Он стрелял, ездил верхом и фехтовал с таким постоянным триумфом, его так много и часто фотографировали, что постепенно он превратился почти в легенду. Этот белокурый красавец из очень древнего и славного рода не блистал образованностью, зато обладал поистине простодушным очарованием и был компанейским и гостеприимным хозяином. Я не знал его лично, хотя однажды тренировался с ним в фехтовальной школе мэтра Терлэна, что расположена рядом с площадью Этуаль. Этот молодой человек с загадочными волоокими глазами оказался ловким и умным противником, с великолепной реакцией – его тело вдруг сжималось, как стальная пружина, перед одним из внезапных и мощных выпадов в стиле итальянской школы фехтования. За несколько минут он нанес мне более семи уколов. Затем, отбросив назад гриву золотых волос, разразился веселым хохотом и важно прошелся по залу, подбрасывая в воздух и ловя свою рапиру с какой-то детской радостью.
Уже в конце обеда я вспомнил, что меня беспокоило. Салиньи то ли собирался жениться, то ли уже женился. Последние недели, что я провел в Ницце, я почти не читал газет, но сейчас в памяти всплыло одно зловещее замечание в связи с его женитьбой. «Новобрачная просто красавица, – сказал кто-то из моих знакомых, – слава богу, уж этот муж знает, что бритву следует употреблять только для бритья».
В десять минут двенадцатого мы вышли из «Амбассадора» и направились к Фенелли. Его заведение, расположенное рядом с авеню Токио, в те времена представляло собой комбинацию ресторана и дансинга, поскольку хозяин стремился сделать его самым современным и привлекательным для туристов. Трехэтажное здание из серого камня высилось, окруженное стеной, на холме противоположного берега реки, на углу рю Дезо. Для пущего эффекта месье Фенелли рассылал великолепно выполненные визитные карточки теоретически с единственной целью – известить своих будущих гостей о возможности сорить деньгами в зале для рулетки на верхнем этаже его заведения.
Улица была сплошь забита, автомобилями. Миновав кованые ворота, мы прошли по дорожке к парадному входу. Попадая в этот дом, посетители сначала проходили по мраморному холлу с высоким потолком, справа от которого располагался ресторан, а слева – американский бар, где постоянно собиралась шумная толпа известных в Париже людей. Бар был ярко освещен цепочкой мигающих огней, и многочисленные клиенты, проходя мимо него под грохот джаз-оркестра, вырывающийся из ресторана и заглушающий людской гомон, имели возможность видеть на стенах яркие безвкусные украшения якобы в стиле Дикого Запада.
Банколен не стал задерживаться внизу, а повел меня в глубь ярко освещенного холла к мраморной лестнице. Он так и не объяснил мне цель нашего прихода. Лишь поглядывал вокруг. Видимо, искал кого-то в толпе. Наконец заметил нужного ему человека. Тот сидел рядом с дверью в бар и выглядел очень странно. Это был невероятно толстый мужчина. Его телеса выпирали из-под небрежно подобранной одежды. Его огромную голову, которая словно свисала между плеч, плотно облегали коротко подстриженные рыжеватые волосы, за исключением того места прямо надо лбом, где они топорщились вверх. На его красном лице красовались очки в квадратной оправе, из-за которых пристально и наивно всматривались в окружающий мир светло-голубые глаза. Когда он говорил, его густые рыжие усы вздымались над медленно двигающимся тройным подбородком, погруженным в воротник. Он нервно сцеплял и разнимал пальцы рук, подергивал плечами и оглядывался по сторонам с растерянным видом близорукого человека. Так он и сидел, пока Банколен представлял ему нас. Потом что-то закричал ему на ухо, стараясь перекрыть шум толпы. А толстяк медленно кивал в ответ и наконец поднял на него свои светлые глаза и хмыкнул.
Так состоялось мое знакомство с доктором Хьюго Графенштайном, директором и владельцем клиники психиатрии и неврологии при Венском университете. Доктор говорил по-французски с сильным акцентом, но весьма бегло. И пока мы поднимались по лестнице, энергично высказывал свое неудовольствие назначенным Банколеном местом встречи. Банколен на ходу обернулся и незаметно кивнул. Я увидел, как двое мужчин вышли из бара и последовали за нами.
