Это более чем напоминало нашу первую беседу на стоянке мотеля «Бэйвью». Я понимал, что теперь он не зеленый новичок, совершающий паломничество на место своего первого убийства. Встреча со мной, должно быть, казалась ему ожившим кошмаром. Но теперь мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как далеко он ушел с тех пор. Физически он изменился мало — разве что раздался в шее, да зубы пожелтели сильнее, — но он изменился. Я читал это в его глазах.
— Меткалф… — начал он.
— Молчи, — оборвал я его. — Я знаю, что ты скажешь. Ты теперь большой человек и умеешь сладко петь. Такая у тебя работа. Ты скажешь мне, что прошлое осталось в прошлом. Ты скажешь, что идеализм вышел из моды, пока меня не было. Ты смешаешь угрозы и посулы в один сладкий коктейль и вольешь его мне в ухо. Я знаю все об этом. Ты теперь Фонеблюм.
Он скривил свои черные губы в хорошо отрепетированной улыбке. В его старый репертуар это не входило, поэтому я воспринял это как подтверждение того, что я сказал.
— Я — Фонеблюм? — переспросил он. — Что ж, это почти верно.
— Хочешь, я опишу тебе нашу дальнейшую беседу? Ты прощупаешь меня на предмет цены — во сколько тебе обойдется заставить меня исчезнуть. Я скажу, что не продаюсь. Ты напомнишь мне, что тебе вовсе не обязательно было приезжать и что ты просто мог послать полную машину своих ребят.
— Неплохо, — сказал он. — Мне нравится.
— О'кей. Я сказал твою часть. Теперь ты скажи мне мою.
Он подумал.
— Ты скажешь, что имеешь на меня что-то. Я внимательно выслушаю и спокойно отвечу, что ты и твоя информация уже шесть лет как мертвы — Он помолчал. — Знаешь, Меткалф, ты странный призрак Ты мне не навредишь, а я тебе могу, и еще как. Ты все равно что не существуешь.
— Мне это тоже нравится, — сказал я. — Только ты все понял неверно.
— Как это неверно?
— Это будет скорее вот как, — объяснил я. — Я скажу тебе, что с твоей стороны было большой ошибкой помещать меня в морозильник. События шестилетней давности для меня все равно что вчерашние.
Я заметил, что его лапа с пистолетом напряглась. Я не беспокоился. Он был мой. Он дважды подумает, стоит ли устраивать шум на стоянке у своего клуба, к тому же шанса подумать об этом дважды у него не будет.
— Я скажу тебе, что ты совершил самую офигительно большую ошибку в жизни, не послав вместо себя своих ребят, — продолжал я. — А потом я разобью тебе морду.
Он поднял пистолет, но я с силой отвел дуло вниз, прижав к его колену.
Я врезал ему по носу головой, и он ударился в панику и попытался встать.
Машина была явно мала для этого. Всем своим весом я сунул его обратно в кресло и обеими руками сжал его палец на спусковом крючке. Он не хотел прострелить себе коленку и отпустил пистолет, упавший на пол машины.
Он ударил меня по зубам, но не вложил в удар душу. Возможно, ему не доводилось драться со времени нашей потасовки у меня в подъезде, в то время как моей единственной проблемой были пальцы, разбитые два дня назад о его зубы. Его главным оружием всегда служили задние ноги и хвост, но сейчас они застряли под приборной доской. Это был мой бенефис. Когда руки устали, я поднял пистолет Джоя и пару раз сунул ему в пасть. Потом опустил стекло и вышвырнул пистолет на гравий.
Я попробовал говорить, но во рту оказалось слишком много крови. Должно быть, он все-таки успел двинуть меня пару раз. Я сплюнул в окошко и вытер рот рукой. Однако и Джой выглядел не блестяще. Его голова откинулась на спинку кресла так, словно шея не гнулась. Но когда я заговорил, я видел, что он слушает.
— Знаешь, почему Фонеблюм так мечтал о наследнике? Всегда находится кто-то, выступающий в его роли, точно так же, как всегда найдется кто-то вроде меня.
Я еще раз вытер кровь со рта, потом достал пистолет Барри. Тот сыграл мне свою Тему Опасности, и на этот раз она показалась вполне уместной.
— Не думай, что это за убийство Стенханта, — сказал я. — Тебя заставили нажать на курок. Я принимаю это в расчет.
Глаза Джоя расширились от страха. Он понимал каждое слово.
— Это тебе за то, что ты держишь вожжи, — продолжал я. — За девушек на втором этаже «Капризной Музы». За шесть лет искалеченных жизней, которым я не мог помочь, потому что лежал замороженный. Это тебе за те дела, о которых знаешь только ты, за те дела, которые ты совершил, позволив себе пойти по стопам толстяка.
— Меткалф, — произнес Джой. — Меткалф, ради Бога…
— На твоем месте сидел сегодня Фонеблюм, — продолжал я, не слушая его.
