Глава 2
Над нижними склонами леса под названием Ханджинг-Чарт сгущались тени, но на равнинах слева от него по-прежнему было ясно и тепло. В стороне от дороги, за стеной деревьев, стоял красный кирпичный дом, словно сошедший с картин старых мастеров. Он был столь же ухожен, как и подстриженные лужайки перед ним. Окна были высокими и узкими, к двери вела посыпанная гравием дорожка. В тусклых сумерках позднего вечера неясно выделялись тонкие, близко расположенные трубы.
Фасад дома был свободен от традиционного плюща, но позади дома ровной шеренгой росли буки. От центра задней стены дома шло новое крыло, которое делило голландский сад на две половины. В плане дом был похож на перевернутую букву "Т". По одну сторону от нового крыла дома располагались выходящие в сад окна библиотеки; по другую — окна комнаты, в которой Джон и Молли Фарнли ждали гостей.
В комнате тикали часы. Наверное, в восемнадцатом веке это была музыкальная — комната или дамский будуар, и она, казалось, определяла положение хозяев в этом мире. Фортепьяно, стоящее здесь, было выполнено из редкого дерева, которое напоминало полированный черепаховый панцирь. Обстановку комнаты дополняло старинное изысканное серебро, а из северного окна открывался вид на Ханджинг-Чарт; Молли Фарнли сделала эту комнату гостиной.
Молли сидела у окна, в тени огромного бука, похожего на осьминога. Она была, что называется, любительницей свежего воздуха: крепкой, хорошо сложенной, с широким, но очень привлекательным лицом. Коротко стриженные темно-каштановые волосы, светло-карие глаза, загорелое серьезное лицо и прямой, цепкий взгляд. Рот у нее, возможно, был великоват, но при смехе обнажались прекрасные зубы. Если она не обладала классической красотой, то здоровье и сила придавали ей особую привлекательность, что гораздо важнее.
Но сейчас она не смеялась. Она не сводила глаз с мужа, который расхаживал по комнате короткими, резкими шагами.
— Ты чем-то встревожен? — спросила она.
Сэр Джон Фарнли остановился как вкопанный, повертел смуглыми запястьями и вновь принялся вышагивать.
— Встревожен? Нет. О нет! Дело не в этом. Только — ах, будь все проклято!
Он, казалось, был для нее идеальным партнером. Было бы неверно сказать, что он олицетворял собой тип сельского помещика, потому что их привыкли ассоциировать с краснорожими гуляками прошлого века. Тут был другой тип. Фарнли был среднего роста, очень поджарый, почти худой, он почему-то вызывал в памяти очертания плуга — блестящий металл, компактность и твердое лезвие, режущее борозду.
Ему было лет сорок; смугловат, с густыми, коротко подстриженными усами, темными, начинающими седеть волосами и острыми темными глазами с морщинками в уголках. Можно было бы сказать, что в данный момент этот человек, обладающий недюжинной скрытой энергией, находится на пике своей умственной и физической формы. Он расхаживал взад-вперед по маленькой комнате и казался скорее смущенным, нежели разгневанным.
Молли поднялась и воскликнула:
— Ах, дорогой, почему ты мне об этом не сказал раньше?
— Не стоит беспокоиться, — ответил он. — Это мое дело. Я справлюсь.
— Как давно ты знаешь об этом?
— Примерно с месяц.
— И из-за этого ты волновался все это время? — спросила она с некоторой тревогой в глазах.
— Отчасти, — проворчал он и быстро взглянул на нее.
— Отчасти? Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что говорю, дорогая, — отчасти.
— Джон, это же не из-за Маделин Дейн, правда?
Он остановился:
— Боже правый, нет! Разумеется, нет. Не понимаю, почему ты задаешь подобные вопросы? Ты не любишь Маделин, да?
— Мне не нравятся ее глаза. Они смотрят как-то подозрительно, — ответила Молли, тут же ощутив прилив гордости или другого чувства, которое она не могла назвать. — Прости, я не должна была этого говорить, ведь тут такое происходит. Все это очень неприятно, но ведь ничего не поделаешь, правда? У этого человека, конечно же, нет доказательств?
— У него нет прав! А вот есть ли у него доказательства, я не знаю! — Он говорил резко, пристально глядя на нее.
— Но почему все окутано такой тайной? Если он обманщик, разве ты не можешь вышвырнуть его и закрыть дело?
— Барроуз говорит, это было бы неразумно. По крайней мере, до тех пор, пока мы не услышим, что он нам скажет. Потом мы сможем предпринять какие-то шаги. Решительные шаги. Кроме того…
С лица Молли Фарнли исчезло выражение робости.
— Я хочу, чтобы ты позволил мне помочь тебе, — сказала она. — Не то чтобы я могла что-нибудь сделать, но мне просто хочется узнать, что все это значит. Я знаю, что этот человек бросает тебе вызов якобы для того, чтобы доказать, что он — это настоящий Фарнли. Разумеется, все это ерунда. Я знаю тебя много лет; я узнала тебя, когда увидела после разлуки; просто удивительно, как легко я тебя узнала! Но я знаю, что ты пригласил сюда этого типа, а также Ната Барроуза и другого адвоката, и все это в обстановке ужасной таинственности. Что ты собираешься делать?
— Ты помнишь моего старого учителя, Кеннета Марри?
— С трудом припоминаю, — ответила Молли, наморщив лоб. — Довольно плотный, приятный человек с маленькой, коротко подстриженной бородкой, как у моряка или художника. Полагаю, он тогда был очень молод, но мне он казался глубоким стариком. Рассказывал удивительные истории…
— Он всегда стремился стать великим сыщиком, — прервал ее муж. — Так вот, волею судеб он вернулся с Бермуд. Он утверждает, что может безошибочно опознать настоящего Джона Фарнли. Сейчас он остановился в «Быке и мяснике».
— Погоди! — воскликнула Молли. — Там поселился человек, похожий на художника. В деревне только об этом и говорят. Это Марри?
— Это старина Марри. Я хотел встретиться с ним; но это было бы… неправильно, неспортивно, — сказал ее муж, пряча глаза. — Это выглядело бы так, будто я пытаюсь на него повлиять. Или что-нибудь в этом роде. Он придет сюда, увидит нас обоих и опознает… меня.
— Как?
— Он единственный человек на свете, который действительно хорошо меня знал. Моя семья давно умерла — тебе это известно. Старые слуги умерли одновременно с моими родителями; кроме Нэнни, а она живет в Новой Зеландии. Даже Ноулз живет здесь всего десять лет. Здесь полно людей, которых я смутно помню, но ты ведь знаешь, что я был необщительным парнем и друзей у меня не было. Бедный старый сыщик-любитель Марри — как раз тот, кто нам нужен. Он сохраняет нейтралитет и не имеет ничего общего ни с одной из сторон; но если он попытается изобразить из себя великого детектива…
Молли глубоко вздохнула. Ее здоровое, загорелое лицо и столь же здоровое тело несколько смягчали прямоту, с которой она говорила:
— Джон, я этого не понимаю! Не понимаю! Ты говоришь так, словно это какое-то пари или игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61