю нам веселой охоты, – хмыкнул Сашенька. – Ну, и что нам понадобится в борьбе с Тьмой? Чеснок? Святая водица? Серебро? Крест?
– Серебро могло бы помочь, – серьезно ответила Марта. – Оно не убивает Тьму, но причиняет ей боль. Тьма боится серебра… А, в общем, не ломай голову, родненький. Не твоего это ума дело. Я знаю, как убить – окончательно – то черное чудовище, что преследует тебя. Просто помоги мне заманить его в ловушку. Все остальное мне решать.
– Я, по-видимому, приманкой буду, – с издевкой произнес юный князь. – На кою тот монстр непременно поймается?
– Он не объявится, покамест его хозяин ранен. А тот ранен, поверь уж мне. Ему понадобится по меньшей мере пара дней, чтобы оправиться.
– М-да, и настроение у Тьмы от сего лучше не станет…
Марта рассмеялась:
– Уж точно…
…А кликуша исступленно шептала что-то, раскачиваясь из стороны в сторону всем телом.
– Бор Сущий и Бор Всевышний! Родитель и Нерожденный! Вижу я – нет Света Белого, Тьмой кромешной мир окутан. Но во Тьме я вижу только Бора, Бора –Родника Вселенной. Семя Он непророщенное, почка Он нераскрывшаяся. Вижу я, как разрушает Бора темницу Тьмы силою Любви, и мир любовью наполняется. Бьет в глаза Свет мне первозданный: то разделил Бор Свет и Тьму, Правду с Кривдою. Но слепит мне глаза все сильнее боль Боры, агония его нестерпимая – из лица его солнце выходит, из лица Прародителя! Стон протяжный меня оглушает – из груди его месяц светлый выходит. Стон растет, всю Вселенную в сердце моем заполняет. То звезды частые из очей Боровых на небушко взлетели, звезды-души наши человеческие. Зори ясные – из бровей Его. Ночи темные – да из дум Его. Ветры буйные – из дыхания, что со смертью космической борется. И я чувствую боль Его! Что боль болью побеждает!
То шептала кликуша, али сами стены глухо стонали? Неведомо. Не-ве-до-мо…
Июль 1711 г.
Он торжественно провозгласил в стенах Кремлевских поход супротив «неверных» супостатов. Чего только стенам сим Кремлевским выслушивать не приходилось за историю свою томительно долгую, от Мосоха идущую!
Преображенский и Семеновский полки стояли в строю на площади пред Успенским собором, а на их кроваво-красных знаменах были вышиты кресты с древним девизом Багрянородного (Кровавородного?) императора Констанстина: «Сим знамением победиши!» Кабы так – побеждают морями пролитой крови, что опьяняет почище вина. Темный Государь с истеричными нотками в голосе призывал к священной войне супротив врагов веры Христианской, дабы загнать их обратно в пустыни дикие, в норы далекие, откуда пришли они. Зачем? Чем помешали?
Я посмотрела ему в глаза и выдохнула жарко, не опасаясь своры верных прислужников:
– Ты пускаешься в безвестный путь.
Засмеялся мелко, с надрывом, оскалил погнившие зубы:
– Не один пускаюсь, друг мой сердешненькой, не один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53