— спросил он. Возможно, разговор отвлечет его от разглядывания Аманды.
— Вы, как всегда, нападали на меня, — ответила она, но в ее голосе не было гнева. Она закрыла глаза и отдалась приятным ощущениям, чувствуя, как его руки касаются головы и волос. День прошел ужасно, она напрасно потратила кучу времени. Профессор Монтгомери не заинтересовался музеем и в грубой форме дал ей это понять. Потом он кричал на нее и вымазал ей лицо в шоколаде — вот уж действительно ужасный день, — но сейчас ей хотелось лежать вот так вечно, в этой дремотной жаре, и чтобы кто-то лил прохладную воду ей на голову.
Когда Монтгомери поцеловал ее, этот поступок показался ей очень естественным. Она не открыла глаза, и только наслаждалась вкусом его теплых губ. Она подняла руки и обняла его за голову. Кончик его языка коснулся ее, и это ей понравилось. Она бы не протестовала и дальше, если бы он не погладил ее грудь.
Ощущение было таким сильным, что она широко открыла глаза. Она оттолкнула Хэнка и села так резко, что мокрые волосы хлестнули ее по плечам, прикрытым рубашкой.
— Как вы смеете! — возмущенно выдохнула она.
— С легкостью, — ответил он, улыбаясь. — И огромным удовольствием. Таким же удовольствием, которое ощутила ты, должен добавить.
— Вы застали меня врасплох! — сказала она и встала.
Он усмехнулся с таким понимающим видом, что она отвела глаза и покраснела.
— Отвезите меня домой, — попросила она. Хэнк тоже встал.
— Конечно. Так и поедем: я — без рубашки, ты — в одном белье и моей рубашке, к тому же с мокрыми волосами.
Аманда даже не смогла представить, что случится, если Тейлор увидит ее вот так. Он бросит ее, уедет. Она разрушит свою жизнь, а отец будет ненавидеть ее из-за того, что Тейлор уехал. Иногда Аманде казалось, что Гаркер любит Тейлора больше собственной дочери.
Аманда тяжело опустилась на траву.
— Да, — тихо сказала она. — Мне придется подождать, пока волосы и платье высохнут.
Хэнку пришлось отвернуться, чтобы сдержаться и не высказать все, что он думает о ее страхе перед человеком, которого, по ее утверждению, она любит. Как ей объяснить, что страх и любовь несовместимы?
— У тебя есть гребешок?
— Да, — ответила она и пошла к машине. Ее чувства пришли в смятение, и больше всего ей хотелось, чтобы Монтгомери никогда не приезжал. Она должна избавиться от него. Сегодня же вечером она скажет Тейлору, что профессор — невозможный человек и она не может находиться рядом с ним. Тейлор должен понять. Он поймет и позволит… «Обязательно», — сказала она сама себе. Они больше не учитель и ученица, они любят друг друга, поэтому на равных обсудят ситуацию и…
— Сиди спокойно, — сказал Хэнк и начал осторожно вычесывать кусочки торта из ее волос.
— Профессор Монтгомери, вы не должны ко мне прикасаться, — сказала она и отодвинулась.
— Потому что на это имеет право только твой возлюбленный? Слушай, мне жаль, что так получилось с тортом, и я прошу прощения, ладно? А теперь повернись и сиди тихо. Кроме того, твой жених так не делает, верно?
Аманда отвернулась и подставила голову. Его прикосновения были такими нежными, успокаивающими. Тейлор действительно никогда не касался ее волос, никогда не держал ее за подбородок и никогда не целовал в губы. Но все же она знала, что он любит ее. Любовь — это не только прикосновения. Это уважение и право честно смотреть в глаза тому, кого любишь. А Монтгомери не обладал этими качествами, — Вы женаты? — спросила она, и собственная бестактность поразила ее.
— Нет, и не обручен, и даже не влюблен.
— Тогда вы не знаете, что такое любовь.
— Ты — тоже, так что мы сравнялись в счете.
— Тейлор и я… — начала она, но на мгновение остановилась. — Хотя, что толку вам доказывать? Вы уже все для себя решили, и что бы я ни сказала, вы не измените своего мнения. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь еще?
— Ты имеешь в виду одно из этих твоих «обсуждений»? О внешней политике или причинах, вызвавших войну между Севером и Югом?
— Совсем не плохая тема. Вам, конечно, известно, что рабство было лишь одной из ряда причин. Как профессор экономики…
— Замолчи, или я снова тебя поцелую. Аманда чуть не улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.
— А что вы знаете о ботанике?
— А что ты знаешь о собственной матери? Аманда попыталась отодвинуться от него, но он держал ее за волосы, и она не могла двигаться.
— Думаю, это очень личный вопрос, профессор Монтгомери.
— Принести лимонный пирог? — спросил он, осторожно выбирая крошки из ее длинных густых волос.