На верхней площадке к нам подошел служащий в униформе и попросил наши карточки. Мы очутились в длинном холле с красным ковром на мраморном полу. Из-за двойных дверей салона, окна которого выходили на рю Дезо, доносился многоголосый шум. Мы задержались на пороге, и Банколен окинул салон внимательным взглядом. Это было просторное помещение около шестидесяти футов в длину, со стенами, обшитыми темными деревянными панелями, и освещаемое тремя хрустальными люстрами, свисающими с высокого потолка. Несколько тщательно зашторенных окон в стене напротив тех двойных дверей, в которые мы вошли, выходили на улицу. У стены слева от нас прятались за занавесом несколько альковов, куда подавались напитки. А в узкой стене продолговатого помещения справа от нас виднелась маленькая дверь. Под каждой люстрой стоял стол с рулеткой. Эхо шагов гулко отражалось от выложенного мраморными плитами пола. Над залом подобно туману поднимался гул голосов. И можно было различить отдельные слова, тихий смех, шуршание лопаточки крупье, сгребающего фишки, шелест отодвигаемых стульев с ножками, подбитыми фетром. Игроки расхаживали вокруг столов, заглядывали друг другу через плечо, наваливаясь на спинки стульев, перешептывались. Крупье громко объявил:
– Ставки сделаны, господа! Ставок больше нет.
Воцарилась тишина. Слышался даже стук катящегося в рулетке шарика. Все замерли и напряженно вытянули шеи. Голос крупье монотонно пропел:
– Двадцать два, черное, господа…
Раздался женский смех. Из-за стола медленно поднялся мужчина с невозмутимым выражением лица. С видимым безразличием он развел руками и начал раскуривать сигару. Но зажигалка дрожала в его руке. На блестящем от пота лице появилась кислая улыбка. Мужчина огляделся по сторонам. Я услышал ликующий возглас какого-то англичанина, очевидно выигравшего. На какое-то мгновение напряжение спало, и опять в салоне зашумели и задвигались – острее запахло пудрой и духами, к потолку взвились струйки табачного дыма, послышались звон браслетов, шарканье туфель… Это была очень шумная и пестрая толпа, расцвеченная яркими плюмажами и шляпками дам. Все возбуждены, будто слегка навеселе, и, оглядываясь, окидывали нас дерзкими пристальными взглядами. При ярком освещении стала заметна потасканность этих накрашенных лиц, равно как и обитой красным плюшем мебели.
Снизу доносился ритмичный грохот оркестра, смешиваясь с общим гулом, треском складываемых вееров и звоном бокалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Уже в конце обеда я вспомнил, что меня беспокоило. Салиньи то ли собирался жениться, то ли уже женился. Последние недели, что я провел в Ницце, я почти не читал газет, но сейчас в памяти всплыло одно зловещее замечание в связи с его женитьбой. «Новобрачная просто красавица, – сказал кто-то из моих знакомых, – слава богу, уж этот муж знает, что бритву следует употреблять только для бритья».
В десять минут двенадцатого мы вышли из «Амбассадора» и направились к Фенелли. Его заведение, расположенное рядом с авеню Токио, в те времена представляло собой комбинацию ресторана и дансинга, поскольку хозяин стремился сделать его самым современным и привлекательным для туристов. Трехэтажное здание из серого камня высилось, окруженное стеной, на холме противоположного берега реки, на углу рю Дезо. Для пущего эффекта месье Фенелли рассылал великолепно выполненные визитные карточки теоретически с единственной целью – известить своих будущих гостей о возможности сорить деньгами в зале для рулетки на верхнем этаже его заведения.
Улица была сплошь забита, автомобилями. Миновав кованые ворота, мы прошли по дорожке к парадному входу. Попадая в этот дом, посетители сначала проходили по мраморному холлу с высоким потолком, справа от которого располагался ресторан, а слева – американский бар, где постоянно собиралась шумная толпа известных в Париже людей. Бар был ярко освещен цепочкой мигающих огней, и многочисленные клиенты, проходя мимо него под грохот джаз-оркестра, вырывающийся из ресторана и заглушающий людской гомон, имели возможность видеть на стенах яркие безвкусные украшения якобы в стиле Дикого Запада.
