судя по всему, пресса не жаловала предприятие. По поводу Никиты Андреевича она раздумчиво ответила, что кто ж его знает, в кабинете он точно не сидит.
Я пошла по длинному полутемному коридору, освещенному лампами дневного света, горевшими не то что через одну, а скорее через три-четыре. Унылое впечатление усугублялось висящими на стенах полуоборванными портретами передовиков прошлого века и графиками, отражавшими борьбу цехов химкомбината за какое-то переходящее знамя.
Людей в коридоре не было и в помине, и из выходящих в него дверей не раздавалось никаких звуков. Только откуда-то из дальнего конца здания доносились тяжелые и гулкие удары металла по металлу.
Я пошла на этот звук, надеясь найти там хоть кого-нибудь.
Толкнув высокую обшарпанную дверь, из-за которой доносились удары, я оказалась в огромном производственном помещении, где медленно двигалась по кругу зеленая металлическая карусель, почти такая же, на какой я каталась когда-то в детстве, только вместо карет и лошадок на этой карусели стояли большие железные бочки. Сверху к карусели спускалась сложная система труб, по которым с журчанием и бульканьем что-то текло. Сбоку от карусели ритмично подрагивал сложный агрегат, возле которого стояло несколько человек в грязных спецовках. Один из работяг упорно бил по торчащей из агрегата трубе тяжелой кувалдой, остальные чесали затылки, с интересом смотрели на своего коллегу и подавали ему, судя по всему, бесполезные, но очень выразительные советы.
Неожиданно в противоположном конце помещения распахнулась дверь, и оттуда, как черт из табакерки, выскочил крепкий, коренастый и очень злой человек, в котором я с некоторым усилием узнала Никиту Козодоева.
Подскочив к работягам, он замахал руками и закричал:
— Сидоров, мать твою, ты что же делаешь? Ты же загробишь агрегат, так твою, и разэтак!
— Андреич! — обиженно воскликнул мужик с кувалдой. — Так ить не фурычит она, сволочная хреновина! Процесс ить встает!
— Процесс встает! — передразнил его Никита. — А ты, Сидоров, сними кожух да проверь внутри маслопровод, а не лупи по технике кувалдой!
— Так ить отвинчивать надо… — тоскливо проныл Сидоров, но, понимая, что отвертеться на этот раз не удастся, достал отвертку и начал медленно отворачивать винты.
— А вы что без дела стоите? — рявкнул Никита на зрителей, с живейшим интересом наблюдавших за трудовым процессом. — Берите отвертки, помогайте Сидорову!
Тут он заметил меня и в том же запале закричал:
— Почему в цеху посторонние?
Работяги как по команде повернулись и изумленно воззрились на меня.
— Это ктой-то? — басом спросил Сидоров, не отрывая глаз от мамулиного разноцветного шарфа.
— Это я вас спрашиваю: кто она такая? — заорал Никита.
— Никита! — Я шагнула ему навстречу. — Ты меня не узнаешь?
Он застыл, удивленно хлопая ресницами, и стал удивительно похож на себя прежнего, так что я чуть не прослезилась и задумала про себя: если сейчас он меня узнает, все будет хорошо. Я не успела подумать, что именно будет хорошо, но у меня в мозгу именно так и прозвучало: все будет хорошо.
А Никита сделал шаг мне навстречу, лицо у него сделалось удивительно глупым, и он неуверенно сказал:
— Простите…
С памятью у Никиты Андреича обстояло неважно, так что я даже расстроилась: а вдруг он и вправду меня не узнает? Ведь прошло столько лет…
— Общество имени Леонардо да Винчи, — нетерпеливо напомнила я Никите.
— Ой! — обрадовался он. — Я вспомнил!
Саша, да?
— Ну наконец-то. — Я вздохнула с облегчением: все-таки узнал.
— А что ты здесь делаешь? — спросил он не очень ласково — девочке из его школьного детства не место было в этом обшарпанном цеху с работягами, да и Никите некогда было предаваться воспоминаниям.
— Тебя ищу, — ответила я почти чистую правду, — ты не думай, я по делу…
Он почему-то слегка покраснел, потом оглянулся на работяг и сказал им совсем не таким голосом, как раньше:
— Ну вы тут.., это.., разберитесь! — И, не сдержавшись, добавил:
— Сидоров… Чтоб у меня без кувалды!
— Андреич! — истово воскликнул Сидоров, ударив себя в грудь. — Обижаешь! Да чтоб я… Да ни в жисть! Что же мы — не понимаем? — И снова углубился в нехитрый трудовой процесс.
Мы с Никитой вышли в коридор, и он двинулся по нему, удивленно оглядываясь на меня и собираясь с духом, чтобы снова задать волновавший его вопрос.