— Но я опоздал на годы. А с тобой я как раз угадал. Я хочу убить того, кто помнит, кем я был.
Я нажал на спуск. Первая пуля ударила ему в морду, но его ноги еще дергались. Я с опаской относился к этим ногам. Я разрядил обойму ему в живот, и одна из пуль задела позвоночник. Он затих. Потом я забрал у него ключи и оставил его в моей машине, а сам взял его. Вести ее оказалось куда приятнее, чем взятую напрокат колымагу.
8
На следующее утро я сидел в машине Джоя перед входом в Отдел. Я был в норме. Почти всю ночь я провел в холмах, любуясь луной, массируя пальцы.
Где-то на протяжении этих часов я пришел в себя. Мой организм забыл о порошке. Я опустил стекло, откинулся в кресле и стал слушать звуки наступающего дня. Я не боялся ждать. По какой-то причине все казалось мне замечательным. Мне даже нравились дома, натыканные за время моего отсутствия.
Через полчаса из дверей, подслеповато щурясь на солнечный свет, вышел
Энгьюин с новой карточкой в руке. Он выпадал из обстановки не больше, чем шесть лет назад. Когда он проходил мимо, я отодвинулся в тень. Мне нечего было сказать ему. Я просто хотел удостовериться.
Потом я запер машину Джоя и вошел. Я нашел инквизитора и протянул ему карточку и пистолет Барри, еще раз сыгравший Тему Опасности. Это даже начинало мне нравиться.
— Мое имя Конрад Меткалф, — сказал я. — Возможно, вы искали меня.
Теперь, когда я развязался со всем, морозильник не представлялся мне таким уж наказанием. Я ощущал себя бродягой, который бьет витрины, чтобы было где переночевать. Если мне не понравится мир, в котором я проснусь в следующий раз, я всегда нарвусь на какую-нибудь неприятность, и так до тех пор, пока я не найду подходящего мира или пока они не прекратят морозить меня за казенный счет. И вполне возможно, что я все-таки встречусь с
Корнфельдом, чтобы вернуть ему удар по пузу.
Когда меня готовили к заморозке, один из инквизиторов проникся ко мне симпатией — на этом этапе они часто такие — и предложил мне понюшку зелья, которое нюхал сам.
— Забыватель? — спросил я.
Он отрицательно мотнул головой.
— Мой собственный состав, — гордо сказал он. — Попробуй-ка.
Значит, порошечники все же работают. Подпольно. Уже лучше. Я взял у него соломинку. Ну вот, теперь я точно проснусь с больной головой, но, черт возьми, это моя головная боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Меткалф… — начал он.
— Молчи, — оборвал я его. — Я знаю, что ты скажешь. Ты теперь большой человек и умеешь сладко петь. Такая у тебя работа. Ты скажешь мне, что прошлое осталось в прошлом. Ты скажешь, что идеализм вышел из моды, пока меня не было. Ты смешаешь угрозы и посулы в один сладкий коктейль и вольешь его мне в ухо. Я знаю все об этом. Ты теперь Фонеблюм.
Он скривил свои черные губы в хорошо отрепетированной улыбке. В его старый репертуар это не входило, поэтому я воспринял это как подтверждение того, что я сказал.
— Я — Фонеблюм? — переспросил он. — Что ж, это почти верно.
— Хочешь, я опишу тебе нашу дальнейшую беседу? Ты прощупаешь меня на предмет цены — во сколько тебе обойдется заставить меня исчезнуть. Я скажу, что не продаюсь. Ты напомнишь мне, что тебе вовсе не обязательно было приезжать и что ты просто мог послать полную машину своих ребят.
— Неплохо, — сказал он. — Мне нравится.
— О'кей. Я сказал твою часть. Теперь ты скажи мне мою.
Он подумал.
— Ты скажешь, что имеешь на меня что-то. Я внимательно выслушаю и спокойно отвечу, что ты и твоя информация уже шесть лет как мертвы — Он помолчал. — Знаешь, Меткалф, ты странный призрак Ты мне не навредишь, а я тебе могу, и еще как. Ты все равно что не существуешь.
— Мне это тоже нравится, — сказал я. — Только ты все понял неверно.
— Как это неверно?
— Это будет скорее вот как, — объяснил я. — Я скажу тебе, что с твоей стороны было большой ошибкой помещать меня в морозильник. События шестилетней давности для меня все равно что вчерашние.
Я заметил, что его лапа с пистолетом напряглась. Я не беспокоился. Он был мой. Он дважды подумает, стоит ли устраивать шум на стоянке у своего клуба, к тому же шанса подумать об этом дважды у него не будет.
— Я скажу тебе, что ты совершил самую офигительно большую ошибку в жизни, не послав вместо себя своих ребят, — продолжал я. — А потом я разобью тебе морду.
