Эта участь его не страшила.
— Слушай, брат, — сказал Гарольд, — оставим прежние споры. Никто здесь не желает тебе зла.
— И я никому не желаю зла, — спокойно отозвался Фонэн. — И никогда не желал.
— Это правда, — вмешался вдруг Тассилон. Он и сам от себя не ожидал подобной дерзости. Но Фонэн был сейчас один против всех — как жил один против всех всю свою жизнь, и Тассилон внезапно понял, что это несправедливо. — В душе этого человека много горечи, но много и искренней муки, и желания добра. Вы не понимали его.
— А ты кто? — прищурился Эдмун, — Кто ты такой? Новый прихвостень?
— Я его друг, — ответил Тассилон.
— Друг? — удивленно протянул Эдмун и коснулся локтя Азании, которая вдруг покраснела и оскорбленно сжала губы. — Да разве у такого, как Фонэн, могут быть друзья?
— Если у него могут быть братья и сестры, — парировал Тассилон, — значит, могут быть и друзья. Мой сводный брат говорил: «Брат — это друг, данный человеку самой природой». Если кровь обманывает, то не обманут разум и понимание.
— Это ты о себе? — фыркнул Эдмун. — Это у тебя — разум и понимание?
— Может быть, — сказал Тассилон. Элленхарда еле заметно улыбнулась. Ей нравилась эта дерзость, и он понял это.
— Мы знаем, как освободить тебя, Фонэн, — сказал Гарольд. — Ты действительно не виноват в том, что единственный из нашего поколения унаследовал магический дар. Эдмуна эта беда обошла стороной…
— К счастью, — добавила Элиза. Фонэн теперь молчал — слушал. Гарольд продолжал:
— Стой спокойно, не двигайся. Мы попробуем избавить твое тело от этого огня.
Гарольд, Элиза, Эдмун и Азания окружили Фонэна, оттеснив Тассилона в сторону. Он воспользовался случаем стать поближе к Элленхарде. Она смерила его холодным взглядом, и у Тассилона упало сердце: да что же это такое! Разве не сама она оставила его в Феризе, когда умчалась вместе со спасителями колдуньи?! Почему же теперь она отворачивает от него лицо?
Впрочем, спустя миг даже эти мысли вылетели у него из головы, так необычно и страшно было происходящее под мертвым деревом.
Азания высоко подняла над головой зеркало. Из пальцев Фонэна вдруг вылетела синеватая молния и ударила прямо в середину зеркала. Азания вскрикнула, пошатнулась, но Эдмун поддержал ее, а Гарольд крепко схватил за руку, не позволяя выронить зеркало. Еще одна молния, еще одна. Фонэн безмолвно стискивал зубы. Его худое тело сотрясала крупная дрожь, черный плащ освещался изнутри, как будто под ним пробегали светляки.
Молнии словно разрывали тело главы Священного Совета, вылетая из него одна за другой. Они били и били по зеркалу. От напряжения Азания была белой, как мел, но зеркала не опускала. Оно уже почернело и слегка дымилось.
Фонэн захрипел. С его губ закапала пена, она сделалась розовой, потом красной. С жутким булькающим звуком хлынула из горла кровь. Фонэн упал на землю, корчась и извиваясь. Кровь заливала его лицо и откинутую в сторону левую руку. Ноги принялись стучать по земле, отбивая предсмертный танец.
— 0ни убивают его! — шепнул Тассилон.
Последние слабые молнии пробежали по умирающему телу и с легким шипением коснулись зеркала. Фонэн еще раз вздрогнул на земле и затих навсегда.
Азания разжала онемевшие губы и громко застонала. Зеркало выпало из ее руки и рассыпалось в пыль, едва лишь коснулось твердой почвы. Ладонь Азании была обожжена почти до кости. Она плакала от боли и старалась не смотреть на свою руку, а растерянный Эдмун целовал ее здоровую ладонь и тоже едва не плакал.
Гарольд склонился над телом своего брата.
— Он мертв? — тихо спросила Элиза.
— Мертвее не бывает, — ответил Гарольд.
— Мы убили его! — горестно молвила Элиза. Гарольд бережно обнял ее за плечи:
— Не горюй. Мы сделали все, что в наших силах. Ведь мы не маги, да и Азания немногое умеет. Мы честно пытались спасти его, и он об этом знал.
— И все же мы его убили, — повторила она. — Мы убили нашего брата.
— Мы освободили его, — сказал Гарольд. — Теперь он может уйти в мир покоя и безмолвия.
Эдмун помог Азании сесть в седло и сам уселся позади девушки — она не смогла бы сейчас управлять лошадью. Тассилон безмолвно присоединился к остальным. Он знал, где его место, — там, где Элленхарда. Что бы она об этом ни думала.
Они возвращались в замок молча. Все были слишком измучены для того, чтобы разговаривать. Лошадей бросили на попечение сонного Фравардина — старый слуга спал вполуха, ожидая возвращения господ. Он бросил подозрительный взгляд на Тассилона, но, видя, что господа не обращают на нового гостя никакого внимания, решил отложить расспросы до утра. Впрочем, Тассилон вел себя не как гость — он помог старику расседлать лошадей и заснул прямо в конюшне прежде, чем Фравардин успел предложить ему ужин и приличную постель.
