— Что ты сочиняешь? — спросил я.
— Конечно, балладу, Малый. Только сейчас начал. Может, присоединишься?
— Какая, значит, у нас сегодня тема, прадедушка?
— Выстоять, Малый, выдержать, сжав зубы. Я сейчас перелагаю на стихи еще одно приключение Геракла — в черной тетрадке его нет. Может, и ты напишешь балладу о выдержке?
— Попробую, прадедушка.
Я снял свитер — в нем было слишком жарко в натопленной каморке, — взял приготовленный на столе карандаш и написал на самой середине развернутого рулона: «ГЕНРИХ-ДЕРЖИСЬ! БАЛЛАДА». У меня еще не было ни малейшего представления о том, кто такой этот «Генрих-Держись», но, написав его имя, я с каждой минутой представлял себе его все отчетливей, а потом и в самом деле стал сочинять балладу и закончил ее даже раньше, чем прадедушка свою.
Когда и Старый кончил писать, он спросил:
— Ты ведь сперва придумал название, а уж потом написал балладу, правда?
Я кивнул.
— Говорят, это обычный прием многих сочинителей. А ну-ка, прочти! Посмотрим, как ты справился с задачей, которую сам себе задал.
И я прочел:

Генрих-Держись !
Баллада
Слыхал я когда-то:
У речки ребята
Возились с коварным песком.
Копали, пыхтели,
И вглубь по туннелю
Они пробирались ползком.
Последним, десятым,
Вполз Генрих — ребятам
Вообще-то не нравился он:
Не первый, не главный,
Худой и забавный,
Был Генрих довольно смешон.
И только он скрылся,
Песок заструился,
Но Генрих его удержал:
— Обвал надо мною!
Держу я спиною!
Обратно, ребята! Обвал!
Они рассмеялись,
Они не боялись,
Подумали: «Шутит, трепло!»
— Ну, что же вы, черти!
Спасайтесь от смерти!
Скорее! Держать тяжело!
И вот, от испуга
Толкая друг друга,
Ползут, отгребая песок…
— Давайте, давайте!
Вот тут пролезайте!
Вот тут — у меня между ног!
Выходят ребята —
Четвертый и пятый —
Из мрака — вот солнце и жизнь!
А те, что в туннеле,
Дыша еле-еле,
Все просят: — Эй, Генрих, держись!
Но после восьмого
Обрушился снова
Песчаного свода кусок.
И кончились силы,
И с ног его сбило,
И рухнул над ними песок.
Копали, копали,
Песок разгребали
Поспешно товарищи их
Лопатой, доскою
И просто рукою…
Пока не отрыли двоих.
И Генрих в постели
Почти три недели
Лежал с переломом ноги,
И все ребятишки
Несли ему книжки,
А мамы пекли пироги.
В бинтах он и в гипсе…
Но ты бы ошибся,
Подумав: «Пропащая жизнь!»
Ведь он поправлялся,
И он улыбался,
Теперь он был Генрих-Держись!
Прадедушка, выслушав балладу, сперва помолчал. Потом он сказал:
— Что ж, ты справился, Малый. Вот у нас и еще один герой. И этот юный герой совершил куда более серьезный подвиг, чем ты на своем тросе. Никакого героического замысла у него не было, но он проявил исключительную выдержку и спас жизнь своим друзьям. Это хорошая баллада, Малый.
— Спасибо, прадедушка. А теперь ты прочтешь мне про подвиг Геракла?
— Да, Малый.
Он, как всегда, повертел в руках очки, как всегда, откашлялся и начал читать:

