Георг ощупью пошел на этот свет. Обоняние сразу подтвердило ему правильность адреса: пахло слесарной мастерской. И к этому примешивался еще один запах – запах свечей.
Дверь в квартиру слесаря была приоткрыта, и Георг заглянул в щель. Сердце у него так колотилось, что в этот миг он не мог бы выговорить ни слова. В комнате что-то поблескивало. – Что это? – свет свечей, точно на елке. От волнения он прикоснулся к двери, так что щель расширилась. Тут он увидел на столе в слесарной мастерской покойницу – крупную, толстую женщину. По обеим сторонам бледного, добродушно улыбавшегося лица трепетало пламя двух свечей. Он услышал, как кто-то всхлипнул, а потом громко откашлялся. Чья-то тень поползла по стенам и потолку, и громкий, грубый голос крикнул:
– Кто там?
– Простите за беспокойство, – пробормотал Георг, в то время как чья-то фигура уже приближалась к двери.
Рослый, плечистый человек стоял перед Георгом. Глаза у него были заплаканные. По-видимому, он растирал их грязными кулаками: толстые, черные ободки лежали вокруг глаз, как фантастические очки.
– Что вам надо? – грубо спросил мужчина, устремив на Георга пристальный и горящий взгляд.
– Я пришел очень некстати, – тихо ответил Георг. Взгляд этого человека испугал его. – Мне нужно было кое-что узнать.
Он спросил, живет ли еще здесь Христина Мерц. На лице у слесаря появилось презрительное выражение.
– Мерц? – заворчал он. – Ее здесь давно, давно уже нет. Но вам-то от нее что нужно, молодой человек? Уж не хотите ли вы заплатить по ее долгам? Она еще нам за Квартиру должна, за два месяца.
Георг попятился, пробормотав слова извинения.
Слесарь вышел за дверь и крикнул ему вдогонку:
– Тут еще осталась картонка этой особы со старыми тряпками. Не за нею ли вы пришли? Я вам ее принесу.
– Ничего мне на надо, – сказал Георг, торопливо шагая к воротам.
– Да подождите же вы! – закричал слесарь. – Куда вы так бежите? Подождите! Я ведь ничего худого не хотел сказать. Эй, вы!
У трактира возле ворот слесарь догнал его. Тут только Георг заметил, что этот человек с грязным лицом пьян.
– Вы хотели узнать про Христину? Я вам расскажу про нее.
– Расскажете?
– Да, пойдем.
С настойчивостью пьяного он потащил Георга в трактир.
– Мы по-хорошему поговорим о ней. – продолжал он, усадив Георга на стул, – по-хорошему. Дай коньяку, Антон! – крикнул он хозяину в безрукавке. – Да, Христина – славная девчонка, тонкая штучка, но… Я ведь вас пугать и обижать не хотел, – обратился он снова к Георгу и придвинул к нему рюмку. – Этого у меня в намерении не было. Вы видели, там лежит моя умершая жена, вот почему я так из себя выхожу по всякому поводу. – Он опрокинул в гсрло рюмку коньяку и заставил выпить Георга. – Пейте, молодой человек, вы слишком бледны. Эй, Антон!.. Ведь и Христина подчас любила опрокинуть рюмочку. Не так уж она была строга.
– Христина? – в изумлении перебил его Георг.
– Ну да, Христина. Случалось, они вечером вместе распивали по рюмочке, ваша Христина и та, что там лежит. – Руш ткнул большим пальцем через плечо. – Как-то, знаете, она села на дрожки и – что вы на это скажете? – вывалилась с другой стороны. И смеялись же мы, ха-ха-ха, все смеялись! Ну, что ж такое? У всякого из нас свои слабости.
– Христина упала с дрожек?
– Да нет же, нет, та, что там лежит, с дрожек упала. Да пейте же вы, пейте до дна. Докажите, что не сердитесь на меня!
У Георга жгло в глазах. Он спросил, давно ли съехала Христина.
Слесарь призадумался. Сморщил заплаканное лицо.
– Давно ли? – сказал он. – Дайте подумать. Да, давно ли? Эй, Антон, может, ты помнишь? Эта маленькая, черная, знаешь, такая хохотунья?
– Она и в этом заведении бывала? – спросил Георг, стараясь скрыть удивление.
– Разумеется. Она никогда компании не портила, смеялась, шутила, забавные штуки рассказывала. Славная девчонка, шалая! Она собиралась на сцену. Всегда болтала нивесть что про какую-то актрису, у которой друг – миллионер. С ней вместе она и хотела на сцену пойти. Или в кино.
«Все это фантазия, – думал Георг. – Он ведь пьян».
– А куда Христина перебралась – вы не знаете? – спросил он.
Слесг. рь снова сморщил лицо, раздумывая. Казалось, он заплачет.
– Дайте подумать, – ответил он, – помнится, она вдруг исчезла. Не знаю. Дайте мне только подумать.
Хозяин принес еще две рюмки коньяку.
– Скажите мне, пожалуйста, – пристал слесарь к Георгу, – вы художник? Христина всегда рассказывала, что водит знакомство с художниками. За ваше здоровье! Эй, Антон, – обратился он вдруг к хозяину, – можно ли мне тут сидеть? Она там лежит, а дверь открыта. У нее с пальца еще не снято кольцо. Здесь в доме такой сброд живет, без всякой совести. В нашем городе все возможно, милый человек! Знавал я одного отчаянного парня. Он мне рассказывал, что забрался как-то в Груневальде в одну виллу, – и что же он вдруг видит? Лежит покойник, еврей. Но это не помешало ему унести все серебро. Вот какие тут люди, сударь мой! А вот я вам еще другую историю расскажу, – продолжал он, охмелев, придвинулся к Георгу и положил на его руку свою тяжелую ладонь. – Слушайте, это такая замечательная история, какой вы еще никогда не слыхали. Такой истории вы и в газете не найдете!
«Вот сейчас я уже не молодой, а посмотрели бы вы на меня, каким я был двадцать лет назад. Лихим малым я был! И была у меня тогда девчонка, ее звали Марихен. Глаза у нее были, как у серны, такие большие и кроткие И была она стройная и нежная, а росту вот такого, понимаете, – не выше подростка. Но уж таковы жен Щины, захотелось ей иметь лакированные туфли, а потом ботинки с серым верхом, а когда она получила ботинки с серым верхом, то подавай ей сапожки на пуговках. И так без конца. И со шляпами было то же, что с обувью. В ту пору я работал на заводе в Вайсензее, и моих заработков не хватало на все ботинки и шляпы, и платья, которые хотела носить Марихен. А когда я их не покупал ей, Марихен уходила к другому, потому что за нею бегали все мужчины!
«Но слушайте дальше, – продолжал Руш, – слушайте дальше, и вы будете удивляться. На заводе был у меня товарищ, простой слесарь, но когда по воскресеньям он выходил на улицу, вы подумали бы, что он барон. Как он это делал – непонятно. Его звали Рот.
«Вот как-то приходит ко мне этот Рот и говорит: слушай, Руш, хочешь заработать много денег? Я говорю: отчего же? – потому что день рождения Марихен был на носу, а у меня в кармане – ни гроша. Марихен три раза в год справляла день рождения. Но глаза у нее были такие красивые, а когда она говорила, – голос такой нежный, и когда она танцевала, все себе шею выворачивали, на нее глядя, так почему же ей было не справлять три раза день рождения? Я вам это коротко расскажу. Этот Рот сбил меня с пути. Давно это было, и тут стыдиться нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94