* * *
Элленхарда явилась на конюшню утром. Обошла лошадей, одну погладила по морде, другую похлопала по шее, третьей прошептала ласковое словечко.
Лошади помаргивали и поглядывали на нее так, словно о чем-то догадывались. Впрочем, Элленхарда в этом и не сомневалась: коням ведомо куда больше, чем людям.
Тассилон спал, подложив пол голову седло. Девушка остановилась над спящим, сердито разглядывая его. Хорош, нечего сказать! Как он мог — вместо, того, чтобы разыскать ее в замке, остаться в городе и в конце концов попасть в услужение злейшему врагу ее друзей? Да еще и другом его называть! Как он мог бросить ее? А теперь, гляди ты, спит — и горя ему мало!..
Она тосковала по Тассилону в разлуке. Это открытие испугало Элленхарду и рассердило ее. Вот еще не хватало!
Тассилон пошевелился и открыл глаза. И сразу натолкнулся на гневный колючий взгляд!
— Пробудился? — осведомилась гирканка. — Сладко ли выспался?
— Да, — ответил он и сел. — Благодарю тебя за этот вопрос.
Она топнула ногой:
— Почему ты всегда такой! Почему я должна тебя разыскивать?
Тассилон взял ее за руки и усадил рядом с собой. Обнял за плечи, прижал к себе. Она сердито всхлипнула.
— В этом городе нам больше нечего делать, — сказала она. — Сидя на одном месте, Арригона не найдешь.
— А ведунья? Она не может разглядеть его в каком-нибудь волшебном зеркале?
Элленхарда безнадежно махнула рукой:
— Ведунья! Одно только название! Эта Азания, из-за которой мы оба чуть не потеряли голову, ведает лишь травками да припарками, может заговорить кровь или больной зуб, а толку-то? Ничего она не видит, ни в прошлом, ни в будущем, и сквозь расстояние тоже ничего не углядывает. Молодой Эдмун поет ей песенки про то, про это, а она знай себе наряжается и глазками хлопает.
Элленхарда очень смешно передразнила — как именно красавица Азания «хлопает глазками». Тассилон засмеялся.
— По сравнению с тобой, госпожа моя, любая раскрасотка не лучше раскрашенной куклы — знаешь, из тех, что шьют из старых тряпиц и размалевывают угольком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Слушай, брат, — сказал Гарольд, — оставим прежние споры. Никто здесь не желает тебе зла.
— И я никому не желаю зла, — спокойно отозвался Фонэн. — И никогда не желал.
— Это правда, — вмешался вдруг Тассилон. Он и сам от себя не ожидал подобной дерзости. Но Фонэн был сейчас один против всех — как жил один против всех всю свою жизнь, и Тассилон внезапно понял, что это несправедливо. — В душе этого человека много горечи, но много и искренней муки, и желания добра. Вы не понимали его.
— А ты кто? — прищурился Эдмун, — Кто ты такой? Новый прихвостень?
— Я его друг, — ответил Тассилон.
— Друг? — удивленно протянул Эдмун и коснулся локтя Азании, которая вдруг покраснела и оскорбленно сжала губы. — Да разве у такого, как Фонэн, могут быть друзья?
— Если у него могут быть братья и сестры, — парировал Тассилон, — значит, могут быть и друзья. Мой сводный брат говорил: «Брат — это друг, данный человеку самой природой». Если кровь обманывает, то не обманут разум и понимание.
— Это ты о себе? — фыркнул Эдмун. — Это у тебя — разум и понимание?
— Может быть, — сказал Тассилон. Элленхарда еле заметно улыбнулась. Ей нравилась эта дерзость, и он понял это.
— Мы знаем, как освободить тебя, Фонэн, — сказал Гарольд. — Ты действительно не виноват в том, что единственный из нашего поколения унаследовал магический дар. Эдмуна эта беда обошла стороной…
— К счастью, — добавила Элиза. Фонэн теперь молчал — слушал. Гарольд продолжал:
— Стой спокойно, не двигайся. Мы попробуем избавить твое тело от этого огня.
Гарольд, Элиза, Эдмун и Азания окружили Фонэна, оттеснив Тассилона в сторону. Он воспользовался случаем стать поближе к Элленхарде. Она смерила его холодным взглядом, и у Тассилона упало сердце: да что же это такое! Разве не сама она оставила его в Феризе, когда умчалась вместе со спасителями колдуньи?! Почему же теперь она отворачивает от него лицо?
Впрочем, спустя миг даже эти мысли вылетели у него из головы, так необычно и страшно было происходящее под мертвым деревом.