Баллада про Геракла и лань
Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.
Пришлось Гераклу как-то раз
По царскому желанью
Гоняться за… (таков приказ!)
Дианиною ланью.
Герой вначале не учел
Все трудности задачи:
Ведь ланям горы нипочем,
Ведь лани быстро скачут.
Он просто взял да поднажал,
Не испросив совета,
Бежал, бежал, бежал, бежал —
И обежал полсвета.
Не давши отдыха ногам,
Он с гор спускался в долы,
Бежал по лесу, по лугам
Зеленым и веселым.
«Эй, лань!» — кричал он на бегу,
А лань все уходила.
Но ночью раз на берегу
Вдруг сном ее сморило.
И тут Геракл ее словил,
Без выстрела, без боя,
И в край, где Еврисфей царил,
Повел ее с собою.
Он был настойчив, терпелив
И дал пример бесспорный,
Что побеждают, проявив
Характер сверхупорный.
Когда прадедушка кончил читать, я сказал:
— Выходит, прадедушка, нет такой героической черты, какую нельзя было бы найти у Геракла. Похоже, он и в самом деле был первый во всем. Но разве его последователи менее доблестные герои? Неистовый кондитер, клоун Пепе и Энрико из Мексики мне даже как-то ближе.
— Мне тоже, Малый, — улыбнулся прадедушка. — Даже твой Генрих-Держись мне куда ближе, чем Геракл. Но ведь так и должно быть, Малый! Герой, которому воздвигли памятник из звезд, навсегда останется таким же простым, великим и далеким, как звезды. Это образец. Другие — люди.
Но тут я рассмеялся, потому что и на этот раз, как только мы заговорили о Геракле, нас прервали — пришел дядя Яспер звать нас вниз, ужинать.
Когда слишком много жуешь, можно и устать. А в те дни, когда приходил наш катер, у Верховной бабушки жевали целый день. Вот почему в этот субботний вечер мы все довольно рано расстались друг с другом и разошлись по своим комнатам. Даже дядя Гарри, обычно ложившийся за полночь, поднялся сегодня вместе со мной в нашу с ним спальню. Правда, мне пришлось еще рассказать ему со всеми подробностями, о чем мы сегодня сочиняли с прадедушкой.
Это до того его заинтересовало, что он под конец даже спросил меня, очень ли я устал и могу ли выслушать перед сном еще одну историю. Историю про выдержку и силу воли, свидетелем которой был он сам.
— Ну, хочешь ее послушать, Малый?
Конечно, я хотел — ведь он еще ни разу в жизни не рассказал мне ни одной истории. Мне даже показалось, что я совсем не так уж устал.
И, устроившись поудобнее в теплой постели, я стал слушать.

РАССКАЗ ДЯДИ ГАРРИ, МОРЯКА
Тот, кто в мои времена, году этак в 1910, хотел наняться матросом на корабль, оказывался в затруднительном положении: на эту работу находилось больше желающих, чем было нужно. Кроме того, владельцы судов охотнее брали на службу в судовую команду сразу нескольких моряков, хорошо сработавшихся друг с другом. Трое матросов, явившись вместе, скорее могли получить работу, чем один.
Поэтому я тогда сговорился с Карстеном Хайкенсом и Бартом Ользеном наняться на один корабль. Нам уже удалось найти в Гамбурге пароходство, где готовы были нас взять. И вот завтра утром, в восемь часов, все мы должны были явиться в контору.
Но накануне вечером Барт, никогда не отличавшийся хорошим здоровьем, вдруг, как нарочно, заболел гриппом, да с такой высокой температурой, что мы даже за него испугались. Доктор, которого мы к нему привели, сказал, что Барту придется пролежать в постели по крайней мере недели две.
Это расстроило все наши планы, потому что пароходству требовались именно три матроса, хорошо сработавшихся друг с другом. Без Барта Ользена и идти было нечего. Поэтому мы испробовали все виды лечения, и Барту пришлось глотать лошадиные дозы всяких лекарств, чтобы завтра хоть как-нибудь держаться на ногах. Но на следующее утро в семь часов, когда мы должны были отправиться в контору, оказалось, что температура у Барта ничуть не ниже, чем вчера, а чувствует он себя еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41