Он поднял пистолет, но я с силой отвел дуло вниз, прижав к его колену.
Я врезал ему по носу головой, и он ударился в панику и попытался встать.
Машина была явно мала для этого. Всем своим весом я сунул его обратно в кресло и обеими руками сжал его палец на спусковом крючке. Он не хотел прострелить себе коленку и отпустил пистолет, упавший на пол машины.
Он ударил меня по зубам, но не вложил в удар душу. Возможно, ему не доводилось драться со времени нашей потасовки у меня в подъезде, в то время как моей единственной проблемой были пальцы, разбитые два дня назад о его зубы. Его главным оружием всегда служили задние ноги и хвост, но сейчас они застряли под приборной доской. Это был мой бенефис. Когда руки устали, я поднял пистолет Джоя и пару раз сунул ему в пасть. Потом опустил стекло и вышвырнул пистолет на гравий.
Я попробовал говорить, но во рту оказалось слишком много крови. Должно быть, он все-таки успел двинуть меня пару раз. Я сплюнул в окошко и вытер рот рукой. Однако и Джой выглядел не блестяще. Его голова откинулась на спинку кресла так, словно шея не гнулась. Но когда я заговорил, я видел, что он слушает.
— Знаешь, почему Фонеблюм так мечтал о наследнике? Всегда находится кто-то, выступающий в его роли, точно так же, как всегда найдется кто-то вроде меня.
Я еще раз вытер кровь со рта, потом достал пистолет Барри. Тот сыграл мне свою Тему Опасности, и на этот раз она показалась вполне уместной.
— Не думай, что это за убийство Стенханта, — сказал я. — Тебя заставили нажать на курок. Я принимаю это в расчет.
Глаза Джоя расширились от страха. Он понимал каждое слово.
— Это тебе за то, что ты держишь вожжи, — продолжал я. — За девушек на втором этаже «Капризной Музы». За шесть лет искалеченных жизней, которым я не мог помочь, потому что лежал замороженный. Это тебе за те дела, о которых знаешь только ты, за те дела, которые ты совершил, позволив себе пойти по стопам толстяка.
— Меткалф, — произнес Джой. — Меткалф, ради Бога…
— На твоем месте сидел сегодня Фонеблюм, — продолжал я, не слушая его.
— Но я опоздал на годы. А с тобой я как раз угадал. Я хочу убить того, кто помнит, кем я был.
Я нажал на спуск. Первая пуля ударила ему в морду, но его ноги еще дергались. Я с опаской относился к этим ногам. Я разрядил обойму ему в живот, и одна из пуль задела позвоночник. Он затих. Потом я забрал у него ключи и оставил его в моей машине, а сам взял его. Вести ее оказалось куда приятнее, чем взятую напрокат колымагу.
8
На следующее утро я сидел в машине Джоя перед входом в Отдел. Я был в норме. Почти всю ночь я провел в холмах, любуясь луной, массируя пальцы.
Где-то на протяжении этих часов я пришел в себя. Мой организм забыл о порошке. Я опустил стекло, откинулся в кресле и стал слушать звуки наступающего дня. Я не боялся ждать. По какой-то причине все казалось мне замечательным. Мне даже нравились дома, натыканные за время моего отсутствия.
Через полчаса из дверей, подслеповато щурясь на солнечный свет, вышел
Энгьюин с новой карточкой в руке. Он выпадал из обстановки не больше, чем шесть лет назад. Когда он проходил мимо, я отодвинулся в тень. Мне нечего было сказать ему. Я просто хотел удостовериться.
Потом я запер машину Джоя и вошел. Я нашел инквизитора и протянул ему карточку и пистолет Барри, еще раз сыгравший Тему Опасности. Это даже начинало мне нравиться.
— Мое имя Конрад Меткалф, — сказал я. — Возможно, вы искали меня.
Теперь, когда я развязался со всем, морозильник не представлялся мне таким уж наказанием. Я ощущал себя бродягой, который бьет витрины, чтобы было где переночевать. Если мне не понравится мир, в котором я проснусь в следующий раз, я всегда нарвусь на какую-нибудь неприятность, и так до тех пор, пока я не найду подходящего мира или пока они не прекратят морозить меня за казенный счет. И вполне возможно, что я все-таки встречусь с
Корнфельдом, чтобы вернуть ему удар по пузу.
Когда меня готовили к заморозке, один из инквизиторов проникся ко мне симпатией — на этом этапе они часто такие — и предложил мне понюшку зелья, которое нюхал сам.
— Забыватель? — спросил я.
Он отрицательно мотнул головой.
— Мой собственный состав, — гордо сказал он. — Попробуй-ка.
Значит, порошечники все же работают. Подпольно. Уже лучше. Я взял у него соломинку. Ну вот, теперь я точно проснусь с больной головой, но, черт возьми, это моя головная боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57