Азания высоко подняла над головой зеркало. Из пальцев Фонэна вдруг вылетела синеватая молния и ударила прямо в середину зеркала. Азания вскрикнула, пошатнулась, но Эдмун поддержал ее, а Гарольд крепко схватил за руку, не позволяя выронить зеркало. Еще одна молния, еще одна. Фонэн безмолвно стискивал зубы. Его худое тело сотрясала крупная дрожь, черный плащ освещался изнутри, как будто под ним пробегали светляки.
Молнии словно разрывали тело главы Священного Совета, вылетая из него одна за другой. Они били и били по зеркалу. От напряжения Азания была белой, как мел, но зеркала не опускала. Оно уже почернело и слегка дымилось.
Фонэн захрипел. С его губ закапала пена, она сделалась розовой, потом красной. С жутким булькающим звуком хлынула из горла кровь. Фонэн упал на землю, корчась и извиваясь. Кровь заливала его лицо и откинутую в сторону левую руку. Ноги принялись стучать по земле, отбивая предсмертный танец.
— 0ни убивают его! — шепнул Тассилон.
Последние слабые молнии пробежали по умирающему телу и с легким шипением коснулись зеркала. Фонэн еще раз вздрогнул на земле и затих навсегда.
Азания разжала онемевшие губы и громко застонала. Зеркало выпало из ее руки и рассыпалось в пыль, едва лишь коснулось твердой почвы. Ладонь Азании была обожжена почти до кости. Она плакала от боли и старалась не смотреть на свою руку, а растерянный Эдмун целовал ее здоровую ладонь и тоже едва не плакал.
Гарольд склонился над телом своего брата.
— Он мертв? — тихо спросила Элиза.
— Мертвее не бывает, — ответил Гарольд.
— Мы убили его! — горестно молвила Элиза. Гарольд бережно обнял ее за плечи:
— Не горюй. Мы сделали все, что в наших силах. Ведь мы не маги, да и Азания немногое умеет. Мы честно пытались спасти его, и он об этом знал.
— И все же мы его убили, — повторила она. — Мы убили нашего брата.
— Мы освободили его, — сказал Гарольд. — Теперь он может уйти в мир покоя и безмолвия.
Эдмун помог Азании сесть в седло и сам уселся позади девушки — она не смогла бы сейчас управлять лошадью. Тассилон безмолвно присоединился к остальным. Он знал, где его место, — там, где Элленхарда. Что бы она об этом ни думала.
Они возвращались в замок молча. Все были слишком измучены для того, чтобы разговаривать. Лошадей бросили на попечение сонного Фравардина — старый слуга спал вполуха, ожидая возвращения господ. Он бросил подозрительный взгляд на Тассилона, но, видя, что господа не обращают на нового гостя никакого внимания, решил отложить расспросы до утра. Впрочем, Тассилон вел себя не как гость — он помог старику расседлать лошадей и заснул прямо в конюшне прежде, чем Фравардин успел предложить ему ужин и приличную постель.
* * *
Элленхарда явилась на конюшню утром. Обошла лошадей, одну погладила по морде, другую похлопала по шее, третьей прошептала ласковое словечко.
Лошади помаргивали и поглядывали на нее так, словно о чем-то догадывались. Впрочем, Элленхарда в этом и не сомневалась: коням ведомо куда больше, чем людям.
Тассилон спал, подложив пол голову седло. Девушка остановилась над спящим, сердито разглядывая его. Хорош, нечего сказать! Как он мог — вместо, того, чтобы разыскать ее в замке, остаться в городе и в конце концов попасть в услужение злейшему врагу ее друзей? Да еще и другом его называть! Как он мог бросить ее? А теперь, гляди ты, спит — и горя ему мало!..
Она тосковала по Тассилону в разлуке. Это открытие испугало Элленхарду и рассердило ее. Вот еще не хватало!
Тассилон пошевелился и открыл глаза. И сразу натолкнулся на гневный колючий взгляд!
— Пробудился? — осведомилась гирканка. — Сладко ли выспался?
— Да, — ответил он и сел. — Благодарю тебя за этот вопрос.
Она топнула ногой:
— Почему ты всегда такой! Почему я должна тебя разыскивать?
Тассилон взял ее за руки и усадил рядом с собой. Обнял за плечи, прижал к себе. Она сердито всхлипнула.
— В этом городе нам больше нечего делать, — сказала она. — Сидя на одном месте, Арригона не найдешь.
— А ведунья? Она не может разглядеть его в каком-нибудь волшебном зеркале?
Элленхарда безнадежно махнула рукой:
— Ведунья! Одно только название! Эта Азания, из-за которой мы оба чуть не потеряли голову, ведает лишь травками да припарками, может заговорить кровь или больной зуб, а толку-то? Ничего она не видит, ни в прошлом, ни в будущем, и сквозь расстояние тоже ничего не углядывает. Молодой Эдмун поет ей песенки про то, про это, а она знай себе наряжается и глазками хлопает.
Элленхарда очень смешно передразнила — как именно красавица Азания «хлопает глазками». Тассилон засмеялся.
— По сравнению с тобой, госпожа моя, любая раскрасотка не лучше раскрашенной куклы — знаешь, из тех, что шьют из старых тряпиц и размалевывают угольком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79