Банколен не стал задерживаться внизу, а повел меня в глубь ярко освещенного холла к мраморной лестнице. Он так и не объяснил мне цель нашего прихода. Лишь поглядывал вокруг. Видимо, искал кого-то в толпе. Наконец заметил нужного ему человека. Тот сидел рядом с дверью в бар и выглядел очень странно. Это был невероятно толстый мужчина. Его телеса выпирали из-под небрежно подобранной одежды. Его огромную голову, которая словно свисала между плеч, плотно облегали коротко подстриженные рыжеватые волосы, за исключением того места прямо надо лбом, где они топорщились вверх. На его красном лице красовались очки в квадратной оправе, из-за которых пристально и наивно всматривались в окружающий мир светло-голубые глаза. Когда он говорил, его густые рыжие усы вздымались над медленно двигающимся тройным подбородком, погруженным в воротник. Он нервно сцеплял и разнимал пальцы рук, подергивал плечами и оглядывался по сторонам с растерянным видом близорукого человека. Так он и сидел, пока Банколен представлял ему нас. Потом что-то закричал ему на ухо, стараясь перекрыть шум толпы. А толстяк медленно кивал в ответ и наконец поднял на него свои светлые глаза и хмыкнул.
Так состоялось мое знакомство с доктором Хьюго Графенштайном, директором и владельцем клиники психиатрии и неврологии при Венском университете. Доктор говорил по-французски с сильным акцентом, но весьма бегло. И пока мы поднимались по лестнице, энергично высказывал свое неудовольствие назначенным Банколеном местом встречи. Банколен на ходу обернулся и незаметно кивнул. Я увидел, как двое мужчин вышли из бара и последовали за нами.
На верхней площадке к нам подошел служащий в униформе и попросил наши карточки. Мы очутились в длинном холле с красным ковром на мраморном полу. Из-за двойных дверей салона, окна которого выходили на рю Дезо, доносился многоголосый шум. Мы задержались на пороге, и Банколен окинул салон внимательным взглядом. Это было просторное помещение около шестидесяти футов в длину, со стенами, обшитыми темными деревянными панелями, и освещаемое тремя хрустальными люстрами, свисающими с высокого потолка. Несколько тщательно зашторенных окон в стене напротив тех двойных дверей, в которые мы вошли, выходили на улицу. У стены слева от нас прятались за занавесом несколько альковов, куда подавались напитки. А в узкой стене продолговатого помещения справа от нас виднелась маленькая дверь. Под каждой люстрой стоял стол с рулеткой. Эхо шагов гулко отражалось от выложенного мраморными плитами пола. Над залом подобно туману поднимался гул голосов. И можно было различить отдельные слова, тихий смех, шуршание лопаточки крупье, сгребающего фишки, шелест отодвигаемых стульев с ножками, подбитыми фетром. Игроки расхаживали вокруг столов, заглядывали друг другу через плечо, наваливаясь на спинки стульев, перешептывались. Крупье громко объявил:
– Ставки сделаны, господа! Ставок больше нет.
Воцарилась тишина. Слышался даже стук катящегося в рулетке шарика. Все замерли и напряженно вытянули шеи. Голос крупье монотонно пропел:
– Двадцать два, черное, господа…
Раздался женский смех. Из-за стола медленно поднялся мужчина с невозмутимым выражением лица. С видимым безразличием он развел руками и начал раскуривать сигару. Но зажигалка дрожала в его руке. На блестящем от пота лице появилась кислая улыбка. Мужчина огляделся по сторонам. Я услышал ликующий возглас какого-то англичанина, очевидно выигравшего. На какое-то мгновение напряжение спало, и опять в салоне зашумели и задвигались – острее запахло пудрой и духами, к потолку взвились струйки табачного дыма, послышались звон браслетов, шарканье туфель… Это была очень шумная и пестрая толпа, расцвеченная яркими плюмажами и шляпками дам. Все возбуждены, будто слегка навеселе, и, оглядываясь, окидывали нас дерзкими пристальными взглядами. При ярком освещении стала заметна потасканность этих накрашенных лиц, равно как и обитой красным плюшем мебели.
Снизу доносился ритмичный грохот оркестра, смешиваясь с общим гулом, треском складываемых вееров и звоном бокалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55