Она не выдержала и улыбнулась. Ей удалось забыть о Тейлоре. Теперь, когда она сидела на траве в рубашке чужого мужчины, чувствуя его пальцы в волосах, и Тейлор, и отец отодвинулись куда-то очень далеко.
— Мама расчесывала мне волосы, и мы часто ели лимонный пирог вместе, — тихо произнесла Аманда. Она редко вспоминала мать за два последних года.
— И когда это прекратилось? — Хэнк продолжал водить гребешком по ее волосам, касаясь их обнаженными запястьями. Ему хотелось касаться ее, обнять ее и поцеловать в шею, стянуть рубашку с плеч и…
— Когда мне сказали… — начала она. — То есть когда я обнаружила правду о ее прошлом. Она оказывала на меня плохое влияние.
Хэнк слышал сожаление в ее голосе. Значит, Тейлор разлучил ее с мамой, которая расчесывала ей волосы и кормила пищей, обладающей запахом и вкусом.
— У меня был двоюродный брат, который оказывал на меня дурное влияние. Он давал мне виски и сигареты и водил к… скажем, не к тем женщинам, научил неприлично ругаться и слишком быстро водить машину. Старина Чарльз заставлял меня вытворять всякие безумства — даже если это вредило моему здоровью, а то и могло убить. Удивительно, что я дожил до шестнадцатилетия. Наверное, твоя мать такая же? Выпивает? Или употребляет наркотики? Опиум, например? А может, дело в мужчинах? Она приводила любовников прямо в дом? Или…
— Прекратите! — возмущенно сказала Аманда. — Она никогда ничего такого не делала; Она сама шила мне платья с красивыми воротничками, и покупала лакированные туфельки, и каждое воскресение возила в Кингман есть мороженое, и… — Она резко остановилась, так как почувствовала в душе боль. «Снова Монтгомери заставляет меня страдать», — подумала она.
— Понятно, — сказал он с легким сарказмом в голосе. — Ужасное влияние.
Она отвернулась и высвободила волосы из его рук.
— Вы ничего не понимаете. Вы судите слишком поспешно о том, в чем совершенно не разбираетесь.
— Тогда объясни мне, Аманда, — сказал он, впервые обращаясь к ней по имени. Она обняла руками колени.
— Вы запутали меня. И почему я должна что-то объяснять? Вы — чужой. Вы уедете через несколько дней, так что зачем что-то объяснять?
— А может, ты боишься? Расскажи, что ужасного сделала твоя мать, и я тоже буду ее ненавидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Вы, как всегда, нападали на меня, — ответила она, но в ее голосе не было гнева. Она закрыла глаза и отдалась приятным ощущениям, чувствуя, как его руки касаются головы и волос. День прошел ужасно, она напрасно потратила кучу времени. Профессор Монтгомери не заинтересовался музеем и в грубой форме дал ей это понять. Потом он кричал на нее и вымазал ей лицо в шоколаде — вот уж действительно ужасный день, — но сейчас ей хотелось лежать вот так вечно, в этой дремотной жаре, и чтобы кто-то лил прохладную воду ей на голову.
Когда Монтгомери поцеловал ее, этот поступок показался ей очень естественным. Она не открыла глаза, и только наслаждалась вкусом его теплых губ. Она подняла руки и обняла его за голову. Кончик его языка коснулся ее, и это ей понравилось. Она бы не протестовала и дальше, если бы он не погладил ее грудь.
Ощущение было таким сильным, что она широко открыла глаза. Она оттолкнула Хэнка и села так резко, что мокрые волосы хлестнули ее по плечам, прикрытым рубашкой.
— Как вы смеете! — возмущенно выдохнула она.
— С легкостью, — ответил он, улыбаясь. — И огромным удовольствием. Таким же удовольствием, которое ощутила ты, должен добавить.
— Вы застали меня врасплох! — сказала она и встала.
Он усмехнулся с таким понимающим видом, что она отвела глаза и покраснела.
— Отвезите меня домой, — попросила она. Хэнк тоже встал.
— Конечно. Так и поедем: я — без рубашки, ты — в одном белье и моей рубашке, к тому же с мокрыми волосами.
Аманда даже не смогла представить, что случится, если Тейлор увидит ее вот так. Он бросит ее, уедет. Она разрушит свою жизнь, а отец будет ненавидеть ее из-за того, что Тейлор уехал. Иногда Аманде казалось, что Гаркер любит Тейлора больше собственной дочери.
Аманда тяжело опустилась на траву.
— Да, — тихо сказала она. — Мне придется подождать, пока волосы и платье высохнут.
Хэнку пришлось отвернуться, чтобы сдержаться и не высказать все, что он думает о ее страхе перед человеком, которого, по ее утверждению, она любит. Как ей объяснить, что страх и любовь несовместимы?
— У тебя есть гребешок?
