— Да что вы, тетя Юлия! Дело ведь совсем не в быстроте! — воскликнул я. — Для поэтов быстрота не имеет значения. Сочиняй хоть полчаса, хоть полгода — это все равно. Лишь бы в конце концов получилось стоящее стихотворение.
— А ваше стихотворение, дорогая тетя Юлия, наверняка стоящее, — докончил прадедушка.
— Только вот про героев в нём ничего нет, друзья мои!
— Нет, есть, тетя Юлия! Оно показывает, что памятник вовсе не доказательство героизма. Верно, прадедушка?
— Да, Малый, ты прав. Теперь хорошо бы послушать твое стихотворение. А как оно называется?
— «Звонарь и полководец».
— А ну-ка прочти! И я прочел:

Звонарь и полководец
Известный полководец занял город —
Вон памятник из бронзы над горой,
Но правда до людей дошла не скоро,
За что он был прославлен как герой.
Про этот город с сотней колоколен
Приказ гласил, как знаем мы теперь
(И полководец был собой доволен):
«Занять! И не считать людских потерь!»
Но низший чин какой-то осторожно
Сказал, два пальца к козырьку держа:
«Ворваться в данный город невозможно —
Ведь тут на колокольнях сторожа!
Сто звонарей стоят у них на страже,
Да и к тому ж — заведено так встарь —
Оружие хранят здесь в доме каждом.
От звонарей слыхал я. Сам звонарь».
«Что, что? Так здесь на каждой колокольне
Торчит, выходит, сторож день и ночь?
Ты сам звонарь? Совет подать изволь мне,
Как звонарей прогнать оттуда прочь!»
«Свой пост покинут звонари тогда лишь, —
С улыбкой хитрой отвечал звонарь, —
Когда в набатный колокол ударишь,
Им возвестив, что помер государь».
«Проклятье! Черт возьми! Так что ж, доколе
Теперь нам ждать? А вдруг он не помрет?
Построить дом мне тут прикажешь, что ли,
И засадить капустой огород?!»
«Нет, справимся мы здесь куда скорее, —
Сказал звонарь, — пошлите-ка меня,
И отвлеку на время звонарей я,
О мнимой смерти в колокол звоня.
Когда ж они за мною в честь кончины
В колокола согласно зазвонят,
Сапёры пусть во рвы кладут фашины,
И посылайте штурмовой отряд!»
Ответил полководец: «Что ж, попробуй!» —
И в город звонаря отправил он.
И вот уж колокольный звон особый
Вдали раздался. Громче, громче звон!
И город полководец взял без боя —
Ещё пылала на небе заря, —
И был он горд победой и собою…
— А что ж звонарь?
— Убили звонаря!
— Бедный звонарь! — сказала тетя Юлия, громко вздохнув. — Он был героем, а памятник поставили полководцу.
— А я вот не знаю, — задумчиво возразил прадедушка, — был ли этот звонарь героем. Он помог какому-то полководцу взять какой-то город и сам при этом погиб. И ни одна живая душа о нем не вспомнит. А что ему-то было за дело до тщеславных замыслов этого полководца? Всё это совершенно его не касалось. В те времена знатные и богатые драли шкуру с бедных людей. Глупо, если бедняк помогал им. Умереть за неправое дело — не геройство.
Тетя Юлия с ним согласилась. Как видно, она хотела ещё поговорить о героях, но, взглянув на часы, воздержалась от этого. Теперь-то уж она непременно должна идти домой, заявила она, иначе выйдет скандал с Зандманом. А скандалов она терпеть не может.
Я проводил тетю Юлию на нижний этаж — нога моя уже не болела.
Внизу мы чуть не столкнулись с Верховной бабушкой. Неся перед собой поднос с ужином, она выходила из кухни.
— Они вам читали стихи? — спросила она тетю Юлию.
— Нет, — ответила та, — я сочиняла вместе с ними!
— Что-о?! — От удивления Верховная бабушка чуть не уронила поднос. — Вы сочиняли вместе с ними?
— Ну да, — засмеялась тетя Юлия.
— Про героев, тетя Юлия?
— Да, фрау Маргарита, про героев и про памятники.
Верховная бабушка, застывшая с подносом в руках, сама сейчас была похожа на памятник. Когда я на всякий случай взял у нее поднос, она сказала:
— Домашние хозяйки начали заражаться от поэтов. Слыханное ли дело! Жизнь — это все-таки не собрание сочинений! Жизнь — это дело серьезное!
— Но ведь и вам самой, как я слышала, приходилось сочинять стихи, — сказала тетя Юлия.
— Да, но только к празднику! — объявила Верховная бабушка. — К празднику полагаются стихи. Но будни — это будни.
— Как хорошо, что мой сын для меня готовит! — воскликнула тетя Юлия. — Я могу считать будни праздником и сочинять с поэтами! Ну, спокойной ночи!
И прежде чем возмущённая Верховная бабушка успела ей что-либо возразить, она исчезла за дверью. Поэтому бабушка набросилась на меня.
— Ну и нравы! — кричала она. — Ну и порядки! Изволь-ка сам отнести поднос на чердак! — И она поспешно удалилась на кухню.
Я с удовольствием понес на чердак наш ужин. Я очень боялся, что прадедушка не сможет сам спрятать рулон.
Но когда я вошел в каморку, обоев нигде не было видно. Только когда я сел на оттоманку и подо мной что-то зашуршало, я понял, что Старый засунул рулон под подушки. Я вынес его за дверь, чтобы Верховной бабушке легче было его найти, — зачем лишать ее тайных радостей!
За ужином Старый сказал, что у тети Юлии несомненный поэтический дар.
— Когда меня уже не будет, Малый, упражняйся с ней в искусстве сочинения стихов.
— Да ты, прадедушка, до ста лет доживешь с твоей каталкой, — сказал я, — а до тех пор у нас еще много времени.
— Никто никогда не знает, сколько у него ещё времени, Малый. Это — скажу я тебе по секрету — и делает жизнь такой увлекательной. Ну вот я и наелся. Пора, пожалуй, на боковую. Пойдём, поддержи-ка меня немного!
Я помог прадедушке спуститься на второй этаж, и по дороге, на лестнице, он опять как бы подвел итог сегодняшнего дня:
— Про памятники мы сегодня узнали очень много, про героев мало. В мраморе и бронзе, Малый, слишком часто прославляют мнимых героев. Те, кто совершает настоящие подвиги, не зарятся на славу. А памятник им — то, что люди вспоминают о них с благодарностью.
Мы дошли уже до дверей прадедушкиной спальни, и он пожелал мне спокойной ночи. И я тоже пожелал ему спокойной ночи, а потом и сам пошел спать. Я еще слышал, как кто-то прокрался на чердак, и хотя не сомневался, что это Верховная бабушка, любопытствует насчет наших творений, слишком устал, чтобы подняться по лестнице и застукать ее на месте преступления.
«Я ещё ей растолкую, что мы давно уличили ее в шпионаже», — подумал я. И закрыл глаза.
Суббота ,
в которую я, как мне кажется, совершаю героический подвиг, а дома тем временем царит суматоха. Речь здесь пойдет о выдержке и о многом другом. Здесь приводится рассказ, написанный Верховной бабушкой, и рассказ отшельника Гаспара Ленцеро из времен завоевания Мексики, а также рассказ дяди Гарри, моряка. Итак,

СУББОТА
Удивительно, что люди, которые много размышляют о героях, в конце концов начинают чувствовать непреодолимое желание перейти от размышлений к делу. Может быть, это потому, что героический подвиг (о чем говорит уже само слово) заключается в действии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41