— Не мучайся, — усмехнулась я, — я вообще-то только недавно узнала, что ты здесь работаешь, и решила соединить приятное с полезным. А так мне все равно нужно было на этот комбинат ехать. Я вообще-то журналист, корреспондент «Невского вестника». У тебя тут кабинет есть, или так весь день и бегаешь по цехам?
— Бегаю… — протянул Никита извиняющимся голосом. — Но кабинет, конечно, есть, мы сейчас туда идем.
Мы свернули в боковой коридор, поднялись по металлической лесенке, похожей на корабельный трап и подошли к двери с табличкой «Н. А. Козодоев, заместитель директора».
Никита распахнул дверь. За маленьким столиком сидела невысокая полная женщина средних лет в очках и вязала носок. При виде начальника она поспешно спрятала вязание в ящик стола и уставилась на Никиту преданным взором. Он махнул ей рукой, пробурчал что-то невразумительное и прошел в следующую дверь, которая вела в сам его кабинет.
Кабинет был маленький и неуютный, видно было, что хозяин посещал его редко.
Никита пододвинул мне стул, сам уселся за стол, потом подскочил и спросил:
— Тебе, может быть, кофе?
— Нет-нет, — замахала я руками, подумав, что его секретарше снова придется оторваться от вязания, а также о том, какую бурду может сварить эта грымза. Судя по обстановке в кабинете, она совершенно не следит за своим начальником Никитой. Вон, пыль на подоконнике, и вода в графине аж позеленела. Да и занавески некрасиво провисли, и никому нет до этого дела. Нет, из рук этой женщины я не хочу принимать ничего, даже кофе.
— Ну рассказывай. — Никита откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с любопытством, чуть склонив голову набок.
Мне показалось, что время пошло вспять, и я снова — влюбленная девятиклассница. Снова сердце забилось неровно, захотелось опустить глаза в пол и дурацки захихикать.
Однако с девятого класса я все-таки немножко поумнела и не стала с ходу выкладывать Никите лишнее. Я рассказала ему, что занимаюсь по поручению газеты расследованием махинаций с недвижимостью и что по ходу дела узнала про интерес, который проявляют по отношению к Новоапраксинскому химкомбинату, и решила приехать сюда и поглядеть собственными глазами, какой интерес может представлять это предприятие для богатых и влиятельных людей?
Этим осторожным вопросом закончила я свою тираду, невольно оглядевшись по сторонам и вспомнив раздолбанную дорогу, полупустые коридоры и Сидорова с его кувалдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Я пошла по длинному полутемному коридору, освещенному лампами дневного света, горевшими не то что через одну, а скорее через три-четыре. Унылое впечатление усугублялось висящими на стенах полуоборванными портретами передовиков прошлого века и графиками, отражавшими борьбу цехов химкомбината за какое-то переходящее знамя.
Людей в коридоре не было и в помине, и из выходящих в него дверей не раздавалось никаких звуков. Только откуда-то из дальнего конца здания доносились тяжелые и гулкие удары металла по металлу.
Я пошла на этот звук, надеясь найти там хоть кого-нибудь.
Толкнув высокую обшарпанную дверь, из-за которой доносились удары, я оказалась в огромном производственном помещении, где медленно двигалась по кругу зеленая металлическая карусель, почти такая же, на какой я каталась когда-то в детстве, только вместо карет и лошадок на этой карусели стояли большие железные бочки. Сверху к карусели спускалась сложная система труб, по которым с журчанием и бульканьем что-то текло. Сбоку от карусели ритмично подрагивал сложный агрегат, возле которого стояло несколько человек в грязных спецовках. Один из работяг упорно бил по торчащей из агрегата трубе тяжелой кувалдой, остальные чесали затылки, с интересом смотрели на своего коллегу и подавали ему, судя по всему, бесполезные, но очень выразительные советы.
Неожиданно в противоположном конце помещения распахнулась дверь, и оттуда, как черт из табакерки, выскочил крепкий, коренастый и очень злой человек, в котором я с некоторым усилием узнала Никиту Козодоева.
Подскочив к работягам, он замахал руками и закричал:
— Сидоров, мать твою, ты что же делаешь? Ты же загробишь агрегат, так твою, и разэтак!
— Андреич! — обиженно воскликнул мужик с кувалдой. — Так ить не фурычит она, сволочная хреновина! Процесс ить встает!
— Процесс встает! — передразнил его Никита. — А ты, Сидоров, сними кожух да проверь внутри маслопровод, а не лупи по технике кувалдой!
— Так ить отвинчивать надо… — тоскливо проныл Сидоров, но, понимая, что отвертеться на этот раз не удастся, достал отвертку и начал медленно отворачивать винты.
— А вы что без дела стоите? — рявкнул Никита на зрителей, с живейшим интересом наблюдавших за трудовым процессом. — Берите отвертки, помогайте Сидорову!