— Да, — ответила она и пошла к машине. Ее чувства пришли в смятение, и больше всего ей хотелось, чтобы Монтгомери никогда не приезжал. Она должна избавиться от него. Сегодня же вечером она скажет Тейлору, что профессор — невозможный человек и она не может находиться рядом с ним. Тейлор должен понять. Он поймет и позволит… «Обязательно», — сказала она сама себе. Они больше не учитель и ученица, они любят друг друга, поэтому на равных обсудят ситуацию и…
— Сиди спокойно, — сказал Хэнк и начал осторожно вычесывать кусочки торта из ее волос.
— Профессор Монтгомери, вы не должны ко мне прикасаться, — сказала она и отодвинулась.
— Потому что на это имеет право только твой возлюбленный? Слушай, мне жаль, что так получилось с тортом, и я прошу прощения, ладно? А теперь повернись и сиди тихо. Кроме того, твой жених так не делает, верно?
Аманда отвернулась и подставила голову. Его прикосновения были такими нежными, успокаивающими. Тейлор действительно никогда не касался ее волос, никогда не держал ее за подбородок и никогда не целовал в губы. Но все же она знала, что он любит ее. Любовь — это не только прикосновения. Это уважение и право честно смотреть в глаза тому, кого любишь. А Монтгомери не обладал этими качествами, — Вы женаты? — спросила она, и собственная бестактность поразила ее.
— Нет, и не обручен, и даже не влюблен.
— Тогда вы не знаете, что такое любовь.
— Ты — тоже, так что мы сравнялись в счете.
— Тейлор и я… — начала она, но на мгновение остановилась. — Хотя, что толку вам доказывать? Вы уже все для себя решили, и что бы я ни сказала, вы не измените своего мнения. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь еще?
— Ты имеешь в виду одно из этих твоих «обсуждений»? О внешней политике или причинах, вызвавших войну между Севером и Югом?
— Совсем не плохая тема. Вам, конечно, известно, что рабство было лишь одной из ряда причин. Как профессор экономики…
— Замолчи, или я снова тебя поцелую. Аманда чуть не улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.
— А что вы знаете о ботанике?
— А что ты знаешь о собственной матери? Аманда попыталась отодвинуться от него, но он держал ее за волосы, и она не могла двигаться.
— Думаю, это очень личный вопрос, профессор Монтгомери.
— Принести лимонный пирог? — спросил он, осторожно выбирая крошки из ее длинных густых волос.
Она не выдержала и улыбнулась. Ей удалось забыть о Тейлоре. Теперь, когда она сидела на траве в рубашке чужого мужчины, чувствуя его пальцы в волосах, и Тейлор, и отец отодвинулись куда-то очень далеко.
— Мама расчесывала мне волосы, и мы часто ели лимонный пирог вместе, — тихо произнесла Аманда. Она редко вспоминала мать за два последних года.
— И когда это прекратилось? — Хэнк продолжал водить гребешком по ее волосам, касаясь их обнаженными запястьями. Ему хотелось касаться ее, обнять ее и поцеловать в шею, стянуть рубашку с плеч и…
— Когда мне сказали… — начала она. — То есть когда я обнаружила правду о ее прошлом. Она оказывала на меня плохое влияние.
Хэнк слышал сожаление в ее голосе. Значит, Тейлор разлучил ее с мамой, которая расчесывала ей волосы и кормила пищей, обладающей запахом и вкусом.
— У меня был двоюродный брат, который оказывал на меня дурное влияние. Он давал мне виски и сигареты и водил к… скажем, не к тем женщинам, научил неприлично ругаться и слишком быстро водить машину. Старина Чарльз заставлял меня вытворять всякие безумства — даже если это вредило моему здоровью, а то и могло убить. Удивительно, что я дожил до шестнадцатилетия. Наверное, твоя мать такая же? Выпивает? Или употребляет наркотики? Опиум, например? А может, дело в мужчинах? Она приводила любовников прямо в дом? Или…
— Прекратите! — возмущенно сказала Аманда. — Она никогда ничего такого не делала; Она сама шила мне платья с красивыми воротничками, и покупала лакированные туфельки, и каждое воскресение возила в Кингман есть мороженое, и… — Она резко остановилась, так как почувствовала в душе боль. «Снова Монтгомери заставляет меня страдать», — подумала она.
— Понятно, — сказал он с легким сарказмом в голосе. — Ужасное влияние.
Она отвернулась и высвободила волосы из его рук.
— Вы ничего не понимаете. Вы судите слишком поспешно о том, в чем совершенно не разбираетесь.
— Тогда объясни мне, Аманда, — сказал он, впервые обращаясь к ней по имени. Она обняла руками колени.
— Вы запутали меня. И почему я должна что-то объяснять? Вы — чужой. Вы уедете через несколько дней, так что зачем что-то объяснять?
— А может, ты боишься? Расскажи, что ужасного сделала твоя мать, и я тоже буду ее ненавидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75