Тут он заметил меня и в том же запале закричал:
— Почему в цеху посторонние?
Работяги как по команде повернулись и изумленно воззрились на меня.
— Это ктой-то? — басом спросил Сидоров, не отрывая глаз от мамулиного разноцветного шарфа.
— Это я вас спрашиваю: кто она такая? — заорал Никита.
— Никита! — Я шагнула ему навстречу. — Ты меня не узнаешь?
Он застыл, удивленно хлопая ресницами, и стал удивительно похож на себя прежнего, так что я чуть не прослезилась и задумала про себя: если сейчас он меня узнает, все будет хорошо. Я не успела подумать, что именно будет хорошо, но у меня в мозгу именно так и прозвучало: все будет хорошо.
А Никита сделал шаг мне навстречу, лицо у него сделалось удивительно глупым, и он неуверенно сказал:
— Простите…
С памятью у Никиты Андреича обстояло неважно, так что я даже расстроилась: а вдруг он и вправду меня не узнает? Ведь прошло столько лет…
— Общество имени Леонардо да Винчи, — нетерпеливо напомнила я Никите.
— Ой! — обрадовался он. — Я вспомнил!
Саша, да?
— Ну наконец-то. — Я вздохнула с облегчением: все-таки узнал.
— А что ты здесь делаешь? — спросил он не очень ласково — девочке из его школьного детства не место было в этом обшарпанном цеху с работягами, да и Никите некогда было предаваться воспоминаниям.
— Тебя ищу, — ответила я почти чистую правду, — ты не думай, я по делу…
Он почему-то слегка покраснел, потом оглянулся на работяг и сказал им совсем не таким голосом, как раньше:
— Ну вы тут.., это.., разберитесь! — И, не сдержавшись, добавил:
— Сидоров… Чтоб у меня без кувалды!
— Андреич! — истово воскликнул Сидоров, ударив себя в грудь. — Обижаешь! Да чтоб я… Да ни в жисть! Что же мы — не понимаем? — И снова углубился в нехитрый трудовой процесс.
Мы с Никитой вышли в коридор, и он двинулся по нему, удивленно оглядываясь на меня и собираясь с духом, чтобы снова задать волновавший его вопрос.
— Не мучайся, — усмехнулась я, — я вообще-то только недавно узнала, что ты здесь работаешь, и решила соединить приятное с полезным. А так мне все равно нужно было на этот комбинат ехать. Я вообще-то журналист, корреспондент «Невского вестника». У тебя тут кабинет есть, или так весь день и бегаешь по цехам?
— Бегаю… — протянул Никита извиняющимся голосом. — Но кабинет, конечно, есть, мы сейчас туда идем.
Мы свернули в боковой коридор, поднялись по металлической лесенке, похожей на корабельный трап и подошли к двери с табличкой «Н. А. Козодоев, заместитель директора».
Никита распахнул дверь. За маленьким столиком сидела невысокая полная женщина средних лет в очках и вязала носок. При виде начальника она поспешно спрятала вязание в ящик стола и уставилась на Никиту преданным взором. Он махнул ей рукой, пробурчал что-то невразумительное и прошел в следующую дверь, которая вела в сам его кабинет.
Кабинет был маленький и неуютный, видно было, что хозяин посещал его редко.
Никита пододвинул мне стул, сам уселся за стол, потом подскочил и спросил:
— Тебе, может быть, кофе?
— Нет-нет, — замахала я руками, подумав, что его секретарше снова придется оторваться от вязания, а также о том, какую бурду может сварить эта грымза. Судя по обстановке в кабинете, она совершенно не следит за своим начальником Никитой. Вон, пыль на подоконнике, и вода в графине аж позеленела. Да и занавески некрасиво провисли, и никому нет до этого дела. Нет, из рук этой женщины я не хочу принимать ничего, даже кофе.
— Ну рассказывай. — Никита откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с любопытством, чуть склонив голову набок.
Мне показалось, что время пошло вспять, и я снова — влюбленная девятиклассница. Снова сердце забилось неровно, захотелось опустить глаза в пол и дурацки захихикать.
Однако с девятого класса я все-таки немножко поумнела и не стала с ходу выкладывать Никите лишнее. Я рассказала ему, что занимаюсь по поручению газеты расследованием махинаций с недвижимостью и что по ходу дела узнала про интерес, который проявляют по отношению к Новоапраксинскому химкомбинату, и решила приехать сюда и поглядеть собственными глазами, какой интерес может представлять это предприятие для богатых и влиятельных людей?
Этим осторожным вопросом закончила я свою тираду, невольно оглядевшись по сторонам и вспомнив раздолбанную дорогу, полупустые коридоры и Сидорова с его кувалдой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61